Анна и Сергей Литвиновы - Предмет вожделения № 1
Она сошла с эскалатора и стала беспомощно озираться, явно не зная, куда ей идти. Ее толкнула бабка с тележкой. Мужик заехал портфелем по бедру.
Подойти. Нежно взять за локоток. Вывести из толпы. Ласково спросить:
– Can I help you? [3].
– Че-го?
Очарование стало медленно разрушаться, словно и не прекрасная девушка стоит совсем рядом, а какая-то мокрица, слизняк, червяк. Дрянь.
Не терять ее! Не терять!
Не терять надежды!
– I mean, I can help you somehow? [4].
Огрызнулась:
– Да иди ты!
Ax ты, курица! Тварь! Мокрая, гнусная! Сволочь!
Дура! Дура! Дура!
Оттолкнуть, развернуться.
Быстро уйти прочь.
…А душу, где только что появились было предвкушение, полет, надежда, снова затопляет черная, бездонная тоска-печаль…
* * *Таня в роли детектива – или скорее помощника детектива – чувствовала себя как рыба в воде. Эта работа намного, черт возьми, интересней, чем придумывать дурацкие слоганы и концепции для дурацкого пива! «Один глоток, и все в порядке!» Ну и гадость.
Как хорошо, что она взяла отпуск. Как хорошо, что она сейчас рядом с Валерой!
Она встала и прошлась по огромной гостиной.
– Значит, английский… – задумчиво проговорила Таня. – А еще? Что между ними общего?
– Я видел их фотографии. И мне бросилось в глаза знаешь что… – сказал отчим, посасывая незажженную сигарету.
– Что?
Он выдержал паузу и закончил:
– Волосы.
– Волосы?
Таня остановилась.
– Да. У всех шести были длинные волосы. Распущенные. До плеч.
– Может, случайное совпадение?
Отчим покачал головой:
– Думаю, нет.
Таня остановилась у журнального столика. Взяла из стопки чистый лист бумаги. Выудила из сувенирного стаканчика карандаш.
(У босса повсюду в коттедже была разложена бумага с карандашами – наверное, чтобы умные мысли записывать. Хотя за все время совместной работы Таня слышала от него не больше двух умных мыслей.) Таня написала на листе:
Английский.
Длинные волосы.
Потом взяла листок, пришпилила его к мишени для игры в дартс.
Отчим посмотрел на нее, усмехнулся:
– Зачем?
– Во всех книжках про маньяков сыщики составляют таблицы. И развешивают их по стенам.
– Ох, Таня, – покачал головой Валера, – какой же ты у меня еще ребенок…
– Ребенок не ребенок, а мы с тобой этого маньяка поймаем!..
– Хотелось бы, – усмехнулся отчим. – А то ведь он поймает меня.
– Ну а что еще? – вдохновенно спросила она.
– В смысле?
– Что общего между убийствами?
– Понимаешь, Таня… – задумчиво проговорил отчим. – Все эти дела я просматривал только один раз…
– Ну и что? У тебя же, Валерочка, феноменальная память!
– Да? Спасибо за комплимент… Мне бросилось в глаза следующее… – Отчим полуприкрыл глаза. – На руках и на ногах третьей жертвы, проститутки из Москвы, не оказалось никаких царапин, синяков или гематом…
– И что это значит?
– При этом, – продолжал Валера, словно не замечая Таниного вопроса, – она была привязана к кровати одновременно и за руки, и за ноги…
– Ну и что? – не поняла Таня.
– А то, что она не сопротивлялась, когда ее привязывали. Значит, он смог убедить ее, что это просто игра. Сексуальная такая игра. И она доверилась ему.
Значит, они были давно знакомы. Или…
Валерий Петрович остановился.
– Что «или»?
– Или он каким-то образом сумел внушить всем жертвам доверие при первой же встрече.
Татьяна захлопала в ладоши:
– Браво, Валера!
Она подошла к доске-мишени и написала на своем листочке: «Преступник внушал доверие».
– Может, жертвы и вправду были раньше знакомы с ним? – спросила она, обернувшись.
– Возможно. Но не факт. Скорее, мне кажется, нет, незнакомы.
– Почему ж они ему все-таки доверяли?
Валера грустно усмехнулся:
– А почему вы, девушки, вообще так часто доверяетесь подлецам?
– Сама не знаю, – развела руками Таня.
– И я не знаю, – вздохнул отчим. – Может, потому что у подлецов денег много?
– Подлецы – наглее, чем прочие мужчины.
– А девушки любят наглых?
Таня минуту поколебалась, а потом ответила честно:
– В общем-то, да..
– Ох, не так я жил… – горестно вздохнул Ходасевич. – Ох, не так…
– Но это в большей степени относится ко всяким профурсеткам, – быстро поправилась Таня. – А нормальные девушки любят честных, умных, неженатых.
– Значит, у меня еще есть шанс… – усмехнулся Ходасевич. – Ну, ладно. Вернемся, как говорят французы, к нашим мутонам… Почему-то у меня есть такое чувство, что этот маньяк – как раз из таких.
– Каких?
– Молодых, богатых, наглых.
– Правильное чувство. Бедные по Интернету проституток не заказывают, – заметила Таня. – Да они и вообще Сетью не пользуются.
– А кроме того, – вздохнул отчим, – есть еще одно обстоятельство. В пяти случаях из шести – кроме одного с пожаром – осмотр места происшествия показал: каждый раз на столе было хорошее вино. И закуска. – Валера полуприкрыл глаза, припоминая. – В одном случае – шампанское «Моэт и Шандон». В другом – шабли. В третьем – бордо, и не просто бордо, а «Сен-Эмильен Медок»… Кроме того, как тебе нравятся такие закуски… Я уже не могу припомнить, что конкретно у кого на столе стояло, но имелись у жертв и сыр с плесенью, и суши из японского ресторана, и гусиная печенка… И салат из креветок, купленный в супермаркете… Ох, – прервал сам себя отчим. – Что-то я перекусить захотел.
– Сейчас. Договорим, и я приготовлю. Я привезла для тебя кое-что вкусненькое.
– Да? – оживился Валера. – А что?
– Сюрприз… Может, наоборот – девушки-жертвы были такими хлебосольными? И это они нашего безумца так угощали?
– Нет. Закуски и вина он приносил с собой. Сохранились пакеты из супермаркета.
– А чеки?
– Увы, нет. Ни одного чека. Каждый раз, как я понял, менты искали, но ни разу не нашли.
– Предусмотрительный мерзавец.
Таня подскочила к своей таблице на мишени для дартса и подписала под четвертым номером:
«Богатый человек, гурман, знаток вин».
Повисла пауза.
Валера, долго сдерживавшийся, раскурил-таки свою очередную вонючую сигарету.
* * *– Ну, где толстяк, ?
– Пока не знаем.
– А она ?
Ему пришлось покинуть свой офис. Такого рода разговоры нельзя вести в офисе.
Они прогуливались по Страстному бульвару – от памятника Высоцкому вверх по аллее. Несмотря на то что надвигался вечер, жара и не думала спадать. По обе стороны сквера завязло в пробке жестяное чудище автомобилей. Впрочем, на дорожках бульвара не было ни души.