Дженнифер Хеймор - Греховный намек
– Кто ухаживал за тобой?
– Фермер, на которого я позже работал. Он нанял доктора и позаботился о моем выздоровлении. Я жил с ним и его семьей… несколько лет. – Гарет откашлялся и поспешно отвел взгляд.
Софи поняла, что он чего-то недоговаривает.
– И что же? – спросила она.
– Он был папистом, – продолжал Гарет. – Я так и не понял, почему он не прикончил меня. – Он рывком поднял рубашку. Жуткий уродливый рубец пересекал его торс от живота до ребер.
Софи в ужасе вскрикнула.
– Выстрел из ружья, – пояснил Гарет. – Как мне сказали, рана загноилась. – Он коснулся кончиками пальцев шрама на лбу. – А эта байонетная рана была не настолько плоха. – Повернувшись к стене, он поднял доходившие до плеч волосы. Чуть выше уха краснел еще один шрам. – А это тоже байонетная. В шею. Байонет [1]вышел с другой стороны.
Такой же шрам оказался и над другим ухом.
– Думаю, из-за этого всего я и потерял память, – добавил Гарет.
И все же он стоял перед ней живой и здоровый!
– О, Гарет! Какое чудо, что ты жив! – воскликнула Софи.
Он резко повернулся.
– Да, мне так сказали. Я каким-то образом выжил… Хотя забыл, кто я такой. Знал только, что я англичанин. И дело не только в моем акценте. Просто я не чувствовал, что нахожусь дома.
– Они поняли, что ты джентльмен?
– Оказалось, что меня нашли голым. Только поэтому они решили, что я простой солдат. Но потом из-за моего выговора и речи они, наверное, догадались, что я английский джентльмен. По ночам я пытался хоть что-то вспомнить, но тщетно. Конечно, кое-что я предполагал, но ни в чем не мог быть уверен.
Гарет невесело рассмеялся, потом вновь заговорил:
– А теперь, несмотря на свой титул и голубую кровь, я больше не джентльмен. Потому что все потерял. Вот только жизнь почему-то не потерял.
– Нет, Гарет, ты все тот же! Просто ты приобрел… не слишком приятный опыт. Но твоя душа не могла измениться.
Он ответил циничной усмешкой.
– Ты так считаешь?
– Да, считаю!
Софи смотрела на него все так же внимательно – и вдруг осознала: Гарет – единственный мужчина, кроме Тристана, которого она видела без рубашки. И при этой мысли ее бросило в жар. Она прекрасно помнила идеальное тело Гарета, помнила так, словно все было только вчера… И он по-прежнему был красив, но только ожесточился и был не столь наивен, как прежде.
– Почему ты не вернулся домой? Почему не попытался побольше узнать о том, кто ты такой?
– Я несколько раз пробовал, но все откладывал. И каждый раз, когда денег почти хватало на билет, что-то непременно мешало мне вернуться в Англию, – добавил он, нахмурившись.
Гарет долго молчал, потом, пожав плечами, пробормотал:
– Глупо, конечно, но, как бы то ни было, я наконец решил, что мне лучше остаться в Бельгии.
– И ты по-прежнему так думаешь?
– Нет, разумеется! Конечно, я теперь так не думаю.
– Я тоже так не думаю, – сказала Софи. – Твое место здесь, в Лондоне. И в Колтон-Хаусе. – Она нерешительно коснулась его шрама, но тут же отдернула руку: ей почудилось, что от этого прикосновения все тело ее словно прошила молния. Пытаясь овладеть собой, Софи спросила: – Раны еще болят?
Он прерывисто выдохнул. «Неужели мое прикосновение повлияло на него так же?..» – подумала Софи.
– Уже не болят, но иногда чешутся, – пробурчал Гарет.
Слезы обожгли ей глаза. Он выжил и вынес такое, а она… Она была далеко и не знала, что с ним происходило.
– Я найду тебе успокаивающую мазь. Миссис Крам может…
– Это не обязательно, – сухо обронил он. – Я привык.
Вошедший слуга объявил, что ванна готова.
– Спасибо, – кивнула Софи. – Вы свободны.
Слуга исчез, оставив бывших супругов смотреть друг на друга. Но Софи не считала, что их разговор закончен.
– Пойдем, Гарет. – Она повела его к двери, соединявшей обе комнаты. И оглянулась, чтобы убедиться, что он идет следом.
Гарет действительно шел следом, и от сознания этой маленькой победы на щеках Софи расцвел румянец.
Пар поднимался от большой ванны, стоявшей посреди комнаты. Софи потребовала, чтобы вода была как можно более горячей, потому что Гарет когда-то так любил.
Она тотчас же занялась мылом и губками для мытья, разложенными на маленьком столике у ванны; разумеется, ей нечего было с ними делать, но Софи снова и снова их перебирала, чтобы не видеть, как раздевается Гарет.
Ее сейчас обуревали воспоминания об их первой брачной ночи. Он был тогда так нежен, так заботлив… Хотя почти так же неопытен, как она. А потом была радость, которую они находили друг в друге, познавая все о соитии мужчины и женщины…
Тут Софи услышала шорох ткани – Гарет снимал брюки. Вот он ступил в воду, и часть воды выплеснулась на пол. Садясь на дно ванны, он шумно выдохнул.
И только после этого Софи выбрала мыло с миндальным маслом и повернулась к нему лицом.
– Ну, как ты? – Она улыбнулась.
Закрыв глаза, Гарет откинулся на подушку, прикрепленную к верху бортика медной ванны.
– Ничего лучше я давно уже не испытывал.
– Полежи немного в воде. Я прикажу выстирать твою одежду.
Он утвердительно кивнул и что-то пробормотал. Софи же взяла его брюки и направилась в спальню. Вернувшись, она нашла Гарета в той же позе. Глаза его были закрыты, но он не спал. Или все-таки спал?..
«О Боже, как он устал! – подумала Софи. – Неужели его жизнь была такой бурной, что он не находил ни минуты покоя? Господи, ведь он только через неделю догадался позвать портных! Должно быть, переход от жизни нищего к положению герцога ошеломил его. Ох, он столько мучился, столько страдал! И теперь… О, неужели я в чем-то могу винить его? Ведь на его месте я давно бы сошла с ума».
Во сне лицо Гарета смягчилось, губы приоткрылись, а грудь мерно вздымалась, а морщина между бровями разгладилась, и он снова стал человеком, бывшим когда-то центром ее вселенной. И если бы не шрам на лбу, то он выглядел бы тем самым мальчишкой, ради которого она когда-то была готова на все. Выглядел бы юношей, которому она когда-то предложила свое тело. Человеком, которого она… все еще любила. А плечи, бугрившиеся мышцами, поднимавшиеся над водой…
Судорожно сглотнув, Софи спросила:
– Хочешь, я промою тебе волосы?
Гарет тотчас проснулся. Его улыбка была едва различима, но она помнила этот его взгляд. Когда он раньше смотрел на нее так, она чувствовала себя сильной и непобедимой; и в то же время ощущала распространявшийся по всему телу жар.