Дэвид Лоуренс - Дочь леди Чаттерли
Клэр согласилась позировать Фрэнсису с утра. Юноша целый час молча потел у мольберта, потом вдруг отшвырнул в сторону кисти, решительным шагом направился к Клэр и, глядя ей в глаза, скороговоркой произнес:
— Я влюбился в вас как последний сумасшедший. Клэр, будьте моей женой. Я знаю, вы любите меня не так сильно, как я люблю вас, но, быть может, вы меня еще полюбите. Я согласен ждать хоть всю жизнь.
— Вы, Фрэнсис, мне очень нравитесь, но я… — Клэр с большим трудом подыскивала слова, — я просто не собираюсь выходить замуж в ближайшее время, — наконец нашлась она. — Я очень, очень дорожу вашей дружбой и не хотела бы ее лишиться.
У юноши был потерянный вид.
— Мне кажется, до сих пор вам не везло в любви, верно? Но ведь это вовсе не значит, что вы всю жизнь должны прожить одна. С вашей красотой и обаянием это было бы настоящим преступлением против природы.
— Но почему женщина должна непременно выходить замуж? — спросила Клэр. — На свете столько всего интересного.
— Что, например?
— Как что? Музыка, живопись, история. Да и вообще жизнь очень многообразна. Мне трудно выразить это словами. Поверьте, просто мне еще совсем не хочется замуж.
— Это потому, что вы не любите меня.
— Но вы мне очень нравитесь! — воскликнула Клэр, ничуть не кривя душой.
Фрэнсис взял обе ее руки в свои и попеременно поцеловал.
— Простите, что я смутил ваш покой. Что это мне вдруг взбрело в голову объясняться вам в любви? Словно вы непременно должны ответить мне взаимностью. Надо же, какое тщеславие с моей стороны.
У Клэр защемило сердце — ей было жаль юношу. Быть может, если бы он встретился ей раньше, когда ее душа еще была незамутнена всеми этими ужасными переживаниями, она бы ответила на его любовь… Кто знает? Но сейчас ее сердце молчит. И как долго еще оно будет молчать? Всегда?..
С этого дня Фрэнсис совершенно переменился. Он клялся Клэр в дружбе до гроба и больше ни разу не пытался объясняться в любви.
— Вас здесь все любят, — сказал он ей как-то. — Ради Бога, живите себе спокойно. Я буду вести себя тише воды, ниже травы. Моя милая, добрая Клэр, вы просто не обращайте на меня внимания.
Она чуть не расплакалась. Фрэнсис понял ее состояние, схватил ее за руку и потащил в студию, чтобы она снова ему попозировала. И во время сеанса говорил с ней только о живописи.
Клэр стало очень грустно. Юноша страдал, и причиной его страданий была она. Но ей так не хотелось уезжать из Лон Эндона прямо сейчас. Пожить здесь еще хотя бы с недельку, собраться с силами. Да и по сэру Клиффорду она будет очень скучать.
С почтой, которую в Лон Эндон обычно доставляли вечером, пришло письмо от Конни. По обыкновению сумбурное, полное всяких слухов и сплетен. Письмо показалось Клэр очень наивным и простодушным, и она ощутила к матери прилив нежности. Мать искренне радовалась, что дочь чувствует себя лучше и очень просила написать как можно скорей, какое впечатление произвел на нее сэр Клиффорд и Рагби.
«У нас с отцом к тебе просьба, — писала Конни. — Пожалуйста, взгляни на ту сторожку егеря в парке, а потом опиши мне, как она сейчас выглядит. Сама понимаешь, какие теплые чувства испытываем мы с твоим отцом к этому маленькому домику. Ты уж меня извини, доченька, за эту просьбу, ладно? Когда-то я посадила справа от двери красный клематис, рассчитывая, что он со временем заплетет весь домик. Я всегда любила эти мелкие цветочки-звездочки — их бывает так много. Напиши мне, как он оплел домик…»
Остальная часть письма была посвящена местным новостям. Как бы между прочим Конни сообщала, что Глория приуныла — ей скучно в деревне. О малыше она заботится мало, и Конни часто берет его к себе.
Мать называла Джонни «нашим малышом», Клэр показалось это очень трогательным.
В тот день Лиз высадила ее у ворот в Рагби-холл и тут же уехала. Прежде чем войти в дом, Клэр сделала круг по парку, пытаясь отыскать сторожку егеря. Ей почему-то очень не хотелось видеть этот домик, но коль мать так просит…
Она заблудилась и спросила у старого садовника, как пройти к сторожке.
Старик с удивлением смотрел на молодую девушку.
— Вы спрашиваете про домик егеря? — Он вытер тыльной стороной мозолистой ладони свой вспотевший лоб. — Помню, помню его. Симпатичный был домик, да только сэр Клиффорд распорядился спалить его после того, как уехала моя леди.
Клэр густо покраснела. Она прекрасно понимала сэра Клиффорда. Пробормотав какие-то извинения, она бегом бросилась к дому. Старый садовник долго и с удивлением смотрел девушке вслед.
Ревнивый, доведенный до отчаяния муж всей душой ненавидел этот домик, пристанище двух влюбленных, где они тешили свою плоть. Сэр Клиффорд поступил правильно, повелев сжечь домик дотла. Она, Клэр, поступила бы точно так же.
Разумеется, девушка не сказала хозяину Рагби о том, что искала сторожку егеря.
Возвратившись вечером в Лон Эндон, Клэр написала матери письмо. Она привела слова старого садовника, а потом стала описывать свои встречи и беседы с сэром Клиффордом.
«Я была удивлена, что он выразил желание увидеться со мной после того, как я призналась ему, кто я такая, — писала Клэр. — Он так настойчиво приглашал меня посетить его на следующий день, что я поняла — он на самом деле этого хочет. Мне кажется, он очень добрый и душевный человек. Представляешь, ма, он помнит, как я сказала, что люблю домашние пышки с маслом, и к моему приезду в Рагби велел кухарке испечь пышек. Он все время смотрит на меня с задумчивой и ласковой улыбкой, хотя, как мне кажется, этот человек отнюдь не сентиментален. Ну, разве совсем чуть-чуть, и то если дело касается Рагби. Большинство его высказываний о жизни обычно бывают приправлены изрядной долей сарказма. Рассказчик он изумительный. Сегодня мы беседовали с ним об английской архитектуре, он показал мне несколько очень дорогих книг с фотографиями памятников архитектуры. О, он знает об этих памятниках все. Стоит мне назвать какое-нибудь графство, и он тут же начинает перечислять его достопримечательности».
Клэр с восторгом описывала фотографии огромных каминов, которые показывал ей сэр Клиффорд и сообщала, что всего за несколько часов узнала так много из истории Англии.
«Потом сэр Клиффорд отпер большой сундук и извлек на свет Божий богатейшую коллекцию миниатюр, которые, как он сказал, очень нравились тебе, ма, — писала Клэр своим аккуратным почерком. — Он обратил мое внимание на изысканнейшую миниатюру графини Ламбе — ее тайком вывез из Франции какой-то аристократ, когда там случилась революция. Миниатюра так и осталась в Рагби, потому что во времена царствования короля-регента здесь жили беженцы из Франции. Он сказал, ты так любила смотреть на эту миниатюру. Ты ее помнишь, ма?.. Отсюда ты, наверное, сделала вывод, что он вспоминает о тебе без злобы и гнева…»
