Татьяна Корсакова - Ведьмин клад
– Первач! – Померанец от души приложился к фляжке.
– Эй, парень, не свирепствуй! – предупредил Макар. – Нам с фотографом оставь. Мы с ним как-никак самые пострадавшие.
Антон с явной неохотой оторвался от фляжки, сказал со смесью удивления и уважения:
– Убийственная штука!
– А то! – Макар сделал пару глотков, удовлетворенно крякнул, протянул фляжку Егору: – На, фотограф, полечись.
Да, ничего не скажешь, лекарство у егеря было просто замечательное, было оно всем лекарствам лекарство. Всего нескольких глотков хватило, чтобы и боль, и напряжение отпустили. Несколько глотков – и мир утратил свою давешнюю враждебность, а охота, которая лишь по чистой случайности не закончилась трагедией, показалась милой и безобидной забавой.
– Странная у тебя самогонка, Макар, – Егор с наслаждением растянулся на траве, уставился на облака-барашки, – вроде и выпил совсем ничего, а эффект, как от бутылки водки.
– Я ж говорю – первач! – сказал Макар таким тоном, словно это все объясняло. – А ты, фотограф, не разлеживайся тут, нам еще медведя свежевать.
Егор закрыл глаза, промычал что-то нечленораздельное. Не хочет он свежевать медведя! Тем более после того, как эта тварь чуть его самого не освежевала. И вообще, это не его трофей, а Померанца. Вот пусть Антоха со своим медведем и разбирается. А у него есть свой собственный маленький трофей – снимок нападающего медведя. Может, что-нибудь и получилось, надо бы посмотреть, да сил нет…
* * *Самогон у егеря и в самом деле был чудесный. Это только сначала Насте показалось, что он выжег ей дыру в желудке, а потом стало хорошо, настолько хорошо, что даже недавние ужасы почти забылись.
…Медведь выскочил из кустов, как чертик из табакерки. Настя видела медведей в зоопарке и еще пару раз в цирке, но этот не шел ни в какое сравнение со своими цивилизованными собратьями. Огромный, страшный до дрожи в коленях и смертельно опасный. То, что зверь смертельно опасный, она поняла сразу, хватило одного-единственного взгляда на оскаленную пасть с хлопьями кровавой пены.
И на пути этой разъяренной махины стоял Егор. Стоял и прижимал к пузу свой драгоценный фотоаппарат за тысячу баксов. Этого ненормального спасло чудо: он зацепился ногой за торчащую из земли корягу, упал, и медвежья лапа просвистела всего в нескольких сантиметрах от его бестолковой головы.
Все, что происходило дальше, Настя помнила смутно. Помнила, как Егор впечатался в березу, ей тогда еще показалось, что он сломал себе позвоночник. Помнила, как вниз по склону оврага огромным ревущим клубком скатился медведь. Помнила, как Антон путался в спальнике и бестолково хватался то за свой телефон, то за палку, которой до этого шевелил в костре угли, в то время, когда всего в нескольких шагах от него на земле лежал карабин. А потом на Настю нашло какое-то затмение, и следующее, что она запомнила, это приятную тяжесть карабина и гладкий, до блеска отполированный приклад. Ей не пришлось прилагать никаких усилий, чтобы вспомнить, руки помнили все сами. Механическая память – вот как это называется.
Механическая память не подвела, приклад привычно уперся в плечо, указательный палец лег на курок. Ей осталась самая малость – найти цель. Она нашла. Огромная туша нависла над распластанным на земле Егором. Счет уже шел на доли секунды, думать было некогда, но Настя заставила себя думать. Бить надо наверняка, в основание черепа. Но до чего же сложный это выстрел, практически ювелирный! Все, время на раздумья истекло. Господи, помоги…
Палец плавно нажал на курок…
Мгновение ничего не происходило, и Настя решила, что механическая память подвела. А потом плечо взорвалось болью – она совсем забыла про отдачу – и черная глыба стала медленно заваливаться на бок. Еще мгновение – и она погребла под собой Егора. Это было последним, что Настя помнила более или менее ясно. Потом, уже после выстрела, поляну точно заволокло бурым туманом. Сквозь этот туман даже звуки не прорывались, только мерное уханье – биение ее собственного сердца.
В себя Настя пришла в чьих-то объятиях. Кто-то обнимал ее так крепко, что было трудно дышать, а ушибленное плечо на каждое движение отзывалось вспышкой боли. Бурый туман рассеялся, точно его и не было, и Настя увидела Егора, живого и, судя по всему, невредимого. Серые глаза лучились шальной полусумасшедшей радостью, а на белесых ресницах, кажется, подрагивали слезинки. Егор что-то такое говорил и пытался ее поцеловать. Он бы и поцеловал – с него сталось бы, – но Настя вывернулась, и горячие, обветренные губы лишь обожгли ее щеку. Руки зачесались стереть этот нечаянный поцелуй, а еще перекреститься, прогоняя прочь соблазн и наваждение, но ей нельзя, она не паломница Анастасия, она коммунарка Наташка, девка лихая и бедовая. Вот пусть они так и думают, ни к чему им правда. Вон Егор и так смотрит подозрительно и удивленно, точно она и в самом деле чудище лесное, а не человек. Надо было срочно что-нибудь ему сказать, как-то объяснить свое поведение.
Настя не успела, на поляну вернулся Макар, слава богу, живой, только раненый. Ему бы раной своей озаботиться, промыть да перевязать, а он учинил им допрос, всем троим. И если бы за Настю неожиданно не заступился Егор, ей бы несдобровать. Кстати, Макара ее объяснения «само получилось» и «я нечаянно» не удовлетворили – по глазам было видно. Настя и сама бы не поверила, если бы дилетант, в глаза не видевший огнестрельного оружия, вот так, с бухты-барахты, завалил одним выстрелом медведя, да еще не из обычной охотничьей винтовки, а из карабина «Тигр» последней модификации.
Может, сказать правду? Нет, не стоит. Они ведь считают ее коммунаркой, женщиной с темным прошлым. А у женщины с темным прошлым вполне могут быть и весьма специфические навыки. Тем более, что так оно и есть: и про темное прошлое, и про специфические навыки. Даже врать не нужно…
Плечо, вопреки ожиданиям, болело все сильнее, и Настя поглядывала на аптечку с все возрастающим интересом, когда Макар вдруг предложил альтернативное лечение – первач, такой крепкий, что от него глаза вылезали на лоб, и такой же эффективный. Первач – это не грех, это лечение. Вон и плечу стало легче, только спать вдруг захотелось. Побочное действие, почти у каждого лекарства есть побочное действие…
– Эй, Наталья. – Кто-то осторожно погладил ее по голове.
– А? Что? – она потерла слипающиеся глаза.
– Спать хочешь? – спросил Макар.
Хочет, с этим трудно спорить. Что он там намешал в этот свой первач?..
– Ну, так что ты тут сидишь, носом клюешь? Иди к костру, поспи часок-другой.
А ведь и верно, она же теперь с людьми, в безопасности. И можно поспать по-человечески, а не в полглаза, как она спала все эти дни. Настя нашарила в траве свою торбу, побрела к костру.
