William Young - Хижина
Тучи разошлись в стороны, и внезапно солнечный луч упал в комнату, пронзив сердцевину его отчаяния. Но… как же Нэн? И что будет с Джошем, Кейт, Тайлером и Джоном? Как бы сильно он ни хотел покончить с этой душевной мукой, он понимал, что не имеет права сделать им еще больнее.
Мак сидел в полном оцепенении, взвешивая все возможности и ощущая в руке оружие. Холодный ветерок прошелся по его лицу, и захотелось лечь и замерзнуть насмерть, ведь он так изнурен. Он привалился к стене и потер слипающиеся глаза. Позволил им закрыться, бормоча себе под нос: — Я люблю тебя, Мисси. Я так по тебе скучаю.
И без всякого усилия погрузился в мертвый сон.
Прошло, должно быть, всего несколько минут, прежде чем Мак проснулся, как от толчка. Удивленный тем, что его так сморило, он быстро поднялся на ноги. Засунув пистолет за ремень, двинулся к двери. «Это просто нелепо! Какой я идиот! Поверить, будто Господь печется обо мне настолько, чтобы слать письма!»
Он поднял глаза к потолочным балкам.
— Со мной покончено, Господь, — шепотом произнес он. — Я больше не могу. Я смертельно устал, пытаясь тебя отыскать.
И с этими словами он вышел за дверь, твердо решив, что это был последний раз, когда он отправился на поиски Бога. Если он нужен Богу, пусть Бог сам его и ищет.
Он вынул из кармана письмо, обнаруженное в почтовом ящике, и разорвал на мелкие клочки, позволив им унестись в порывах холодного ветра. Усталый пожилой человек, он сошел с крыльца и с тяжелым сердцем направился обратно к машине.
Не успел он пройти пятидесяти шагов по тропинке, как вдруг ощутил спиной теплый ветер. Звонкая птичья трель нарушила стылую тишину. Тропинка перед ним стремительно лишалась снежно-ледяного панциря. Мак, остановившись, с изумлением смотрел, как с земли исчезает белое покрывало, сменяясь яркой растительностью. Три недели весны промелькнули перед ним за полминуты. Он протер глаза, стараясь удержаться на ногах в водовороте перемен. Даже легкие снежинки, которые посыпались с неба, превратились в крохотные лепестки, лениво планирующие на землю.
То, что он наблюдал, разумеется, было невозможным. Снежные сугробы испарились, летние цветочки рассыпались цветными пятнами вдоль тропинки и по всему лесу, куда доставал взгляд. Малиновки и зяблики порхали между деревьями. Белки и бурундуки время от времени перебирались через тропинку, некоторые усаживались и секунду разглядывали его, прежде чем снова скрыться в подлеске. Ему даже показалось, что он видит олененка, вышедшего из темного леса на опушку, но когда он взглянул еще раз, тот уже исчез. И, словно всего этого было недостаточно, ароматы цветов начали растекаться в воздухе, причем не просто терпкие запахи диких горных трав, а богатые ароматы роз, орхидей и прочих экзотических растений, живущих в тропическом климате.
Мак уже не думал о возвращении домой. Страх охватил его, как будто он открыл ящик Пандоры и его затянуло в самый центр безумия, чтобы он потерялся там навеки. Он неуверенно повернулся, стараясь сохранять остатки здравого рассудка.
И был ошеломлен. Жалкая лачуга превратилась в крепкую и красивую избу, она была сложена из ошкуренных цельных бревен, идеально подогнанных друг к другу.
Ни черного подлеска и спутанных кустов, ни шиповника и заманихи — все, что видел теперь Мак, было просто сказочно красиво. Дымок лениво поднимался из трубы в предвечернее небо, означая, что в доме кто-то есть. К крыльцу вела дорожка, обнесенная по бокам невысоким белым забором. Откуда-то доносился смех, может быть, из дома, он не смог определить.
Наверное, вот так люди сходят с ума.
— Я спятил, — шепотом сказал Мак. — Этого не может быть. Это все ненастоящее.
Подобное место Мак видел когда-то в самых лучших своих снах, отчего окружающее казалось еще более подозрительным. Пейзаж был удивительный, зрелище головокружительное, и ноги, словно сами все решив, понесли его по дорожке прямо к крыльцу. Цветы росли повсюду, смесь цветочных ароматов и душистых трав пробуждала обрывки давно забытых воспоминаний. Он где-то читал, что обоняние вернее прочих чувств пробуждает забытые воспоминания, и сейчас у него в голове замелькали давно погребенные образы из детства.
На пороге он остановился. Голоса явственно доносились изнутри. Мак подавил желание бежать прочь, словно ребенок, который угодил мячом в соседский цветник. «Но если Бог в доме, пользы от этого все равно не много, верно?» Он закрыл глаза и помотал головой, чтобы выяснить, не исчезнет ли галлюцинация, не вернется ли реальность. Но когда он снова открыл глаза, все было на месте. Поддавшись искушению, он протянул руку и коснулся деревянных перил. Они определенно были настоящими.
Теперь он столкнулся с другой проблемой. Что принято делать, когда оказываешься у двери дома, в данном случае хижины, где может оказаться сам Господь? Постучать? Надо полагать, Бог уже знает, что Мак за порогом. Может, надо просто войти и представиться, но и это кажется не менее абсурдным. Да и как к нему обращаться? Называть его Отец, Всемогущий или просто мистер Бог? Или, может, лучше пасть ниц и вознести хвалу, хотя особенного желания падать ниц у него нет…
Пока Мак пытался обрести душевное равновесие, гнев, вроде бы умерший внутри его, начал возрождаться. Уже не беспокоясь о том, что скажет Богу, подгоняемый яростью, он шагнул к двери. Он решил громко постучать и посмотреть, что из этого выйдет, но, когда уже занес кулак, дверь сама распахнулась и он встретился взглядом с крупной, радостно улыбающейся негритянкой.
Он инстинктивно отшатнулся, но оказался недостаточно проворен. Со стремительностью, которая никак не вязалась с ее габаритами, она преодолела разделяющее их расстояние и обхватила его руками, запросто оторвав от земли, после чего закружила, словно маленького ребенка. При этом она не переставая выкрикивала его имя — Макензи Аллеи Филлипс — так, словно увидела давно потерянного и горячо любимого родственника. Наконец она опустила его на землю и, положив руки ему на плечи, чуть отстранила, словно желая получше рассмотреть.
— Мак, дай-ка на тебя взглянуть! Как же ты вырос. Я прямо-таки сгорала от нетерпения, хотела тебя увидеть. Как чудесно, что ты здесь, вместе с нами. Боже, боже, боже мой, как же особенно я тебя люблю! — И с этими словами она снова заключила его в объятия.
Мак лишился дара речи. За считаные секунды эта женщина камня на камне не оставила от всех барьеров, которыми он так старательно себя окружал. Что-то в ее манере глядеть на него, произносить его имя заставило Мака тоже обрадоваться, хотя он понятия не имел, кто она такая.
Внезапно он с изумлением ощутил исходящий от нее аромат. Это был запах с оттенками гардении и жасмина, это были духи матери, которые он хранил в своей жестяной коробке. Он и без того уже опасно балансировал на грани, и теперь обволакивающий запах и подавленные воспоминания доконали его. Он чувствовал, как теплая влага собирается в глазах, слезы стучались в дверь его души. Кажется, негритянка тоже заметила их.
