Любить буду жестко (СИ) - Царицына Екатерина

Меня затрясло от облегчения.

Жива!

Остальное по боку.

Едва глянул на тела своих людей, защищавших номер и трупы беглых зеков, свивших себе уютное гнездышко в старообрядческой деревеньке посреди глухого леса.

В коридоре все еще ждали трое громил, одетых в косоворотки и смазные сапоги.

Решение принял за долю секунды. Убрал глок, чтобы в номере не услышали стрельбу. И бросился на мудаков с охотничьим ножом. Положил всех, но одному удалось меня достать, резанул по лицу финкой, сука, едва глаз не задел.

Адреналин бушевал в крови так, что дверь в номер выбил ногой, а мог и стену снести.

Увидел Ингу под грязнорылым уродом, он уже почти ее трахал. Ярость ослепила, тормоза сорвало окончательно. Голыми руками рвать готов был, нож остался в горле мудака, раскроившего мне рожу, но это не остановило. Замочил обоих зеков и тварь Макара, пытавшегося достать меня из пистолета. Но трясшегося так, что и с двух шагов промазал.

Ударил его по горлу, сломав кадык. И все еще не насытился кровью, все еще готов был рвать и убивать дальше, но за спиной раздался тихий стон.

Обернулся резко и мой мир рухнул. Погрузился в темноту, оставив только хрупкую девушку с блестящими от слез глазами и грудью, залитой кровью. Крошечное отверстие было чуть повыше груди, под ключицей и из него вытекала жизнь моей девочки.

Замер на мгновение не в силах поверить, что это правда, что Инга ранена и может умереть.

Не стал тратить время на бесполезные утешения, сорвал с кровати одеяло, метнулся в ванную. Одеяло бросил под душ и врубил воду. С вешалки сорвал полотенца и быстрее к Инге, перевязать рану. Вот теперь можно и утешить.

- Я тебя вытащу, только держись. Не умирай, Инга, слышишь? Ты нужна мне, маленькая. Я же без тебя жить не смогу, - шептал, пока одним полотенцем прижимал рану, а вторым бинтовал наспех.

Внизу наверняка уже кареты скорой ждут. Сквозь рев огня я слышал вой сирен.

Ей помогут, обязательно помогут, надо только спуститься, пройти сквозь огонь.

- Данте, прости… - прошептала Инга бледными губами и ее переменчивые глаза закрылись.

- Нет! Блядь, Инга! С тобой все будет хорошо, слышишь?!

Она не ответила, обмякла у меня на руках и не шевелилась, замерла, как истерзанная колючей проволокой птица.

Приник к ее губам, уловил дыхание, слабое, прерывистое. Дыхание смерти.

Моя малышка говорила, что я немного влюблен в смерть, но почувствовав ее привкус на губах Инги я едва не потерял рассудок.

- Ты не умрешь, - прорычал моей амазонке, моей бесстрашной, сильной девочке.

Вернулся в ванную за одеялом, накрылся им с головой и поднял на руки Ингу. В коридоре уже ревело пламя, ад разверзся на земле, чтобы отнять ее у меня.

Родители будто что-то знали, когда давали мне имя. Данте прошел сквозь преисподнею, и я пройду. Должен, ради Инги. Должен, ради того, чтобы исправить то, что сломал. Чтобы спасти ее.

Я ринулся навстречу огню, крепко прижимая к себе самое дорогое сокровище, которое подарила мне судьба, а я не смог уберечь.

Глава 31

Глава 31

- Инга, маленькая, открой глаза, пожалуйста, посмотри на меня…

Голос точно принадлежал Данте, но с такой нежностью он обращался ко мне только, когда мы были вместе.

- Амазонка, давай же, приди в себя, ты сильная, ты сможешь…

Могу, но не хочу. Вообще больше не хочу ничего и никого видеть, слишком страшно.

Я лежала на кровати, грудь болела и ее сдавливала тугая повязка. Меня ранили, Макар в меня стрелял, а Данте… Застонала, вспомнив, как Данте сломал шею насильнику, как он бросился на тех, кто меня бил.

Стоило подумать об ударах, как заныли ушибы на спине и животе. Снова застонала, если я в клинике, то почему так больно? Почему мне не сделают укол и не дадут воды. Ужасно хотела пить, в горле пересохло, а язык напоминал наждачку.

- Милая, тебе больно? Инга, посмотри на меня.

Пришлось открыть глаза, пришлось взглянуть на Данте. Он сидел рядом с койкой и держал меня за руку, слегка поглаживая кожу.

- Пить, - прохрипела, как старая развалина. Собственно, именно так я себя и чувствовала, будто мне не двадцать, а все сто двадцать.

Данте осторожно положил мою руку на кровать, взял с тумбочки графин с водой и налил в высокий стакан. Глаза постепенно привыкали к свету, заливавшему больничную палату, и я смогла его рассмотреть. На левой щеке алел белел широкий пластырь, скрывавший порез, полученный в драке. Правая рука забинтована от запястья до плеча.

На Данте были не привычные джинсы, а пижамные брюки. Бинты виднелись из ворота футболки. Похоже, ему тоже надо было лежать, а не нянчиться со мной, и все же он был здесь, рядом.

По щеке скатилась слеза.

Данте ее заметил, нажал кнопку вызова медсестры, решив, что мне больно. Мне и было больно, но от этой боли не поможет ни одно лекарство. Ныло и кровоточило сердце.

- Давай, я тебя подниму, - он осторожно приподнял меня за плечи и помог сесть повыше, поднес стакан к моим губам и ждал, когда я напьюсь.

- Они хотели меня изнасиловать, Данте, они хотели, - разрыдалась, едва он убрал стакан от моих губ и поставил на тумбочку.

- Знаю, малыш, тише, с тобой все хорошо. Тебя больше никто не тронет, я не позволю, - произнес Данте, стирая слезы с моих щек, но не решаясь обнять.

- Макар был с ними, как же так? Данте, как же так? – Слезы не останавливались, я потянулась к нему и осторожно обняла, чтобы не растревожить ни его раны, ни свои.

Данте гладил меня по голове и тихо повторял, что все хорошо, что никто больше меня не тронет. Я так хотела ему верить, так хотела думать, что боль закончится. Данте не отпускал меня, пока медсестра, пришедшая сделать укол обезболивающего, проверяла показания приборов и ставила мне капельницу. Он баюкал меня как ребенка, а я доверчиво льнула к нему, уверенная, что в этот момент он меня не обидит, не причинит зла.

- Прости меня, Инга, - прошептал Данте, когда мы остались одни, - прости за то, что не врезал по роже Ромке, чтобы добраться до тебя год назад. Я должен был выяснить, что произошло еще тогда, а не вести себя, как подросток в пубертате, обидевшись на то, что ты начала встречаться с этим ублюдком. Прости, что не убил Макара раньше. Прости, что пытался изнасиловать, и за то, что на берегу было тоже прости. Я таким мудаком был.

Данте нежно поцеловал меня в лоб, стер поцелуями слезы со щек. Мы льнули друг к другу, как спасшиеся после кораблекрушения. Единственные выжившие в страшный шторм, выброшенные на необитаемом острове. Нам надо было разрушить до основания мир, чтобы остаться вдвоем на руинах и признаться в первую очередь самим себе, как много мы потеряли из-за недомолвок и нашей слабости.

- И ты меня прости, что не выслушала тогда, что замкнулась в своей боли, и приняла предложение Макара, что отталкивала тебя, - прикоснулась губами к его шее, лизнула, пробуя на вкус его кожу.

- После выписки я отвезу тебя домой, забудь про соглашение, я не должен был предлагать тебе такое, снова повел себя, как козел. Малыш, только скажи, как мне все исправить, я костьми лягу, ради тебя.

- Не бросай меня больше, не уходи никогда.

Данте замер, осторожно взял меня за плечи и чуть отстранил.

- Инга, я думал… блядь, я же с тобой, как с последней шалавой поступил, девочка, ты уверена, что хочешь быть со мной?

- Глупый, я всегда хотела только этого, - добавила, проведя кончиками пальцев по контуру пластыря, заклеивавшего рану на его лице, - я хотела, чтобы ты меня любил.

Данте задрожал, сжал мои плечи сильнее.

- Я любил, Инга… и люблю.

Эпилог

Эпилог

Нервничала ужасно, от волнения сводило пальцы и в животе начиналась революция.

Ромка обещал приехать на свадьбу, но я не была уверена в том, что брат действительно придет. Если с Данте у нас все было хорошо, то с братом сохранялась холодность. Мы изредка созванивались, вели непривычно сухую переписку. Ромка мотался по экспедициям и часто отговаривался тем, что находится вне зоны доступа, а я не знала, как себя с ним вести, учитывая, что после всего осталась с Данте. Но я теперь свою жизнь без него не представляла.