Юлия Шилова - Интриганка, или Бойтесь женщину с вечной улыбкой
— Я слесарем в РЭУ недавно работал, но меня уволили.
— Как уволили? Почему?
— За пьянство. Послушай, Мишка, ты же мне друг детства. Будь человеком, дай на бутылку.
— Значит, ты меня узнал! — еще больше обрадовался Майкл.
— Узнал, несмотря на то что ты такой гусь лапчатый. Ряженый весь.
— Да ладно тебе. — Майкл слегка отшатнулся. Видимо, запахом отстойного перегара разило так, что было очень трудно устоять.
— А ты что у нас делаешь?
— Да так, в Россию по делам прилетел. Решил дом увидеть, вспомнить свою молодость.
— Ностальгия мучает?
— Да не то чтобы ностальгия, но есть маленько. Я ведь уже американец. Как бы меня в Россию ни тянуло, а жить здесь я уже не смогу. Мой дом там.
— Ну и как там, в Америке? Как живется в мире загнивающего капитализма?
— В мире загнивающего капитализма живется просто прекрасно, только капитализм там не загнивающий, а процветающий.
Мужчина посмотрел на стоявший у дома серебристый «Мерседес» и с интересом спросил:
— Твоя машина?
— Это мне по работе дали. А дома у меня несколько машин.
— А как же ты на нескольких ездишь? — В голосе мужчины послышалась злость.
— Под настроение. Какое настроение, такую машину из гаража и выгоняю. Вообще-то я сам за рулем не люблю сидеть, у меня для этих целей водитель есть.
— Хорошо тебе. Значит, буржуем стал.
— Да какой я буржуй. Посмотри на меня. Разве я на него похож?
— Еще как. Хорошо тебе.
— Да и не так уж мне хорошо. Я просто много работаю. Кстати, как там Зина?
— Нормально. Что с ней будет-то?
— Не обижаешь?
— Если не выпросит, то не обижаю. Баба должна знать свое место.
— Это собака должна знать свое место, а женщина-то при чем?
— Баба она и есть та же самая собака, разве только что не воет.
— Паша, а хочешь в кафе какое-нибудь заедем? Посидим, выпьем, за жизнь поговорим. У меня еще есть полчаса.
— Да я как-то не одет, чтобы по кафе ходить. Послушай, будь другом, дай мне на бутылку по старой дружбе. Если не хочешь по старой дружбе, то, когда ты в следующий раз из своей Америки приедешь, я тебе обязательно отдам.
— Да не нужно мне ничего отдавать.
Растерянный Майкл полез в карман, достал из него бумажник и вытащил пару стодолларовых купюр.
Обезумевший мужчина выхватил предложенные ему доллары и расплылся в безобразной улыбке, обнажив при этом свои гнилые зубы.
— Столько хватит?
— Хватит. Ты не представляешь, как я тебе благодарен. Век не забуду. Я тебе в следующий раз обязательно отдам.
— Да не нужно мне ничего отдавать.
В этот момент из дома вышла спившаяся женщина, от которой за версту несло перегаром. На голове женщины была грязная, поеденная молью косынка, а ее давно не стиранная одежда вызывала даже не жалость, а раздражение на то, что такие, как она и ей подобные, позорят наш женский род. Пашка бросился к женщине и замахал перед ее лицом двумя стодолларовыми купюрами.
— Зина, Зинка! Смотри, сколько у нас теперь денег! Теперь можно бухать целый месяц!
— А кто дал тебе такие деньги? — смачно сплюнула на землю женщина и закашлялась так, будто у нее туберкулез.
— Мишка.
— Какой еще Мишка?
— Да вот, перед тобой стоит. Он раньше в нашем доме на втором этаже жил.
— Мишка?! — Женщина поправила свою косынку и подозрительно посмотрела на Майкла. — Это, что ли, который в Америку уехал?
