Ольга Погодина-Кузьмина - Власть мертвых
Радик приехал с женой, располневшей, одетой крикливо и не к лицу. Добрынин сразу вклинился в кружок щебечущих подружек Кристины, а Котов попросил особо познакомить его с сестрой невесты.
Максим сказал:
– Мой школьный товарищ Андрей Котов, или просто Кот.
– Конфуцианский кот, – поправил приятель.
– И что это значит? – спросила Аглая.
– Что я обрел сансару в глубине ваших глаз.
Та только пожала плечами.
– Все хвалят мои глаза, потому что я толстая. Зато не употребляю героин.
Кристина, изящно сжимая ножку бокала, другой рукой подхватила Максима под локоть.
– Не обижайтесь на сестру, на самом деле она очень умная. Мы обе учились в Московской экономической школе, потом в Англии. Я тоже круглая отличница, но ей все предметы давались очень легко.
Кот сделал масляные глаза.
– Я и не думал обижаться. Мне нравятся девушки с юмором. А вам?
– Мне девушки не нравятся, – заявила младшая сестра.
– А мне очень нравится Петербург, особенно такие места, как это, – снова попыталась всех примирить Кристина. – Конечно, в Москве лучше ночная жизнь, там весело, сплошной водоворот событий. Зато у вас богатая культура.
– Водоворот событий можно организовать и здесь, – пообещал Котов.
– Конечно, если у тебя есть деньги, – беспощадно заметила Аглая.
Максим не хотел ни слушать, ни говорить никаких официальных речей, но Лариса настояла на короткой церемонии. Она сама произнесла несколько напутственных слов у микрофона, перед зеркалом, Максим надел на пальчик Кристины кольцо, Аркадий Борисович провозгласил тост. После поздравлений на сцену вышли актеры, обещавшие под фортепьянную музыку «погрузить гостей в неповторимую атмосферу Серебряного века».
Добрынин подошел к Максиму и сказал:
– Радик уходит. Там кто-то обидел его жену. Я ему сказал, что тут люди «на понтах», если хочешь, чтобы тебя приняли, надо соблюдать жесткие правила. Но он выпил и бычит.
– Его дело, – пожал плечами Максим.
– Ну а ты как? Чувствуешь турбулентность?
– Пока нет, – искренне признался Максим.
– А мне тут одна сказала, что, когда встречается со своим парнем, он выкупает для них двоих весь кинотеатр. Не любит, когда рядом находятся чужие люди.
– У богатых свои причуды. Хотя учти, они тут все с перспективой.
Приятель подмигнул:
– Стараемся, угождаем как можем.
Бледненькая, посерьезневшая Кристина возражала одной из подруг:
– Лично я не вижу ничего плохого в золотой молодежи. Я включаю в это понятие другое определение. Да, кто-то просто прожигает миллионы и ни к чему не стремится в жизни, а кто-то получает на эти деньги прекрасное образование, чтобы потом править этой страной.
– Представляю, что будет, когда за страну возьмутся эти тупые инфантильные снобы, – хмыкнула Аглая.
– Обладающих умом тоже очень много, – обиделась Кристина. – Хотя, конечно, есть неприятные люди и в нашем кругу. Просто вокруг богатых всегда много зависти… кто-то от природы не умеет искренне радоваться эмоциям и чувствам за других. Нас не любят просто за то, что мы есть.
– У меня в телефоне имеется список бедных людей, которые очень любят богатых, – встрял в разговор Добрыня. – Кому бы они кокс бодяжный барыжили?
В рифму его замечанию актриса в клоунском гриме, бренча по клавишам расстроенного инструмента, запела Вертинского: «Что вы плачете здесь, одинокая, глупая деточка…»
Отец, который появился в зале перед самой церемонией, о чем-то разговаривал со Струповым и Ларисой. Холодным взглядом он обводил зал и время от времени улыбался какой-то волчьей улыбкой, не предвещающей ничего хорошего. Но Лара слушала его с таким вниманием, что Максим невольно почувствовал ревность.
– Я не вижу катастрофы. К тому же тирания – не причина, а, как правило, следствие оптимального для России общественного устройства. Мы просто вернулись к старым добрым принципам управления времен Золотой Орды. Видимо, нам это ближе, чем Древний Рим.
– Какие же это добрые принципы?
– Русский человек не рационален, он мыслит метафизически. Духовные абстракции для нас всегда будут выше всего материального. Например, для нас власть выше собственности. Теряя власть, человек, как правило, теряет и все, что ему принадлежит. Так было при царях, при советском строе, и мы к этому снова вернулись, с одной поправкой – теперь можно что-то спрятать за границей, на территории легальной экономики. Собственно, ради этой поправки, видимо, инициировались все наши так называемые демократические реформы. Как уступка Западу, который милостиво позволил нам влить в свою экономику наши миллиарды.
– Как так духовное выше материального? – удивился Струпов. – Народ только и делает, что хапает. Найди хоть одного, кто не ворует в карман.
– Деньги – чистая абстракция, для нас это не рациональная вещь. Легальные, оприходованные, протестантские деньги служат прагматичным целям. Их можно инвестировать в развитие и улучшение жизни: в строительство дорог, прокладку инженерных сетей, в работу школ и больниц. А у нас сплошная метафизика. Мы строим дороги, школы и больницы только затем, чтобы на этом кто-то мог нажиться.
– Вы остроумный человек, Георгий Максимович, – сказала Лариса. – Но все же вы меня не убедили. Для меня очевидно, что повсеместное воровство и коррупция связаны с расшатыванием духовных основ общества.
Отец посмотрел на нее с веселым интересом.
– Какое же расшатывание? На мой взгляд, мы никогда не были настолько сплоченными, как сейчас. Все решения принимаются единогласно. Можно называть это круговой порукой, а можно – взаимопомощью и коллективной ответственностью. Это значит, люди у власти ставят общие интересы выше личных. Другое дело, что это сословные интересы, и представителям других сословий ваши решения не всегда понятны. Но справедливость выше закона. Справедливость не регламентируется, это нечто метафизическое, мне отмщение и аз воздам. Русскому человеку, даже если он находится на самой низкой ступени социальной лестницы, приятно сознавать, что он особенный, сложный, нерациональный. Что для него закон не писан.
Струпов неожиданно согласился.
– Тут ты прав, народишко избаловался. Пора гайки прикрутить, и наверху это уже поняли. Вон сколько громких дел коррупционных. И сажают, дают реальные сроки… Я не о присутствующих говорю.
– Почему не о присутствующих? – Отец усмехнулся так, что даже Максим ощутил исходящую от него агрессивную силу. – Сто семьдесят четвертая, легализация и отмывание доходов, нажитых преступным путем, идет прицепом почти ко всем экономическим статьям. А срок по ней от десяти до пятнадцати, относится к особо тяжким. Ты скажешь, у нас пока несовершенное законодательство, а я скажу, что так проще держать элиту в кулаке. Монгольский каганат знал одно главное преступление перед властью – предательство общих интересов.
