Дмитрий Вересов - Ближний берег Нила, или Воспитание чувств
— А ты и есть Нил?
— Допустим…
— А я тетя Света.
От неожиданности Нил опешил.
— Тоже мне тетя! Ты б еще сказала «бабушка»… Тетя Света, она знаешь кто?
Она жена папиного офицера, лейтенанта Федоровского, поняла?
— И никакой он не папин! — неожиданно вспыхнула девчонка. — Твой папа Федоровскому не командир!
— Очень даже командир! — в свою очередь возмутился Нил. — Федоровский лейтенант, а папа — майор. Скажешь, лейтенант главнее майора?
— Майор главнее, — признала девчонка. — Только все равно не командир.
Нил сокрушенно вздохнул. Объяснять девчонке очевидные вещи — только зря время тратить.
— Светочка, вот вы где! — Мамин голос не расслышать невозможно. И не узнать тоже. — Я ищу вас, ищу…
— Ой, Ольга Владимировна! — взвизгнула Света (и вправду, выходит, Света) и бросилась обнимать подошедшую маму. Нил с удивлением увидел, что она всего на полголовы ниже мамы, которой и папа-то по плечо. — Понимаете, я все собиралась, собиралась, и все в последний момент, а главное-то и забыла — билеты, паспорт, хорошо в метро спохватилась… — Она перевела дух и вновь затараторила:
— Пришлось с полдороги вернуться, а сумочка, слава Богу, на столе, я скорей обратно, с чемоданом и вообще… Пришлось такси брать, я так боялась, так боялась, что опоздаю… Посадку еще не объявляли?
— Нет пока. Тебе повезло, вылет немного задержали… Нил, ты, я вижу, уже познакомился со Светланой Васильевной?
— Угу, — буркнул Нил и отвернулся. Он досадовал на самого себя — принял взрослую тетю за девчонку, и теперь та пожалуется маме, что он грубо с ней разговаривал.
— Познакомился, — подтвердила Светлана. — Отличный парень, мы славно поболтали.
Она весело подмигнула Нилу, и на душе у того полегчало.
— Он немного дичится при незнакомых, но вообще-то мальчик воспитанный и не капризный, — продолжала мама, — никаких хлопот с ним в дороге не будет…
— Начинается регистрация билетов на рейс… — громыхнуло откуда-то на весь зал.
Мама подхватила Нила и чемодан и поспешила к стойке…
Прошли первые захватывающие минуты, когда самолет выруливал на взлетную полосу, потом, взревев моторами, промчался по ней, в считанные секунды набрал головокружительную скорость и наконец оторвался от земли и полетел, оставляя все дальше внизу дома, деревья, дороги и машины — в мгновение ока все сделалось крохотным, игрушечным, — и гудело в ушах от стремительного набора высоты. Еще некоторое время. Нил жил впечатлением этих незабываемых минут, а потом заскучал, неохотно признаваясь себе, что полет начинает его разочаровывать. В обыкновенном автобусе и то интереснее: картинки за окном все время меняются, не успевая надоесть, не то что это бесконечное небо, подстеленное облаками, а главное — чувствуешь движение. То тряхнет, то подбросит, то качнет вперед при торможении.
А здесь сидишь, как дома на стуле, и только по гулу моторов понимаешь, что вообще куда-то движешься. Хорошо бы, конечно, рассмотреть самолет во всех подробностях, но с места много не насмотришь.
Нил заерзал в кресле, отстегнул ремни, опасливо покосился на свою белобрысую попутчицу. Та сидела, уткнувшись в журнал. Нил накренился, повернул голову и прочитал название. «Мода-64». Оно конечно, чего же еще?! Как это он не подумал, выбирая место у иллюминатора, что каждый раз придется перебираться через ее длинные ноги? Обратиться же к ней он не решался, потому что никак не мог определить для себя, как же теперь называть ее: «Света» вроде неудобно, а «тетя Света», тем более «Светлана Васильевна» — язык не поворачивается. Он откашлялся и, к полному собственному изумлению, произнес:
— Permetez-moi, Madame, s'il vous plait…[9].
— Ого, это ты, что ли, по-французски шпрехаешь? — с недоуменным восхищением спросила Света.
— Не шпрехаю, а парлякаю, — солидно поправил он. — Шпрехают по-немецки.
— А ты и по-немецки можешь? — восхищенно поинтересовалась она.
— По-немецки нет, а по инглишу скоро заспикаю. У нас он во втором классе начнется.
— А у нас в школе дойч был. Только училки каждый год менялись — кто в декрет уйдет, кто на пенсию. Так что я даже «их бин дубин» не помню. А в техникуме только английский.
— А ты в каком техникуме? — заинтересованно спросил Нил, даже не заметив, что обратился на «ты». — В авиационном?
— Не-а, в библиотечном… Петушка будешь?
— Какого петушка?
— На палочке, леденцового. У меня красный, желтый и зеленый. Выбирай любого. Нил вздохнул.
— Мне бабушка не разрешает. Говорит, от леденцов зубы портятся.
— А она разве увидит? Бабушка-то внизу осталась, а мы вон где, высоко-высоко.
— Десять тысяч метров над уровнем моря, — соглашаясь, уточнил он и махнул рукой:
— Давай зеленого!
Потом она обыграла его в «города», а он ее — в «морской бой», три раза подряд. Начал было расчерчивать поле для четвертого, но тут стали разносить обед.
Вместо ожидаемой жесткой курицы с несъедобным рисом были крошечные копченые сосиски — таких Нил никогда еще не видел — и жареная картошка с помидорами.
Сосиски ему очень понравились, и Света отдала ему свою порцию, а он отдал ей булочку с икрой, а за это получил ее земляничный джем. Джем был, правда, не в космонавтских тюбиках, а в маленьких круглых баночках, но все равно вкусно.
Потом она задремала, а он смотрел на у ее и думал, что когда вырастет, то женится только на ней. Правда, у нее уже есть муж, лейтенант Федоровский, но это ничего, он же летчик, как раз к тому времени разобьется, и Света будет свободна…
Возле самого трапа их встречал зеленый армейский «газик». Что встречают именно их, Нил понял сразу , — едва выйдя из двери самолета, Света тут же закричала: «Артемка!» — и отчаянно замахала руками. А в ответ ей начал махать огромным букетом роз стоящий возле машины высокий и худой военный. Света рванулась, увлекая за собой Нила, он ткнулся лбом в чью-то тугую ляжку, потом мимо лица снизу вверх пронесся резиновый каблук, и все завертелось…
Он сидел на нижней ступеньке трапа, растерянно потирая ушибленное колено.
Перед ним на светлом бетоне поля корчилась и тихо повизгивала Света. Кто-то громко, надсадно кричал:
— Врача!
— Товарищ лейтенант, разрешите обратиться, — нарушил Нил затянувшееся молчание в узком больничном коридоре. — А вы чему командир?
— Я? — Лейтенант Федоровский глубоко вздохнул. — Я, брат, всему командир… в каком-то смысле. Диспетчер, король эфира. Без моей команды ни одна машина ни взлететь, ни сесть не может.
— А сами на самолетах не летаете?
— Нет…
— Это хорошо! — убежденно сказал Нил. Лейтенант посмотрел с удивлением.
