Марина Крамер - Три женских страха
– Объясняет понятно, думаю, споемся.
– Ну, отлично. А живет где?
– Вы заткнетесь или нет? Других тем нет для застолья, кроме биологии? – поинтересовалась меж тем Юлька, делая большой глоток из стакана, в котором, кроме сока, явно было что-то еще. Папа никогда не выставлял на стол водку и коньяк, если видел, что невестка уже в градусе, но хитрая Юлька привозила с собой, пряча фляжку то за резинкой чулка, то просто в кармане.
Семен открыл рот, чтобы огрызнуться, но Слава сильно сжал руку жены, лежавшую на столе, и Юлька, чуть взвизгнув, замолчала и занялась едой.
Я исподтишка бросала на Акелу взгляды, но тот не реагировал. Это меня страшно злило. Как же хотелось увидеть хоть какую-то эмоцию на этом каменном лице! Как хотелось, чтобы единственный глаз Акелы засветился чем угодно – злостью, интересом, смехом – хоть чем. Но гость продолжал перемалывать челюстями мясо и не велся на мои призывные взгляды. Устав корчить из себя роковую соблазнительницу, я встала из-за стола и, швырнув салфетку в тарелку, почти бегом двинула к себе, чтобы никто не увидел, что я вот-вот расплачусь.
Замкнув дверь, я бросилась на кровать и взвыла от досады. Эмоции, волнами захлестывавшие меня, были незнакомыми и странными, прежде мне не приходилось испытывать подобного. С чего я решила, что хочу внимания этого человека? Он же старый – ну явно старый, может, не намного моложе отца! Но, черт возьми, почему мне так хочется снова поймать на себе его взгляд? Почему мне не страшно и не противно смотреть на его изуродованное лицо? Почему меня не пугают эти волки, повязка на глазу, огромные руки? Почему хочется, чтобы этими руками он поднял меня, оторвал от пола и закружил по комнате? Господи, какая чушь – даже жарко стало от этих мыслей…
Я села, зажала руками пылающие щеки – они горели, как при высокой температуре. Поддавшись порыву, вынула из тумбочки альбом и принялась водить карандашом по белому листу. Очень скоро появился четкий профиль, голый череп идеальной формы, длинная тонкая русая косичка… Черт! Это же – ОН! Нужно спрятать подальше – не хватало еще, чтобы нашла любопытная домработница Галя.
Акела поселился в нашем доме, и я имела возможность видеть его каждое утро и каждый вечер. При встрече я кроила равнодушную мину, за столом делала вид, что не замечаю его, а внутри все тряслось от счастья и восторга. У папы были какие-то дела с ним, а потому он предпочитал держать Акелу поближе.
То, что я приняла за карабин, оказалось длинной палкой из бамбука – по утрам Акела во дворе выполнял какие-то непонятные упражнения, используя эту штуку в качестве снаряда. Однажды я вроде как безразлично поинтересовалась, как называется палка. Акела, разгоряченный упражнениями, смерил меня цепким взглядом единственного глаза и объяснил:
– Это не палка. Это боевой шест бо.
– Не поняла…
– Что именно? – терпеливо уточнил он, закидывая шест на плечо.
– Для чего он?
– Для боя.
– Им же неудобно! – искренне удивилась я – длина шеста превышала мой рост.
– Если уметь, то очень даже удобно.
– А вы умеете?
– А я – умею, – усмехнулся он. – Если я удовлетворил твое любопытство, то могу идти? У меня много дел.
Я вспыхнула, спрыгнула с перил крыльца, на которых сидела, и унеслась в гараж. Вот хам! Отцу, что ли, пожаловаться? Но потом я передумала – аргументов против Акелы у меня не имелось, он не позволил себе ничего лишнего. Папа не оценит…
Я отполировала тряпочкой фару «Харлея», подмигнула наклеенной на бензобак пушистой рыжей кошке-картинке и пошла в дом завтракать.
За столом сегодня было мрачно и как-то молчаливо. Папа курил, постукивал по столу пальцами, тетя Сара, переселившаяся к нам не так давно, тихо переругивалась с домработницей Галей, появившейся у нас через три месяца после папиного возвращения и прижившейся, последовавшей за нами в этот огромный дом в загородном поселке. Акела, нахмурив брови, ел овсянку – папа страдал язвой желудка и поэтому придерживался диеты, ну а все домашние вынуждены разделять ее во время совместных застолий. Хотя потом никому не возбранялось съесть то, чего душа просила, – Галя готовила вкусно и разнообразно, учитывая привычки каждого члена семьи. Я, например, любила выпечку, пельмени, что-то из макарон – это пока никак не сказывалось на фигуре, а потому Галя часто баловала меня то булочками с ореховым кремом, то конвертиками с ветчиной и сыром, а то и спагетти с красным мясным соусом.
Покончив с завтраком, отец и Акела поднялись в кабинет, а я решила поехать к портнихе – уже готовилась к выпускному, шила платье. Тетя Сара, разумеется, вызвалась сопровождать меня, хотя ее присутствие мне не было нужно – зная вкусы тетки, я понимала, что наряд она не оценит и нажалуется отцу. Фасон я нашла в журнале «Бурда», и он позволял выгодно подчеркнуть то хорошее, что было в моей фигуре. А, кроме того, сегодня я решила еще и кардинально поменять образ – остричь волосы. В общем, тетку удалось оставить дома, однако мастер в парикмахерской заартачилась и наотрез отказалась резать почти под ноль мои кудрявые черные волосы.
– Да ты сдурела! Как можно – такое богатство?! – причитала толстая тетка в белом переднике, призывая на помощь всех сотрудников. – Вы только гляньте – стригите, говорит, под ноль! Это где такое видано?
Сорвалась моя стрижка… Но ничего – найду другую парикмахерскую, пусть и не сегодня.
Близость Акелы нервировала меня. Его присутствие в доме, его шаги на лестнице, его куртка и ботинки в прихожей – все это заставляло постоянно думать о нем. Зато он меня почти не замечал…
Я похудела, «спала с лица», как прокомментировала тетя Сара. Папа настаивал на визите к врачу, но я отказывалась. Только брат, мой любимый брат Семен мгновенно вычислил причину.
Однажды он приехал к нам в то время, когда отца и Акелы гарантированно не было дома, вошел ко мне, запер дверь и потребовал:
– Рассказывай.
Я оторвала от подушки заплаканное лицо и пробормотала:
– Нечего…
– Влюбилась? – сочувственно спросил Сема, садясь на край кровати и поглаживая меня по спине.
Я молча кивнула, вцепившись зубами в угол наволочки. Семен вздохнул:
– Понимаю…
– Как ты можешь меня понять?
– А ты думаешь, я не люблю Максима?
Меня слегка передернуло, но потом я настроилась на свой обычный лад – принимать брата таким, каков он есть.
– Ну, наверное… только…
– Что – хочешь сказать, что это как-то иначе происходит? Нет, Сашура, совершенно так же. Те же эмоции, те же чувства.
Я молчала. В душе мне казалось оскорбительным, что Семен сравнивает нетрадиционные отношения с обычными. Но кто я, чтобы судить его?
