Светлана Успенская - Посмертная маска любви
Когда началось прощание с Абалкиным, важно возлежащим в своем английском гробу за семь тысяч долларов, она подошла последней, наклонилась, едва коснулась лба покойника, легко сжала его восковую руку — и какая-то мимолетная тень легла на ее лицо. И я мог бы поклясться, что она улыбается, если бы через секунду девушка не достала из сумочки платок и не приложила его к глазам, отходя в сторону. Ее плечи чуть заметно вздрагивали.
Она стояла неподалеку от меня, прикусив зубами и без того припухлую губу, как бы пытаясь не разрыдаться. Измятый платок выскользнул из ладони, упал к ногам, и тут же его подхватил ветер, относя в сторону.
Я галантно поднял платок и приблизился ней. Хороший повод познакомиться (говорят, на кладбищах происходят самые удачные встречи). Интересно, кто она Абалкину… Судя по всему, ее никто из собравшихся не знает.
— Возьмите, — мягко произнес я, протягивая белый матерчатый комок. — Ваш платок совсем испачкался, позвольте предложить вам свой.
— Спасибо. — Она с благодарностью взглянула на меня полными слез глазами.
В уме я уже подбирал роскошные сравнения для ее синих глаз. Вот некоторые, пришедшие на ум: лазуритовый камень, оправленный в черненое серебро густых ресниц, бирюза того редкого оттенка, который можно найти только у камней, вывезенных с величественного Памира, сапфиры чистейшей воды из чилийских копей, достойные украшать только короны царей, синева вечереющего неба — в том месте, на востоке, где безоблачная дневная лазурь густеет и из-под нее проглядывает торжественный бархат ночи…
Кстати, в ее ответе был слабый, еле различимый иностранный акцент. Это меня удивило.
— Вы хорошо знали его? — осторожно спросил я, кивая на покойника. Интересно, не ошибся ли я насчет акцента.
— О да, хорошо. (Нет, не ошибся!) Очень, очень хорошо. — Она печально опустила взгляд. В голосе звучала грусть.
— Он был мой друг, — добавил я.
— Он был мой друг тоже очень много.
— В смысле очень близкий?
— Да, да, довольно близкий… Но не бойфренд, нет… Просто друг. — Английский акцент был, что говорится, ей к лицу.
— Вы из Англии? — напрямик спросил я. Интересно, откуда у Абалкина могли появиться английские друзья?
— Из Англии? О нет, нет! Я американка, город Вашингтон, штат Вашингтон.
— Извините, я не представился… Сергей Копцев. Временно не работающий литератор.
— О, вы писатель? — Она с интересом вперила в меня синий взгляд. — Всегда мечтала познакомиться с русским писателем! Но боюсь, вы пьете много водки.
— Немало, — согласился я. — Но в остальном я не Чехов, не Достоевский и даже не Лев Толстой. К сожалению… А как вас зовут?
— О, извините, я не представилась. Кэтрин Мэйфлауэр… Я работаю в русском бюро AEN. Журналистка.
— Кэтрин… Какое прекрасное имя! Жену Уильяма Блейка тоже звали Кэтрин, и, надо сказать, она его очень любила.
— Вы читали Блейка?
— А что, с трудом верится? Вот слушайте… Правда, это не слишком вяжется с похоронами…
Мама, мама дорогая! В церкви холодно зимой,
А врата земного рая отпираются в пивной.
Там приятней, чем в соборе, там всегда царит уют,
А в обители небесной даже кружки не нальют!
Слезы девушки мгновенно высохли, и, еле сдерживаясь, она негромко прыснула в кулак. Разговор становился все оживленнее. На нас уже стали обращать внимание. Неплохо было бы уйти отсюда. Кажется, эта бодяга с речами растянется еще часа на два…
— Мы с вами почти коллеги… — Я с удовольствием пожал ее узкую руку. Она была холодна как лед.
Почему-то мне не верилось, что у Абалкина была любовница — американская журналистка. Просто не хочется в это верить, подумал я, а вслух сказал:
— Вы, по-моему, совсем замерзли. Церемония заканчивается, не хотите ли выпить чашечку кофе? Я знаю приличное кафе неподалеку.
— С удовольствием.
И мы тихо слиняли под прикрытием широких спин охраны братьев Палей.
Мы сидели в маленьком кафе, у окна, за которым непрерывно змеился мокрый хвост из блестящих машин. Кэтрин грела в руках маленькую чашечку, над которой вился ароматный пар. Разговор трепыхался вокруг нелепой смерти нашего общего друга.
— А вы знали его жену? — спросила меня Кэтрин.
Я почему-то смутился и опустил глаза. Вот уж чего-чего, а не ожидал от себя подобной стеснительности! Но не рассказывать же малознакомой красивой девушке, что мы с женой покойного чуть было не сгорели в одной постели.
— И да и нет, — туманно выразился я.
— Почему и да и нет? — Она не отводила от меня пристального испытующего взгляда. Трудно было врать под таким взглядом.
— Едва мы познакомились, как она трагически погибла при странных обстоятельствах…
— О да, я что-то слышала об этом. Кажется, она сгорела…
— Можно сказать и так… — Мне не хотелось вспоминать об этом кошмаре, сидя в уютном кафе.
Было бы неплохо тактично перевести разговор на другое, например, на наше знакомство. В качестве переходного варианта никакие идеи в голову не лезли, кроме сетований на погоду, и я выдавил из себя сакраментальную фразу, которая годилась бы для абсолютно любого собеседника любого пола, национальности и вероисповедания:
— Погода сегодня не слишком радостная, дождь с самого утра… Скажите, Катя…
— Катья? — немного удивилась Кэтрин. — О да, я знаю, это фамильярный вариант моего имени по-русски… Хорошо, пусть будет Катья… Тогда как же мне называть вас? Скажите, господин Копцев, а как вас зовут ваши друзья, ваша мама?
— Ну, по-разному, — замялся я и скромно добавил: — Обычно знакомые женщины зовут меня Сережей.
— О! Серожа! — восхитилась моя собеседница. — Прекрасное имя! Такое — как это по-русски? — благозвучное! О’кей, я тоже буду называть вас Серожей! Хорошо?
Я немного нахмурился — показалось, что мое в принципе довольно приличное имя звучит в ее заграничных устах как-то примитивно деревенски.
— Нет, Сережа — это очень скучно, — возразил я, — зовите меня лучше по-французски, Серж. Или с итальянским акцентом — Сержио.
— Ну, как хотите, — уступила моя собеседница.
Она достала из сумочки пачку сигарет (я тут же щелкнул своей фирменной зажигалкой — драконом, из пасти которого изрыгалось синее пламя) и, закурив, тихо спросила, задумчиво глядя на тлеющий кончик:
— Она была красивая? — Упорный взгляд держал меня на привязи, не давая уйти от ответа.
— Инга? Ну… Да, пожалуй, красивая… Но не такая красивая, как вы. — Я был доволен, что вывернулся и сумел даже выдавить из себя комплимент.
