Татьяна Устинова - Всегда говори «всегда» – 2
Ну и электровеник эта Кудряшова!
Девочка с нашего завода. Ударница.
– На, смотри, – протянула она Грозовскому эскизы, все, что наработала за последнее время по «пивнякам».
Дима просмотрел бегло, выбрал один, над которым Даша трудилась последних два дня.
– Недурно…
На бумаге красовалась кружка с пивом – янтарный цвет, шапка пены, все банальное, в принципе, но на дне кружки отблескивали две монетки.
– И по цвету хорошо. Слоган вот только немного корявый. «Чуть дороже, но несоизмеримо лучше!» Доработаешь?
– Естественно, это не окончательный вариант, – натянула губы в улыбке Дарья.
– Да! Это то, что надо! – окончательно утвердил понравившийся эскиз Грозовский, отложив его в сторону и хлопнув по нему ладонью.
«Ты просто забыл, на что я способна, – с горечью подумала Дарья. – Я не гений, конечно, как Громова, но тоже кое-что могу… А ты все забыл. Все. Меня, мои руки, мои губы, мой стиль, мой талант, да, талант, ты сам говорил об этом. Ты все сбросил за борт, как балласт, чтобы плыть дальше с другими талантами…
Я сделаю все, чтобы ты вспомнил. Я ни с чем не буду считаться. Ни с кем. Урву кусок своего счастья любой ценой. Зря, что ли, столько лет копья ломала, от папаши-алкаша из Питера удрала, вкалывала как ломовая лошадь? Чтоб вот так мной воспользовались и скинули за борт?..»
Но тут произошло нечто невероятное. Немыслимое по своей наглости и вопиющей несправедливости.
Дверь открылась, вошла Кудряшова. Колыхая безразмерными тициановскими бедрами, прошла к столу, по-хозяйски поправила на ходу букетики, поставила перед носом Димки какую-то коробку с дисками и, мельком глянув на Дарьин эскиз, сказала:
– Ну, и не будет никто такое пиво пить. У него ж вкус как будто металлический!
Грозовский уставился на Кудряшову, будто у той нимб над головой появился. Потом посмотрел на эскиз. И захохотал, как умалишенный.
– А ведь, похоже, она права! Ей-богу, права!
Дима звонко шлепнул Кудряшову пониже спины, как раз в тот момент, когда в переговорную заходили голландцы и холеная переводчица.
– Шухер, господа! – из-за их спины зачем-то выкрикнул Тимур. – Голландцы прибыли!
Как будто в переговорную мог прибыть кто-то другой.
– Хуэнавонд! – Грозовский встал и раскланялся.
Дарья со злорадством отметила, что у него чем-то испачканы брюки.
Вечером Дарья в одиночестве курила в переговорной.
Утвердили эскиз Тимура. Слоган его тоже прошел на ура. Голландцы пообещали долгосрочный контракт.
Грозовский на радостях открыл бутылку шампанского, которая как по мановению волшебной палочки появилась на столе. Вернее, конечно, никакой волшебной палочки не было, шампанское принесла Кудряшова. Увидев рыжеволосую кустодиевскую барышню, голландцы оживленно загалдели, начали переглядываться и даже подмигивать друг другу.
– За… любовь! – ляпнула Кудряшова, когда все подняли бокалы.
Несмотря на глупость и бессмысленность ее тоста, все выпили за любовь весело и с удовольствием.
Не пила только Дарья. Все переговоры она тихонько просидела в углу, рисуя гелевой ручкой на сложенном вдвое листе бумаги миниатюрные портреты Кудряшовой – щеки, веснушки, нос картошкой, кудряшки. Портретов получилось штук десять.
Голландцы не обращали на Дарью никакого внимания, и она подписала портреты грубым и пошлым словом, скопировав почерк Грозовского.
Это даже хорошо, что для всех она просто пустое место.
…Стало прохладно, окно было приоткрыто. Дарья хотела уйти, но в переговорную вдруг ввалилась Надежда. Она обмотала голову жутким красным шелковым шарфом. В честь победы над голландцами, что ли? С трудом отыскав чистую чашку, Кудряшова налила себе остывший кофе, плюхнулась на стул рядом с Дарьей, сбросила туфли и положила полные ноги на противоположный стул.
– Ф-фу! Слава тебе, господи, убрались гости заморские! – прихлебывая кофе, Надежда схватила со стола листы со своими портретами и начала ими обмахиваться. – И чего им дома не сидится, голландцам этим? А Димка? Дались ему эти голландцы! Чего в них хорошего? Хотя вообще-то… – Она прыснула в чашку, и кофейные брызги попали Дарье в лицо. – Сыр у них, конечно, качественный.
Дарья взяла со стола салфетку, вытерла щеку.
– Да… А еще живопись, тюльпаны, мельницы и мальчики, всегда готовые заткнуть пальцем дырку в плотине…
– Это какую еще дырку? – не поняла Кудряшова.
– Ну как же? – чтобы забить навязчивый аромат духов тициановской барышни, Дарья закурила новую сигарету. – Известная легенда о мальчике Питере, заткнувшем пальцем прорванную плотину. «Серебряные коньки», Мери Мейл Додж. Разве ты не читала в детстве?
Дарья с удовольствием отметила мелькнувшее в глазах Кудряшовой смятение. Завхозша сняла ноги со стула и с видимым усилием втиснула их в сиреневые туфли на шпильках.
– А! Конечно, читала! Просто забыла. Уф! Сил больше нет, так замоталась. С самого утра сегодня мне нервы треплют.
– Конечно. С Димкой очень трудно, – затянувшись, усмехнулась Дарья.
– Ну вот еще! С чего ты взяла? – Надежда бухнула чашку на стол.
– Ну… я его хорошо знаю. – Снова затяжка. Снова удар. Проймет – не проймет?
– Это тебе было с ним трудно, а мне – легко.
Улыбается. Только как-то невесело.
– Мне как раз было очень комфортно. Я не питалась иллюзиями.
– И правильно делала.
– С Димкой всегда так.
– Как?
Затяжка. Новый удар.
Да что же она толстокожая-то такая? Толстокожая и большегрудая…
– А так. Ты что, думаешь, первая, кому он предложение сделал? Ты ж не маленькая. Да если всех собрать по Москве, можно женский батальон сформировать – из невест. И все, между прочим, тоже верили, что именно с ней он под венец пойдет!
– Глупости! У нас с Димкой все по-другому!
– По-другому? И что же это он со свадьбой не торопится?
Есть! Проняло! Глаза на мокром месте, голос дрожит.
Тянется за сигаретой. Неужели закурит кустодиевская красавица? Нет, отодвинула пачку, побарабанила пальцами по столу.
– А это, между прочим, я не спешу. Замужество – штука серьезная, чего горячку-то пороть.
Надежда, наконец, заметила портреты на листах, которыми обмахивалась.
– Ой, господи, это еще что за страшилище? – Она вдруг замолчала и спала с лица, найдя сходство с собой и прочитав грязную надпись.
– Да это Димка от нечего делать нарисовал, – улыбнулась Дарья.
Кудряшова встала и, отбросив листы, чеканя шаг, вышла из переговорной.
Подожди, это еще только начало, усмехнулась про себя Дарья.
Надежда брела по вечернему городу, не разбирая дороги. Мимо проезжали машины, обдавая ее мелкими брызгами весенних луж, шли люди, недовольно обходя Надю – идет тут не по своей стороне, – но она ничего не замечала.