— Точно! С которым ты раньше любовь крутила. Представь, если бы ты тогда его, а не меня выбрала, то была бы сейчас такой же буржуйкой, как и он.
— Здравствуй, Зина. — В голосе Майкла послышалась неподдельная грусть.
— Мишка, ты, что ли? — брезгливо посмотрела на него женщина. — Ты что сюда прикатил? Посмеяться над нами хочешь? Не терпелось посмотреть, какими мы стали? А мы такие, какие есть. Мы по американским улицам не гуляем, на лимузинах не ездим, в дорогих ресторанах не сидим. Пожалеть нас решил, денег дал. Что-то вроде благотворительности. Так вот жалеть нас не нужно. Мы нормально живем, и нас все устраивает. Я с Пашкой счастлива и ни о чем не жалею.
— Зина, не понимаю, почему ты злишься? Я просто так приехал. Хотелось увидеть свой дом. Я и не знал, что его скоро будут сносить.
— Будут, — с гордостью ответила Зинаида. — А нас переселят в новые просторные квартиры, где будет лоджия. Так что жизнь не прошла даром. Будет и на нашей улице праздник. А ты катись отсюда, буржуй хренов. Здесь тебя уже никто не ждет. Катись в свою долбаную Америку и жри черную икру ложками. Только смотри не подавись и не сдохни от обжорства. — На глазах женщины появились слезы.
— Зина!
— Иди к чертовой матери! Я уже знаешь сколько лет Зина! Не хрена на меня с такой жалостью смотреть! Может, ты приехал, чтобы попросить моей руки и увезти меня в Америку?
— Зина, просто вы мои друзья детства, и я хотел вас увидеть.
— Увидел?
— Увидел.
— Так теперь вали. И не думай, что я о чем-то жалею. Я с Пашкой счастлива. А тебя я никогда не любила. Неужели ты до сих пор это не понял? И даже когда ты вены себе резал, я в больницу к тебе не пришла. А когда ты в Америку уезжал и мне позвонил, я не пришла тебя провожать. И теперь не думай, что я тебе на шею брошусь. Вон, иди к своей шалаве разодетой, которая тебя на лавочке ждет. Садись с ней в свой глазастый и катись отсюда!
— Зин, ты че пасть открываешь? Кому ты на хрен нужна? — вмешался стоящий рядом Павел. — Кто приехал, чтобы тебя в Америку увезти? Ты на себя в зеркало смотрела?! Ты же выглядишь на все восемьдесят. От тебя разит, как от скотины, а твоя рожа кирпича просит. Какая тебе Америка?! Ты че тут надумала?! Ты посмотри на него и на себя! Да он бы даже побрезговал взять тебя за руку! Это ты раньше была Зинка-картинка, а теперь твое время прошло. Ты че на человека накинулась?! Он же нам баксы дал. Теперь бухать знаешь сколько можно? Ты же меня сегодня с утра пилишь, чтобы я достал денег на бутылку.
От этих слов женщина рассвирепела еще больше и заголосила на всю улицу:
— Да не нужны нам его чертовы баксы! Пусть он ими подавится и проваливает ко всем чертям!!!
— Как не нужны? А на че мы бухать будем?
— Лично мне ничего от него не нужно! Я от этого холеного козла даже копейки не возьму! Катись в свою Америку, идиот! Иди к своей шалаве нарядной! Проваливай с нашего двора!
Не выдержав, я встала с лавочки, взяла Майкла за рукав и, не сводя глаз с кричащей на всю улицу женщины, произнесла:
— Майкл, пойдемте. Отсюда лучше уехать, а то уже народ собирается. Посмотрите, сколько зевак.
— Да, конечно.
Мы шли до машины под все те же крики и брань пьяной женщины. Я не знала, что чувствовал Майкл, но могла себе это представить. Я чувствовала жуткую неприязнь и раздражение от той нелепой ситуации, в которую мы попали. Мне стало лучше лишь после того, как мы очутились в салоне и плотно закрыли двери.
