Эдуард Снежин - В тенетах суккуба
— Гера тоже мне это говорил, когда сватал на работу.
Тема, затронутая Людмилой, на стыке технических и гуманитарных наук, заинтересовала меня. Всю жизнь не мог я определить, что больше влечёт меня? В детстве с энтузиазмом собирал схемы радиоприёмников, но не с меньшим увлечением садился писать философские стихи и рассказики, на тему смысла жизни.
— Вот чем ты занимаешься. А как-нибудь пригласишь в лабораторию, посмотреть на практике?
— Всегда, пожалуйста! Я завела этот разговор для тебя, приходи, посмотришь на свою рваную ауру. А через это лезут в душу всякие гадкие виртуальные сущности, демоны.
— Да ну! Запугаешь совсем.
— А мы пробуем лечить раскрытую ауру, пытаемся превратить в замкнутый защитный кокон.
— Интересно! Обязательно приду, как с ремонтом управлюсь.
— Звони!
Я поцеловал на прощанье Людмилу с непритворной нежностью и подумал, что пообщайся мы с ней сразу так, моя душа потянулась бы к женщине, и сексуальный акт, наверняка, окрасился бы душевным порывом.
XIV
В динамиках тихо завывали чарующие звуки «Пинк Флойда». Я только закончил покраску пола в комнате, как в дверь позвонили.
— Заходите, у меня руки в краске, — крикнул я.
Незапертая дверь открылась.
— Оторва! — выдохнул я.
В полутёмном проёме двери словно зажглась новогодняя иллюминация. Такую энергию излучала улыбающаяся Лариса, что, казалось, вся светится, с радужным ореолом вокруг!
Она бросила в угол коридора сумочку и сняла с моих рук замазанные краской перчатки.
— Как славно воняет у тебя мой милый маляр! — прощебетала она со свойственным ей саркастическим юмором и, я, ошарашенный, очутился в кухне, бесцеремонно затянутый туда за член, в который она вцепилась сквозь штаны.
Так же очумело не сопротивлялся я, когда она встала на колени, выпотрошила моё достоинство поверх джинсов, и всосала его в рот.
Я нимало не задумывался, что это с её стороны: беспроигрышный манёвр на сближение после всего или искреннее утоление голода по мне любимому? Я испытал великое облегчение души, как будто сбросили с меня непосильный груз, неотвратимо прижимающий к самой земле.
Всякая способность к размышлению покинула меня.
Я просто закрыл глаза и предался блаженству, разлившемуся от пальцев ног до макушки головы. И только иногда вздрагивал, опасаясь проснуться и, как в первый раз, когда Лариса отдалась мне, крутилось в голове: «Так не бывает!»
Я не стал допрашивать девушку и устраивать разборки, боялся узнать подробности, вгоняющие в стресс, и так слишком много пережил. К тому же был уверен, что рано или поздно Лариса «расколется» сама, природное стремление к откровенности часто побеждало в ней обманную хитрость, в которой она достигла непревзойдённого профессионализма.
Но в первый день напомнил наше соглашение с её родителями — не пить месяц.
— Конечно, — радостно согласилась она, — мне мама́ подарила книжку про лечебное голодание, — вытащила она из сумки тонкий томик, — оказывается, голодание лучше всего лечит от алкоголизма. Там пишут, что надо голодать три недели, но мы же не алкоголики, правда? Нам хватит одной.
— Знаю я про этот метод, даже сам голодал, и очень здорово посидеть недельку на одной водичке, чистится организм.
— Так, заканчиваем быстренько ремонт, что там осталось: кухня и коридор? и переселяемся голодать ко мне. Тут у тебя, — вдохнула она воздух, — будешь питаться ацетоном.
В Ларисе бурлила неуёмная энергия не только к радостям жизни.
С воодушевлённым подъёмом сдирала она в коридоре и на кухне всё лишнее и покрикивала на меня:
— Шевели помидорами! — как будто, я залез на неё меж ног, но ленился выполнять мужские функции.
В результате, на окончание ремонта ушло всего пару дней.
Мы лежим голые, расслабленные после бурного акта любви. Любовь — наша единственная пища уже третий день. Я голодаю в лечебных целях не в первый раз, и пришёл к чёткому выводу: голод не уменьшает, а обостряет сексуальное желание.
Чтобы найти подтверждение этому, я раздобыл роман Золя «Жерминаль», на последней странице которого влюблённые, оказавшись без пищи, заваленные в шахте, сливаются телами в страстном возбуждении.
— Я устрою тебе такое возбуждение, — с ленивым акцентом, так будоражущим меня всегда, говорит девочка, — что забудешь читать мне глупые книжки.
С этим, она достала из тумбочки медицинский термометр и … начала старательно впихивать его в щель моей головки.
— Ты что?! — возмутился я.
— Разве тебе больно?
— Да нет, но он стеклянный, может сломаться.
— Испугался! Тогда суй мне!
Она раздвинула свои широкие бёдра и засучила пальцами влагалище.
— Для тебя он маловат, — засомневался я.
— Дурак! Суй в уретру!
И, поскольку, я раздумывал, прикрикнула:
— Да ты до сих пор не знаешь, откуда женщины писают? Бедный малыш!
— Зачем тебе это?
— Узнаешь на практике!
— Ладно, получай, — согласился я, вспомнив сцену с шампанским в грудь, и, осторожно, начал вставлять градусник в узенькую дырочку на внутренней стенке влагалища под клитором.
К моему удивлению, он зашёл туда весь, и я только крепко придерживал его краешками пальцев за верхний кончик, чтобы не провалился.
Но тут Лариса отбросила мою руку и ударила градусник по шляпке. Медприбор, к моему ужасу, скрылся в отверстии весь без остатка, а Лариса завибрировала задницей и застонала. Я испугался так, что сразу бросился к телефону, звонить в скорую.
Чертовка захохотала:
— Успокойся!
Я понял, что это был обыкновенный оргазм, достигнутый необыкновенным методом.
Удовлетворившись, Лариса произвела влагалищными мышцами сокращательное движение, и градусник выскочил из отверстия.
— Вот как! — только изумился я.
— Теперь будем совать тебе.
Не было никакого желания испытывать этот эксперимент на себе, но мужское самолюбие не позволяло отступать после героического примера партнёрши.
Она не стала церемониться и запихала градусник полностью в мою щелку. После этого член непроизвольно задубенел и, не смотря на страх, чего-то захотелось.
Лариса оседлала меня сверху и принялась осторожно накачивать.
Через пару минут градусник выстрелил в её влагалище, а я ощутил болезненное и, в то же время, по необычному приятное, излияние жидкости по семенному канатику, раздражённому вставленным предметом.
— Ну, как? — спросила ведьмочка.
— Супер! — прохрипел я. И тут же добавил:
