Душа в обмен на душу (СИ) - Семакова Татьяна
— Где ты и где романтика… — буркнула, въезжая в деревню.
Воронов слабо хмыкнул и ответом меня не удостоил, помалкивая, пока не прошли в дом.
— Стой тут, — сказал тихо.
Первым делом я щёлкнула выключателем, удостоверившись, что неполадки со светом устранены, он быстро пробежался по дому, вновь заставив люк под столом посудой, закончил осмотр второго этажа и спустился вниз с видом владельца.
Руки в карманах, озорной взгляд исподлобья, ухмылка, неспешный шаг. Внутри меня штормит похлеще, чем за окном.
— Ну что, Манюх, — говорит со смешком, — откуда предпочтёшь начать осмотр? Сверху или снизу?
— Чердак, — брякаю, скрестив руки под грудью, — просто покажи мне чердак.
— Пойдём, — отвечает обычным голосом и взгляд тут же меняется, становясь почти равнодушным.
Кивает на лестницу, возле которой замер, и просто смотрит, как я иду к нему, привалившись к перилам.
— Ты красавица, — почти шепчет, когда я делаю шаг на ступеньку, — не помню, говорил ли вслух.
Трусливо ускоряюсь и почти взлетаю на второй этаж, торопливо следуя по коридору между комнатами.
— До конца и остановись, — говорит мне вслед.
Дохожу до окна, задираю голову и вижу небольшое углубление в потолке, с ручкой.
— Чуть в сторону… — слегка отстраняет меня одной рукой, подпрыгивает, хватается за ручку и опускает люк весом своего тела.
Сказать, как он при этом выглядел? Сердце ёкнуло, вот как.
Начинает выезжать телескопическая лестница, он опускает её почти до пола и разводит руки в стороны:
— Вуаля. Полезешь?
— Посмотрю, — киваю сухо и скидываю туфли, начав подъем.
— У меня сегодня день рождения… — бормочет снизу, когда мой зад оказывается выше уровня его головы.
— В апреле, девятнадцатого, — отвечаю, осматривая узкое пространство от пола до крыши.
— Приятно, что ты помнишь, Манюх! Ну, что там?
Беру дохлую мышь за хвост и швыряю вниз.
— Несносная девчонка! — ржёт Воронов, довольно чувствительно прикладывая пятерню к моему заду.
— Воронов! — рявкаю сверху. — В апреле! Девятнадцатого!
И своим истеричным криком бужу какую-то птицу, с удобствами устроившуюся на тёплом чердаке. Она внезапно выпархивает прямо перед моим лицом, хлопая крыльями, я дёргаюсь назад, нога соскальзывает на лестнице, проваливаясь в пустоту, я ухаю вниз, но благополучно приземляюсь в крепкие объятия.
— Сегодня точно апрель, — улыбается Воронов, — девятнадцатое.
— Миш, пусти… — отвожу взгляд, тянусь ногами к полу.
Он тут же ставит меня на бренную землю и лезет наверх.
— На ворону похожа, — констатирует из проёма и забирается весь.
Через минуту слышу, как открывается окно, а ещё через время вижу, как он опускает ноги в люк, виснет на руках и спрыгивает вниз, слегка присев.
Вот обязательно выделываться? Я и так тут еле дышу…
— Оставим окно до дождя, — говорит, убирая лестницу и отряхивая колени.
— А как птица туда вообще попала? — тяну задумчиво и он вновь опускает лестницу, бормоча:
— Хороший вопрос… давай за мной, поработаешь осветителем.
Воронов забирается на чердак, я просовываю лишь голову и громко хихикаю, глядя на то, как он ползёт на четвереньках.
— Манюх, я чёт не понял… Хочешь сама поползать? Я не прочь. Я очень даже за! Как представлю, какие мне виды откроются, дыхание перехватывает.
— Ползи-ползи, — хмыкаю, включая фонарик на телефоне. — Отлично получается.
— Прозвучит странно, но поза для меня привычная… — бормочет себе под нос. Только намереваюсь прокомментировать, как он резко меняет тему: — Тут довольно ощутимая щель между полом и крышей. Похоже, на ремонте сэкономили.
— Полы не вздулись?
— Неа.
— Значит, что-то закрывает дыру с улицы по время дождя… статуя? Сунь руку, пощупай.
— Мне нравится твоё предложение только вне контекста, — замечает ворчливо и разворачивается, ползком перемещаясь обратно.
