Соня Мармен - Сезон воронов
Гнев овладел мною. Всего этого ужаса не случилось бы, если бы у Тревора не возникла глупая идея украсть что-нибудь из повозки военного обоза. Он до сих пор был бы жив, а сердце моей дочки не было бы истерзано горем…
– Но почему, – спросила я расстроенно, – почему вы решили обокрасть этот конвой?
– Нам хотелось есть, мама, – ответила Франсес, стыдливо пряча глаза.
– Вам хотелось есть? – переспросила я, не веря собственным ушам. – Но как…
– Мама, Тревора не было дома больше трех месяцев, – перебила меня Франсес, – и все то немногое, что он успел заготовить, я съела. Он пробовал охотиться, но дичь не шла. Он не хотел идти просить еду у клана. Хотя и соседям особенно нечем было поделиться. А Тревору так хотелось, чтобы я была довольна!
– Ты могла прийти в Карнох, и я бы дала тебе…
– Нет! – резко ответила моя дочь. Лицо ее исказилось болью, глаза снова наполнились слезами. – Мама, Тревор был таким гордым! Он не хотел. Я предлагала, но он наотрез отказался, сказал: «Лучше умереть, чем побираться!»
«Господи, знал бы он, что так и случится!»
– Но как вы оказались на той дороге одни? – спросила я уже спокойнее, с бóльшим пониманием.
– Двоюродные братья Тревора должны были вот-вот нас нагнать. Но что-то их задержало. А Тревор больше не мог ждать. Он боялся, что конвой снова отправится в путь, и тогда мы вообще ничего съестного не найдем. Последняя повозка осталась без присмотра, и… Нам очень хотелось есть!
А в это время Претендент и его приближенные вкушали изысканные яства и запивали их французскими винами! Какая жуткая несправедливость! Тысячи солдат, с конца лета до зимы жившие в военных лагерях, вернулись домой и обнаружили, что закрома и кладовые пусты. И это при том, что восстание закончилось ничем и месть короля Георга вот-вот обрушится на непокорных! Скоро в Хайленд прибудут члены следственной комиссии. Начнутся суды и казни. Людям придется какое-то время скрываться в горах…
– Что ты намереваешься делать теперь?
– Вернусь домой.
– Куда?
Франсес посмотрела на меня так, словно не поняла сути вопроса.
– В Дальнесс, конечно! Теперь мой дом там. Я была его женой, пусть и всего несколько месяцев. А теперь до конца жизни я его вдова.
Она показала мне левую руку, где на безымянном пальце поблескивало медное колечко в виде двух переплетенных лент.
– Это кольцо Тревор заказал кузнецу в лагере еще во время кампании. Потом он хотел подарить мне серебряное. Хотя, думаю, я прекрасно обойдусь и этим.
Франсес с минуту задумчиво смотрела на обручальное кольцо того же оттенка, что и ее волосы.
– Мама, мне страшно. Я чувствую себя такой одинокой! А по ночам… По ночам мне снится весь этот ужас с виселицей, опять и опять! – Она закрыла глаза и прижалась ко мне. – Лицо Тревора… грохот люка, открывшегося у него под ногами… Я вижу такой сон каждую ночь, и это сводит меня с ума. Ужасно!
– Я знаю.
О да, я знала это! Мне снилось то же самое, когда Лиам сидел в тюрьме, в Эдинбурге, по обвинению в убийстве лорда Даннинга! Хотя, надо признать, мои кошмары были порождением воображения. Они были отражением моих страхов. У Франсес все было по-другому. То была реальность, переживаемая снова и снова. И эти воспоминания будут преследовать ее всю жизнь. Я вздохнула и вытерла глаза. Как сказал доктор Мэншолт: «…в горе проявляется все лучшее, что есть в нас»? Наверное, так оно и есть. Я посмотрела на дочь, всем сердцем желая, чтобы это оказалось правдой.
Я задумчиво взглянула на озеро Кинорд. Такая разная, суровая и в то же время захватывающая красота пейзажа была отражением истории этой страны. Тревор, Саймон, Колин, Ранальд… И сколько еще других? Эта земля пила их кровь, как губка воду.
Шотландию – земли древние, морщинистые и истощенные – римляне называли Каледонией, а переселившиеся сюда из Ирландии скотты – Далриадой. Позднее пикты именовали ее «королевство Альба», а еще позже – «королевство скоттов».
Я прижалась щекой к холодному камню и кожей ощутила сложный мотив резьбы – наследия давних времен. Этот красивый крест, мастерски высеченный в граните, был живым свидетельством того, что когда-то здесь обретался человек, его сотворивший. То был след, оставленный безвестной жизнью на незыблемом камне, которому не страшны износ и время.
Воспоминания запечатлены в памяти на всю нашу жизнь и исчезают одновременно с нами… А эти гранитные стелы – память времен. В Шотландии очень много таких камней и каменных построек – «вех истории». Крест, к которому я прижалась щекой, наверняка был вырезан на камне в эпоху начала христианизации пиктов, в пятисотые годы от Рождества Христова.
Колумба, кельтский монах-христианин, покинул родную Ирландию и прибыл сюда, в эту гористую туманную местность, населенную язычниками-пиктами. Он родился в королевской семье, но, влекомый скорбью, оставил титулы и богатства, чтобы обратить в веру столько же душ, сколько их погибло в последней кровопролитной битве в Ирландии, которая случилась из-за него. И вот он переплыл море и ступил на берег Гаэлей, землю королевства скоттов, которая тогда именовалась Далриадой, а в мои дни – Аргайлом…
Повелитель скоттов разрешил ему поселиться на Айона – маленьком острове недалеко от острова Малл. Там Колумба основал монастырь. Со своими учениками он исходил всю землю языческой Шотландии, проповедуя евангельские истины. Король пиктов Бруде и его друиды встретили его враждебно. Увы, в нашем мире перемены не происходят без кровопролития! Пролилась кровь и тогда, но Колумба с божьей помощью совершил несколько маленьких чудес. Так, он спас человека, вытащив его из разверстой страшной пасти чудовища, поднявшегося из темной, сине-зеленой пучины озера Лох-Несс. Только тогда Бруде признал сильным проповедуемого им Бога и того, кого Колумба называл Христос, и перешел в христианство. А еще через столетие все жители Шотландии уже были христианами.
На некоторых камнях мегалитических сооружений, установленных еще в дохристианские времена, сохранились таинственные письмена с буквами огамического алфавита или языческие символы полумесяца, змеи, волка и вооруженного воина. Были ли то рассказы о событиях того времени? Или эти камни служили для религиозных целей? Как бы то ни было, они до сих пор пребывают в Хайленде и защищены от вандалов тайной, по-прежнему их окружающей…
Прошло много минут, и холод успел пронизать меня до костей. За спиной послышался шорох, и теплая рука погладила меня по щеке, когда я обернулась.
– Все в порядке, a ghràidh?
Я грустно улыбнулась Лиаму.
– Да, почти, – ответила я хрипловатым от слез голосом.
Лиам погладил по волосам Франсес, которая, похоже, задремала, завернувшись в свою накидку.
