Индира Макдауэлл - Тадж-Махал. Роман о бессмертной любви
Но он не успевает – брошенный Сингхом кинжал не позволяет ему это сделать.
Другой чатрист берется за Кадеру. Второе ранение Салмана смертельно. Теперь я понимаю, что это никакой не старик, он силен как бык и прекрасно владеет оружием. Слава богу, в его руках нет пистолета, но он и кинжалом может покромсать на куски. А у Раджива кинжала нет, он его уже метнул.
В ход идет подвернувшийся под руку посох. Удары и ложные выпады следуют один за другим. Противники достойны друг друга, за какие-то мгновения они обмениваются серией таких ударов, какие могли бы свалить с ног хороших бойцов. Оба действуют как профессионалы.
Престон тоже больше не стоит столбом. Он прятался, пока свистели пули, опасаясь попасть под рикошетную, но теперь, когда Раджив и лжемонах бьются без огнестрельного оружия, решил, что пора включиться в драку и ему.
Престон пробирается к саркофагу Шах-Джехана. Только теперь я замечаю, что тот слегка сдвинут с места, вероятно, там тайный ход. Вот как когда-то принесли сюда Сатри, и откуда вдруг появился сам Престон!
Рядом со мной лежит пистолет Ричардсона, неизвестно, есть ли в нем пули, но выбирать не приходится.
– Эй!
Престон поднимает голову на мой оклик и на мгновение замирает. Он уже отодвинул саркофаг достаточно широко, еще чуть и скользнет вниз. Пока я доберусь, ход будет закрыт. Мало того, он положил в стороне какую-то коробку. Взрывчатка!
Престон уже готов нырнуть в ход, когда мой палец все же нажимает на курок. Потом еще и еще раз. У Ричардсона в его «Зиге» было шесть пуль, а использовал он всего три. Три другие пригодились для Престона. Хватило бы и двух. После первой Престон оседает, изумленно глядя на меня. А я жалею третью пулю, теперь мне нечем помочь Радживу. Однако Сингх справился сам – я не видела как, но его противник свалился со свернутой шеей.
Я не представляю, сколько прошло времени, в результате мы стоим в окружении двух саркофагов и десяти трупов. Раджив ранен, я тоже, но это не смертельно. Ричардсон буквально изрешечен, Кадера тоже получил три ранения и смертельный удар. На Арору я стараюсь не смотреть.
Престон с простреленной головой лежит возле саркофага у приоткрытого подземного хода. Три лжемонаха лежат по разным сторонам.
Я киваю на последнего со свернутой шеей:
– Где ты всему этому научился?
Раджив недовольно ворчит:
– Там же, где и ты.
– Давай, перевяжу. – Я беру за его руку. – Раджив, я агент британской спецслужбы.
– А я индийской.
– Что?!
– Была бы менее самоуверенной, призналась бы сразу. Многого можно было бы избежать…
Но дальше мы не разговариваем, от коробочки, оставленной Престоном, отчетливо доносится тиканье! Мы бросаемся к ней. Два одинаковых проводка тянутся к коробке побольше, спрятанной за саркофагом. Таймер и взрывчатка…
Рано обрадовались, секунды убегают стремительно, а проводки одинаковые, какой из них главный – неизвестно.
Мы оба понимаем, что это конец, что отсюда мы не выйдем, а потому я вдруг решаю сказать самое главное:
– Раджив, я люблю тебя. Никогда не думала, что скажу такое, но…
Он не дает договорить, берет меня за подбородок и смотрит в глаза. По законам жанра должен последовать долгий поцелуй, который прервет только смерть. Я почти готова закрыть глаза, чтобы встретить губы Раджива, но…
– Повторишь мне это, если выживем?
– Что ты делаешь?!
Он намерен оборвать один из проводков.
Больше ничего сказать не успеваю, кинжал в руке Раджива действительно перебивает один из проводков. Время словно зависает, мы даже не понимаем, течет оно или просто остановилось. Таймер остановился, и взрыва нет.
– А вот теперь… – Раджив наклоняется, чтобы поцеловать меня.
Но прежде чем он это сделал, я спрашиваю:
– Как ты угадал?
– Я не угадывал. Если не перебить ни один провод, то все взорвется. Но если перебить хоть какой-то, то вероятность спасения велика.
Наша беседа прерывается… тиканьем.
Неужели остановленный Радживом таймер запущен снова?!
Нет, звук доносится от другого устройства, оно куда сложней – никаких проводов и прочих глупостей. Я с такими встречалась… И судя по мелькающим цифрам это устройство включилось одновременно с первым. Мастер фальшивых спецэффектов на экране подбросил нам мину замедленного действия в жизни. Первый таймер был ложным, чтобы мы успокоились и не заметили второй.
Раджив хватает меня за руку:
– Джейн, беги! Этот ход ведет в усыпальницу Сати за пределами Тадж-Махала. Я задвину саркофаг, и ты сумеешь уйти. Я не знаю, как справиться с этим, – он кивает на красные цифры, быстро меняющие друг друга на экране, – но попытаюсь что-нибудь сделать.
– Зато я знаю. – Я отодвигаю его в сторону. – Дай кинжал.
Я действительно знаю. На наше счастье, Престон не столь опытен в подобных делах и ему не дали сложное устройство или такое, какое нельзя обезвредить. Мало того, запас времени поставили достаточный, видно для того, чтобы Престон успел спуститься в подземный ход и спастись. Он хотел взорвать Тадж-Махал, а сам уйти по подземному ходу!
И все равно времени мало, я едва успеваю. Цифры гаснут на «13», нам и Тадж-Махалу оставалось жить тринадцать секунд.
– Где ты этому научилась?
Я отвечаю его же фразой:
– Там же, где и ты.
– Нет ли третьего устройства?
– Нет, ему и это-то тащить было тяжело, здесь фунтов пятнадцать…
Раджив с кем-то говорит по спецсвязи (мобильники здесь не берут), потом поворачивается ко мне:
– Джейн, через пару минут сюда ворвутся спецназовцы. Люди наверху освобождены, там все в порядке. Нужно убрать бутылку, чтобы случайно не взорвали. Сядь в стороне, они тебя не тронут, там знают, кто ты.
– А ты?
Он, смутившись, объясняет:
– А я уйду этим ходом. У меня еще не все дела завершены. Чатристы – это не только Арора, надо разобраться с остальными.
– Я с тобой.
– Куда?!
– Мои дела тоже не завершены. Ричардсон предал меня, но он же и погиб, защищая. И ты прав – чатристы не только Арора, но и заговор это не только чатристы. Пусть Ивер-Хилл ты знаешь лучше меня, но Лондон я знаю лучше!
– Ты с ума сошла!
– И давно. Иначе не прилетела бы в Мумбаи. Давай-ка прихватим этого гада? Сделаем вид, что спасали его, но ранение было слишком серьезным.
Раджив смотрит на меня с изумлением:
– Поистине женщина куда хитрей дьявола.
– А то! – весело соглашаюсь я.
– Джейн, а алмаз? Вы с Амритой единственные…
– Я знаю.
Я возвращаюсь к саркофагу Мумтаз, снимаю с него большое изображение Кали и кладу его на трупы лжемонахов, сбрасываю ложе для костра и устраиваю другое – из своего шарфа. Неровный свет факелов заставляет алмаз отбрасывать крошечные световые блики по всему помещению. В подземелье Тадж-Махала после стрельбы и смертей вернулась сказка.
