Джоанна Росс - Тайные грехи
Мгновение – и она увидела. Пистолет. Наведенный на Мэтью.
Дальнейшее происходило, как при замедленной съемке: десять кадров в минуту. Схватив с мраморной подставки бронзовый бюст своего отца, Ли швырнула его в человека с пистолетом. И закричала.
Раздался выстрел – словно щелчок хлопушки. За ним сразу последовал второй. Третий.
Ей показалось, что прошла целая вечность, прежде чем репортеры опомнились – стали кричать и протискиваться в центр. Глаза Ли заволокла багровая пелена; где-то далеко звонили по телефону – вызывали «скорую». Ее окутал холодный липкий туман. Она подумала: неужели я умираю? – и инстинктивно протянула руку в сторону Мэтью. Их пальцы соприкоснулись – и в тот же миг ее поглотила черная бездна.
КНИГА ПЕРВАЯ
Лос-Анджелес, 1972 г
Глава 1
Был вечер пятницы в конце июля – макушка лета. На Город Ангелов обрушился зной, какого не было лет пятьдесят, не меньше. От асфальта поднимались горячие мерцающие волны; они отражались от зеркальной поверхности зданий и действовали на всех угнетающе. Беспощадная, бьющая все рекорды жара уравняла шикарную светскую даму из Беверли Хиллз и молоденькую проститутку в босоножках на платформе, промышляющую на бульваре Заходящего Солнца: все потеют одинаково.
Те, кому повезло пораньше уйти с работы, шумными стайками устремились к морю. На Зума-Бич загорелые, словно позолоченные, девушки в микроскопических вязаных бикини играли в волейбол с парнями, чьи мускулистые тела напоминали статуи молодых греческих богов. На знаменитом «пляже мускулов» в Венеции культуристы лезли из кожи вон, чтобы достичь совершенства, а невдалеке тысячи шоколадных, пышущих здоровьем полуголых тел жарились на золотом песке, как первосортное мясо в гигантском гриле.
На общественном «пляже серферов» в Малибу серфер[1] чувствовал себя королем. Молодые парни, среди которых затесалось несколько девушек, дерзнувших посягнуть на этот традиционно мужской вид спорта, щеголяли выгоревшими на солнце волосами и развинченной походкой. Слившись в одно целое с досками из стекловолокна, они ждали подходящей волны.
Пока серферы взмывали на гребень, пляжные «цыпочки» втирали друг другу в и без того бронзовые спины крем для загара «Коппертон», чистили перышки и строили планы на уик-энд. Из транзисторных радиоприемников гремели «Американский пирог» Дона Мак-Лина и попурри из нового альбома «Роллинг Стоунз» – «Хот Рокс».
Для этих прокаленных солнцем героев и героинь калифорнийских мифов пляж был даже не домом, а чем-то большим – воплощением мечты о Вечном Лете.
Мэтью Сент-Джеймс с полудня был на воде. Сегодня он пришел на пляж, чтобы заглушить темное, с детства знакомое чувство, клокотавшее внутри, как лава в жерле вулкана перед извержением. В юности этот бурлящий, закипающий гнев выливался в частые драки; теперь, в двадцать восемь лет, Мэтью стал солиднее и предпочитал «изгонять дьявола» при помощи требовавших полной отдачи и нередко опасных физических упражнений. Схватка с морской стихией как нельзя лучше подходила для этой цели.
По прошествии пяти часов у него ломило руки и ноги; тело сплошь покрылось морской солью; над левым глазом появилась небольшая царапина: когда особо мощный вал обрушил на него тонны воды и песка, он ударился о доску. Страха не было: отслужив два срока во Вьетнаме, Мэтью чувствовал себя неуязвимым. Вынырнув на поверхность, он вернул доску на место и верхом на ней помчался к берегу.
Теперь, когда море кишело серферами на их скорлупках, Мэтью решил закругляться. Он никогда не отождествлял себя с теми, для кого серфинг был развлечением. И потом, вечером ему предстояла работа – не появляться же в Беверли Хиллз с песком в трусах.
Он ленивой, валкой походкой дошлепал последние метры. В отличие от мешковатых, популярных у серферов гавайских «джемов», на Мэтью были черные «спиды», которые почти ничего не оставляли воображению; впрочем, девушкам на пляже все равно хотелось большего.
Эти едва достигшие брачного возраста девицы, словно сошедшие с типичных для Южной Калифорнии красочных придорожных плакатов, выставили напоказ намазанные кремом груди, вытянули длинные, лоснящиеся от крема ноги и то и дело облизывали смазанные вазелином губы. Те, кому посчастливилось узнать его имя, окликали Мэтью; он вяло махал в ответ. Его не прельщали пляжные «цыпочки».
– Ну, старик, ты даешь! – воскликнул, подойдя к нему, мускулистый парень в голубых плавках и линялой серой майке с надписью «Sex Wax».[2] Мэтью положил доску для серфинга на горячий песок и сам сел рядом. – Где ты научился так ловко седлать волну?
– В Наме,[3] – уронил Мэтью и, взяв предложенную Джеффом Мартином банку с пивом, запрокинул голову назад и вылил содержимое себе в глотку.
– Еще немного – и я начну жалеть, что не воевал.
– Не стоит. Это была грязная война; радуйся, что удалось отвертеться.
Номер Джеффа в списке призывников был передвинут (по блату) в самый хвост очереди. Это обстоятельство плюс три упоительные «поездки» с марихуаной позволили ему уклониться от исполнения воинской повинности.
– Наверное, ты прав. – Джефф вздохнул, с нежностью думая об азиатских «палочках» с марихуаной. – А все-таки страна, где основная отрасль – производство наркотиков, не может быть уж совсем плохой.
Откинувшись на локтях, Джефф наблюдал за тем, как расположившаяся по соседству блондинка перевернулась на спину; расстегнутый лифчик свалился, открывая взгляду пару пухлых грудей, тянувших на восьмерку – по его собственной десятибалльной шкале.
Мэтью смял пустую жестянку из-под «Курса» и швырнул в ближайшую урну.
– Вопреки распространенному мнению, Вьетнам – это не только серфинг, наркотики и девочки в баре.
Если бы не обещание командования Военно-морского флота оплатить сверхсрочникам последующую учебу в колледже, черта с два он пошел бы добровольцем. Хотя… что ему оставалось? Мэтью тоже не был пай-мальчиком, за ним числились разные грехи: драки, прогулы да постоянные, повторяющиеся с монотонной регулярностью побеги – однако ничего такого, за что его можно было освободить от службы в армии. Главное, он не принадлежал к тем счастливчикам, чьи состоятельные папаши знали, кому позолотить ручку, за какую ниточку потянуть.
Мэтью Сент-Джеймс не знал своего отца. И мать тоже. Как в классической голливудской мелодраме, он был подкидышем: его, трехмесячного, нашли в картонной коробке на ступенях католической церкви Сент-Джеймса. К голубому одеяльцу была приколота записка:
«У меня больше нет возможности заботиться о сыне. Пожалуйста, отдайте мальчика в хорошую семью, где его будут любить. Спасибо, и да благословит вас Бог».