— Ты так глупо выглядишь, — говорю с удовольствием, широко улыбаясь.
— Прям как ты, ныряющая в багажник, — отвечает со смешком.
— Ты применил грубую мужскую силу, это нечестно и вообще, низко, — говорю с достоинством, вскидывая подбородок, и тут же начинаю спускаться, потому как он приближается слишком быстро.
Дожидается, когда я спущусь, виснет из люка на руках, а я говорю невзначай снизу:
— Потолки почти три метра, не выпендривайся. Я прониклась ещё в прошлый раз.
— Слава яйцам… — бормочет, пристраивая ноги на лестницу и начиная спускаться как нормальный человек, а не герой комиксов о супергероях, — кажется, я потянул сухожилие.
— Придурок… — качаю головой с блуждающей улыбкой.
«Но милый» — вздыхаю мысленно.
«С чего бы?» — уточняет голос разума.
«Пошёл ты…» — отвечаю ему певуче и, разумеется, про себя.
— Пойдём бумажки ковырять? — спрашивает Миша с улыбкой, закрыв лаз на чердак.
— Охо-хонечки хо-хо! — издаёт победный клич Воронов и я тут же отрываюсь от чтения.
— Что нашёл? — спрашиваю заинтриговано.
— Майер — чувак, по проекту которого построили этот дом. Выдающийся архитектор, по словам психа.
— Юницкий? — уточняю, хотя и так понятно.
— Ага. Почитай его показания.
— Андрей говорил, цитирую, «дифирамбы дому-убийце».
— На счёт дифирамб согласен. Но он мне и самому нравится, если не брать в расчёт ремонт. Несовершенное совершенство… так, ладно, это лирика. Кстати, о лирике…
— Миша-а-а-а… — зову нараспев, — не отвлекайся.
— Я пока и не сосредотачивался…
— Воронов, твою налево! — говорю строго, бровки хмурю, а он пялится с умилением. — Да ну прекрати уже, это даже не смешно…
— Ох, Манюха, знала бы ты что сейчас в моей голове происходит… так, ладно… давай с самого начала. Обратила внимание, что участок под домом Майера в два раза меньше?
— Губарёва имела в собственности соседний участок, — киваю с серьёзной миной.
— Имела… а не могла выразиться по-человечески? — бубнит себе под нос. — Так, ладно… имела, так имела, — я стоически выдерживаю непроницаемое выражение лица, а он продолжает: — Молодая женщина получает в наследство соседний участок и дом, в котором в последствии проживает, по крайней мере, в преклонном возрасте, раз уж тут скончалась. О чём нам это говорит?
— О том, что на старости лет её потянуло к земле, — отвечаю едко.
— У меня в голове нарисовалась другая картина…
— Какая? — спрашиваю со смешком.
— Любовь, — слабо пожимает плечами самый язвительный мужик из моего окружения, говоря абсолютно серьёзно. — Думаю, есть резон встретиться с Губарёвым. Я начинал с Лунева, ему продали Васнецовы, купившие у Губарёва, но среди бумаг остались его паспортные данные, телефон выяснить — не проблема.
— И зачем нам это?
— Марь Санна, а как же твоё стремление удовлетворить конечного заказчика? — округляет глаза, пялится на меня в «искреннем» недоумении.
— Я сейчас удовлетворю себя и сделаю тебе какую-нибудь пакость, — отвечаю честно.
— Услышал только начало и страшно проникся перспективой, — говорит быстро, подавшись чуть вперёд, ко мне, ближе.
— Так, ладно… — бормочу, невольно копируя его. Беру чистый блокнот и пишу, озвучивая: — Разговор с Губарёвым о его бабке.
— Погнали дальше, — с облегчением выдыхает Воронов. — Губарёв вступил в наследство и продал дом Васнецовым, те — Луневу, и всё через фирмочку, в которой ты работала.
— И тут появился ты, — закатываю глаза, а Миша вздыхает:
— И тут появился я.
Его томные вздохи напрягают, я прищуриваюсь и спрашиваю осторожно:
— Как ты во всё это влез?
— Вопрос своевременный, но отвечать на него мне страсть как не хочется, — морщится Воронов. — Опустим?
— Залупу тебе на воротник, — отвечаю резко, — рассказывай.
Глаза его округляются на столько, что кажется, будто они вот-вот выпадут. Присовокупить к этому совершенно идиотскую улыбку и неловкое молчание, но, я уже сказала…