Гленна Макрейнольдз - Дракон и голубка
— Мне очень жаль, Купер. Жаль, что вам пришлось столько пережить.
Голос женщины был полон сочувствия, как если бы она действительно понимала его детскую боль и хотела помочь избавиться от нее.
Она опоздала на много лет. Внезапно он испытал дикое желание обнять и поцеловать ее, овладеть ею.
— Тех, кто совершал набеги на «Чертову линию», интересовали только деньги. Это были Бернеты или любовник-китаец моей мамы, — продолжил Купер, надеясь, что несколько жестких, холодных фактов помогут ему избавиться от странного чувства симпатии к ней.
Он признался себе, что страстно хочет ее. Желание дать и получить успокоение породило чувство, которого он не испытывал долгое время.
Купер посмотрел на Джессику, залитую лунным светом, и сжал пальцы в кулак, чтобы не коснуться ее. Мягко, нежно, ласково. Вокруг нее все было таким зовущим, нежным. Ему страстно хотелось обнять женщину, почувствовать ее тело в своих руках. Ее изгибы были нежными, как и кожа, и голос, и рот, и сердце.
— Вы заставляете меня много говорить, — сказал Купер, продвигаясь вперед через заросли, уводя Джессику все дальше от дома. Запах кедра смешивался с ароматом созревающего винограда, переходя в богатое благоухание, добавляя интимности, так необходимой им обоим.
— Гавайи — это бизнес или… м-м… удовольствие? — спросила она, пытаясь изменить тему. И тут же пожалела, что задала этот вопрос, который был, скорее, личным, чем профессиональным. Но ему это понравилось. Купер оценил любую помощь с ее стороны, даже совсем незаметную.
— Бизнес. Я хочу заехать к Пабло Лопесу.
— Вы знаете, где он?
— Это все знают, — ответил он, убирая в сторону висящую над головой ветку.
Джессика остановилась по другую сторону куста. Ее лицо выражало смущение.
— Тогда зачем мы ездили в Лондон? Если все знают, где он, почему не поймают сами, вместо того, чтобы тратить мое время и платить вам за минимум удачливости.
Купер посмотрел на нее сверху вниз, озадаченный ее наивностью. Он был охотником за пиратами. Она лишь встретилась с Джорджем Купером и побывала в «Чертовом вепре». Что она воображает? Что понимает в подобных делах больше, чем он?
— Они не хотят понести убытки, — попытался объяснить Купер как можно проще и жестом предложил продолжить путь.
Джессика колебалась, но все же пошла за ним. Скоро они остановились в конце тропинки.
— А вы хотите причинить ущерб? — с беспокойством спросила она.
— Мне не за это платят, — сказал он. — Но ведь всегда есть возможность. Я бы хотел приступить к работе в понедельник рано утром. Если вы сможете быть в офисе к…
— И поэтому что-то случилось с вашей ногой, — прервала она, демонстрируя все ту же настойчивость, которую он раньше считал добродетелью. — Вас ранили, когда вы пытались кого-то поймать?
— Нет, я был с Джексоном.
Купер сказал это помимо своей воли, сам не понимая, почему. Все кругом избегали этой темы с тех пор, как умер Джексон. Черт бы побрал эту ассистентку с ее распределением, черт бы побрал эту женщину за то, что он так хочет ее.
Джессика почувствовала в нем резкое изменение настроения. Казалось, он был близок к срыву. Купер был неуправляем, непредсказуем, опасен. Это было бы ясно даже дураку.
Сквозь деревья пробивался лунный свет, серебря его волосы и освещая строгие черты лица. В глазах Купера застыло бесконечное страдание.
Он повернулся к женщине, и их взгляды встретились.
— Вы, действительно, вынуждаете меня много говорить, — сказал Купер и провел большим пальцем по ее подбородку.
«Не стоит волноваться, — подумала Джессика. — Этот человек похож на дьявола». Но не могла успокоиться.
— Извините, — ее слова были еле слышны.
Он придвинулся ближе, закрывая собой свет.
— Я не хочу вашей жалости. Мне нужен ваш поцелуй.
Его руки обняли ее за голову, а губы приникли к губам. Джессика знала, что Купер собирается поцеловать ее, но ничего не сделала, чтобы остановить его. Хуже того: она ответила молчаливым согласием. Между тем он просунул свой язык в ее рот, глубоко и уверенно, и Джессика почувствовала, как ослабли ее колени. Купер обнял женщину, прижимая все ближе и интимнее к своему телу.
В ее сердце не происходило никакой борьбы, никакие мысли об отступлении не возникали в голове. Будь у нее время, она бы смогла оценить неудобство окружающей обстановки. Но времени не было. Купер пах вином и нес удовольствие, насыщая ее немыслимым блаженством. Все мысли исчезли, осталось только пламя уже забытого желания в сердце.
Его рот захватил губы Джессики, и она прильнула к нему, чувствуя только силу и нежность его усилий. Купер провел рукой по ее спине, ощупывая все тело. Джессика, чувствуя его возбуждение, прижималась к нему все сильнее и сильнее. Сладость ее аромата охватила его, как пламя. Оно касалось груди, рук, паха…, где ее бедра так нежно, ласково прижимались к нему. Мягкая… Он знал, что она будет именно такой: мягкой и податливой. Купер чувствовал покорность ее тела и страстно желал эту женщину.
Из его груди вырвался сладкий стон. Он не думал, что поцелуй окажется таким возбуждающим и воспламенит ее для любовного акта. Купер ласкал языком язык женщины, так что не оставалось никаких сомнений в том, что он собирается сделать со всем ее телом. Но Купер не собирался заходить так далеко и так быстро.
Джессика прижалась к нему с первым прикосновением губ. Она отозвалась, открылась и полностью овладела им, заставив забыть о невинной попытке. Минуту назад все, чего он хотел, был невинный поцелуй. А сейчас Купер желал раствориться в ее нежности и ласке, обрести в них покой.
«Он солгал, — подумала Джессика сквозь туман в голове. — Это не просто поцелуй». Это было разрушением всех ее ожиданий. Когда он целовал, то имел в виду секс, а не «привет» или «пока», или «рад тебя видеть». Его поцелуй говорил: «Я хочу лечь с тобой в постель. Сейчас же».
Он страстно желал ее, и Джессика позволила себе насладиться этой мыслью. А потом пришлось вернуться к реальности, а, может быть, она просто сказала себе это. На самом деле Джессика ничего не слышала, кроме тяжелого дыхания мужчины и соблазняющих звуков трения их одежды и тел. Она лишилась этих интимных мелочей задолго до развода, и теперь самый неподходящий мужчина возвращал их, заставляя трепетать все ее существо.
— Я, мать… — начала она, как молитву, хватаясь за нее, как за соломинку.
«Не позволять!» Как будто поняв ее намерение, Купер снова впился в губы Джессики страстным поцелуем. Ее мысли о материнстве исчезли под натиском чувственной атаки. Купер поддразнивал женщину языком и телом, прикасаясь к самым чувственным местам.
