Оксана Семык - Капкан на охотника
— Грязные они были, а уж чьи, не могу сказать. Не то чтобы уж очень они были заметные. Да только я накануне, с утра только, полы на кухне помыла, потом пошла на рынок. Вернулась часа через два. Захожу на кухню продукты из авоськи выложить. Стала лимон вынимать, а руки-то у меня уже не те, лимон возьми и упади на пол. Я за ним нагнулась, смотрю: а на чистом линолеуме земля понасыпана, словно с чьих ног грязных. Точно Барабашка хулиганил. А кому ещё это быть? Агаточка-то на работе до вечера.
— А когда вы следы эти видели?
— Как раз за день до Агаточкиной смерти. Не случайное это совпадение. Видать, чуял Барабашка-то смерть эту. Может, предупредить хотел, потому и явился.
— А после убийства Барабашка появлялся?
— Вроде нет, после того он пропал. Уж, почитай, две недели прошло, всё спокойно. А всё равно страшно мне. Теперь-то я совсем одна осталась. А потом еще неизвестно кто в освободившуюся-то комнату въедет. Мож, алкоголики какие да наркоманы.
Так. Значит, Барабашка появлялся перед смертью Агаты. Мне всё меньше нравится этот представитель потусторонних сил. Выпытав у бабуси все подробности странного посещения, я торопливо с ней прощаюсь. Мне хочется скорее остаться одной и обдумать свежеполученную информацию.
Я еду в автобусе с коробкой на коленях, и пассажиры косятся на картонку, из которой периодически доносится недовольное «мяу» — наверное, Годзиллу там укачивает.
Таинственная записка жжёт меня сквозь карман, побуждая к действиям. Я чувствую, что напала на след преступника. Я в этом почти уверена.
Итак, нет сомнений, что старушка видела именно убийцу. И, разумеется, именно он был тем самым таинственным Барабашкой.
Но как он проник в квартиру? У него были свои ключи или открывал отмычкой?
А еще эта странная записка… Если предположить, что записку со словом «завтра» написал злодей, и на машинке Берсеньевой это слово напечатал тоже он, то получается, что убийца предупреждает свою жертву? Он что, играет с ней, как кот с мышью?
Но тогда это не обыкновенный преступник, каких тысячи, а псих или маньяк. Ну а если он маньяк, то на одной жертве он не остановится. Или были ещё жертвы? Но как это выяснить? Как?
Глава 14
Вернувшись домой, я первым делом выпускаю Годзиллу из коробки. Она настороженно обходит все углы, знакомясь с новой обстановкой, а я лезу на антресоли за парой старых ванночек для проявки фотографий, которые, вложенные одна в другую, идеально подойдут для кошачьего туалета.
Старая газета послужит наполнителем, а позже куплю в зоомагазине что-нибудь более подходящее для этой цели.
Пока мои руки рвут на части газетную бумагу, мозг продолжает лихорадочно размышлять, Как же выяснить, были ли в городе другие одинокие женщины, убитые и ограбленные подобным образом?
Внезапно мой взгляд натыкается на заголовок «Криминальная хроника» на обрывке газеты в моих руках. Точно! Это идея! Я бросаюсь к своей сумке, вытряхиваю из неё записную книжку с номерами телефонов и открываю страничку на букву «Ш».
Звоню я своему бывшему однокашнику, а ныне сотруднику газеты «Криминальный вестник» Пашке Шурыгину. У меня записан номер служебного телефона Павла, и я, вслушиваясь в длинные гудки, молю провидение, чтобы суббота в редакции оказалась рабочим днём.
После шестого или седьмого гудка в трубке что-то щёлкает, и женский голос произносит:
— Редакция «Криминального вестника».
— Могу я услышать Шурыгина Павла?
— Минуточку…
Я нетерпеливо барабаню пальцами по телефонному аппарату. Наконец в трубке раздается:
— Шурыгин слушает.
— Пашка, привет! Это Рощина.
— Танюшка, ты! Сто лет тебя не слышал.
— Сам знаешь, какая нынче жизнь. Всё дела да хлопоты. Сам-то тоже не звонишь.
Мы с Пашкой подружились ещё в школе, когда вместе участвовали в подготовке школьных вечеров, викторин и прочей развлекаловки.
Он тогда попытался ухлёстывать за мной, но меня на тот момент больше занимала учёба, чем первые романтические опыты, и Пашка получил от ворот поворот, а точнее, предложение остаться друзьями.
Долго расстраиваться по этому поводу он не стал, и вскоре закадрил другую девицу из нашей школы, на которой впоследствии и женился, едва ему стукнуло восемнадцать и с которой, назло всей бракоразводной статистике, до сих пор продолжает жить и растить двоих детей.
Любовь наша не состоялась, зато дружба тянется уже много лет, хотя и не так часто мы видимся, как хотелось бы.
— Как жизнь, Паша?
— Как у всех. По голове то гладит, то бьёт.
— Как семейство?
— Нормально. Младший в первый класс пошёл этой осенью. Старшая так вообще уже в пятый перешла.
— Да ты что? Стареем мы с тобой. Молодёжь на пятки наступает.
— Да ладно тебе плакаться. Уж ты-то ещё, небось, на все сто выглядишь. Ты у нас всегда была девушка симпатичная. Не был бы я женат на Маринке, я бы тебе предложение прямо сейчас сделал. Ты же знаешь, первая любовь она самая трепетная.
Я знаю, что Пашка просто зубоскалит. Жену он свою по-настоящему любит. Но до сих пор он при каждом удобном случае напоминает мне, что был в меня безнадёжно влюблён. Это уже у нас превратилось в своего рода игру.
— Пашуль, а у меня к тебе просьба, — подхалимски говорю я.
— А я и не сомневался, — отвечает Пашка. — С чего бы это ты ещё мой прах потревожила. Ты ко мне постоянно с просьбами подъезжаешь. Пользуешься ты моим к тебе хорошим расположением, чувствами моими к тебе застарелыми. Ох, пользуешься. Знаешь ведь, что не могу тебе ни в чём отказать. Ну, выкладывай, что тебе от меня надобно.
— Паш, срочно нужно подшивку «Криминального вестника» за этот год, а лучше и за предыдущий тоже. У вас ведь наверняка есть в редакции. Я бы сейчас заскочила, взяла, а в понедельник вернула. Никто и не хватится. А?
Я вкладываю в свой голос всё возможное обаяние, какое могу наскрести. И Паша сдаётся.
— Ладно, забирай. Кому эти подшивки могут понадобиться, тем более в воскресенье. Но только в понедельник верни обязательно!
— Торжественно обещаю и клянусь! Ты же меня знаешь. Я тебя никогда не подводила. Ты сегодня до какого часа на работе?
— До трёх. Успеешь?
Я смотрю на часы. Если не обедать, то успеваю. Впрочем, есть мне совсем не охота. Сыскная лихорадка лишила меня аппетита.
— Успею, — говорю я Паше, кладу трубку и подмигиваю Годзилле, сидящей напротив меня:
— Посидишь тут одна недолго?
Опять я выскакиваю из дома и бегу к остановке. Через полчаса я принимаю из Пашиных рук две увесистых пачки подшитых газет. Пашка шутит:
