Виктория Холт - Властелин замка
— Умоляю, мадемуазель Лоусон, не смотрите на меня так строго. Поверьте, не я в этом повинен.
— Неужели? А я думала, что она уже некоторое время принадлежит вам. Вот посмотрите, краски испортились Очевидно, с картиной плохо обращались.
Улыбка тронула его губы, и лицо его изменилось, приобретя насмешливое выражение.
— Да вы просто неистовы в вашем гневе. Можно подумать, что вы боретесь за права человека, а не за сохранение красок на холсте.
— Когда я должна уехать?
— Во всяком случае, не раньше, чем закончится наша беседа.
— Поскольку вы считаете невозможным доверить работу женщине, я думаю, нет необходимости продолжать разговор.
— Вы очень импульсивны, мадемуазель Лоусон. Мне кажется, реставратор старинных картин вполне может обойтись без этого качества. Я не говорил, что я не доверяю работу женщине, это ваше предположение.
— Я вижу, что вы не одобряете моего присутствия здесь. Этого достаточно.
— Вы ожидали, что я с одобрением встречу ваш обман?
— Господин граф, — сказала я, — я работала вместе с отцом. Я взяла на себя завершение работы по его заказам. Вы раньше приглашали его приехать сюда. Я считала, что договоренность остается в силе, и никакого обмана в этом не нахожу.
— Тогда вас должно было насторожить удивление, которое вызвал в замке ваш приезд.
— Будет затруднительно выполнять столь тонкую работу в недоброжелательной атмосфере, — довольно резко ответила я.
— Вполне вас понимаю.
— В таком случае…
— В таком случае? — повторил он.
— Я могла бы уехать сегодня же, если кто-нибудь соизволит отвести меня на станцию. Насколько я понимаю, поезд из Гейяра идет только утром.
— Я вижу, вы отличаетесь большой предусмотрительностью. Но должен повторить, мадемуазель Лоусон, вы слишком импульсивны. Вы должны понимать причину моих сомнении. Вы, если позволите так выразиться, выглядите слишком молодо, чтобы можно было поверить, что вы имеете необходимый опыт работы такого рода.
— Я несколько лет работала со своим отцом. Многие и с возрастом не приобретают мастерства. Нужно глубоко понимать, любить живопись, а с этим чувством можно только родиться.
— Вы не только художник, как я вижу, вы еще и поэт. Но в… м-м… тридцать или около того опыта может быть все же недостаточно.
— Мне двадцать восемь, — с жаром возразила я, и тут же поняла, что угодила в ловушку. Он вознамерился низвергнуть меня с пьедестала, на котором я старалась удержаться, и показать мне, что я всего-навсего обыкновенная женщина, не выносившая, чтобы обо мне думали, что я старше своего возраста.
Он поднял брови: разговор явно занимал его. Я поняла, что выдала отчаянность своего положения, а он с присущей ему жестокостью хочет помучить меня как можно дольше, удерживая в состоянии неопределенности.
Впервые с того момента, когда я пустилась в это рискованное предприятие, выдержка изменила мне.
— Нет смысла продолжать. Насколько я понимаю, вы решили, что я не могу справиться с этой работой, потому что принадлежу к слабому полу. Хорошо, господин граф, я оставляю вас вместе с вашими предрассудками и уезжаю сегодня или завтра.
Несколько секунд он смотрел на меня с насмешливым удивлением, но только я двинулась к двери, он тут же подошел ко мне.
— Мадемуазель, вы меня совсем неправильно поняли. Возможно, ваши познания во французском не столь совершенны, как в живописи.
И опять я попалась на удочку:
— Моя мать была француженкой. Я прекрасно поняла каждое слово, которое вы изволили произнести.
— В таком случае я сам виноват в том, что туманно изъяснялся. Я не хочу, чтобы вы уезжали… во всяком случае сейчас.
— Вы ведете себя так, будто не доверяете мне.
— Уверяю вас, мадемуазель, это только ваше предположение.
— Вы хотите сказать, что мне следует остаться?
Он притворился, что колеблется. — Говоря без обиняков, мне хотелось бы подвергнуть вас небольшому… испытанию. О, пожалуйста, мадемуазель, не обвиняйте меня в предвзятости против вашего пола. Я готов поверить, что в мире существуют блестящие женщины. Я просто потрясен тем, что вы рассказали мне о своем понимании и любви к живописи и чрезвычайно заинтересован в оценке степени повреждений и стоимости реставрационных работ над картинами, которые вы осмотрели. Ваши выводы представляются мне весьма разумными.
Я испугалась, что блеск моих глаз выдает мое волнение, вызванное новой волной надежды. Если он понял, как безумно я хотела получить этот заказ, он не смог бы отказать себе в удовольствии дразнить меня. К моему ужасу, он увидел это.
— Я собирался вам предложить… но возможно, вы уже твердо решили, что покинете нас сегодня или завтра.
— Я совершила долгое путешествие, господин граф. Естественно, я предпочла бы остаться и выполнить работу — при условии, что обстановка будет доброжелательной. Итак, что же вы собирались предложить?
— Чтобы вы отреставрировали одну из картин, и если результаты нас устроят, вы бы продолжили работу над остальными.
В ту минуту я была совершенно счастлива, хотя куда уместнее было бы лишь облегчение — ведь я уверена в своих способностях. Ближайшее будущее выглядело весьма радужно. Не будет позорного возвращения в Лондон! Не будет кузины Джейн! Неизъяснимое чувство радости, предвкушения, волнения наполнило меня. Я не могла это объяснить. Сомнений не было: я успешно пройду испытание, а это означало долгое пребывание в замке. Это чудесное старинное место станет моим домом на ближайшие месяцы. Я смогу изучить замок и хранимые в его стенах сокровища. Я смогу продолжить дружбу с Бастидами. Я смогу удовлетворить свое любопытство относительно обитателей замка.
Любопытство мое было поистине ненасытным. Я поняла это с тех пор, как мне указал на это отец — я всячески старалась изжить в себе это качество, но мне беспрестанно хотелось узнать, что скрывалось за масками, которые надевали люди напоказ всему миру. Это было сродни удалению окислившейся пленки со старинной картины: и для меня понять истинную натуру графа было словно реставрировать живую картину.
— Это предложение, кажется, вам по душе.
Итак, я опять выдала свои чувства, а я-то гордилась тем, что такое случалось редко. Но, может быть, он отличался особой проницательностью.
— Мне оно кажется весьма справедливым.
— Тогда договорились, — он протянул руку. — Давайте скрепим наш договор рукопожатием — если не ошибаюсь, это старинный английский обычай. Как любезно с вашей стороны, мадемуазель, что вы обсуждали это дело по-французски; договор мы заключим на английском языке.
