Гарольд Роббинс - Прощай, Жаннет
Таня направилась к его столику, по дороге раскланиваясь со знакомыми. Жак поцеловал ей руку, усадил на банкетку спиной к окну и лицом к залу, сам сел напротив.
– Ты выглядишь потрясающе, моя дорогая, – заметил он. – Хорошеешь не по дням, а по часам.
Она мысленно улыбнулась. Выходит, верно говорят, что никогда женщина не выглядит так хорошо, как в первые месяцы беременности.
– Merci, monsieur,[16] – сказала Таня. – С годами это становится все труднее.
Жак рассмеялся.
– Есть женщины, которые никогда не стареют. Ты одна из них. Ну, как дела?
Она пожала плечами.
– Comme ci, comme са.[17] – Потом повернулась к официанту. – Мартини, пожалуйста. – Снова посмотрела на Жака. – Ну и что ты узнал?
Он сделал незаметный жест в сторону соседнего столика. Она посмотрела и узнала среди сидевших людей директора салона.
– Не здесь, – тихо сказал Жак.
Таня понимающе кивнула. Она разделяла его опасения. Официально Жак был репортером, пишущим о моде в одном из солидных изданий, но основные деньги он зарабатывал, шпионя в мире высокой моды. Каким-то таинственным образом он узнавал, у кого из модельеров наготове коллекция и станет ли она сенсацией сезона или нет. Таня платила ему уже три года, и получаемой от него информации не было цены.
– Давай спокойно поужинаем, – предложила она.
– У меня, – быстро согласился он. – У меня есть прекрасная cote d'agneau,[18] я приготовлю с herbes de Provence,[19] моя мать прислала мне сегодня утром.
Она уже готова была согласиться, но вдруг вспомнила, что сегодня последний вечер перед отъездом Жаннет в школу.
– Не могу, – сказала она. Подошел официант и поставил перед ней мартини. – Как насчет завтрашнего вечера?
– Завтра мой редактор в городе, – извиняющимся тоном ответил Жак.
Таня отпила глоток мартини и сразу вспомнила указания врача. Никакой выпивки. Поставила бокал.
– Черт побери!
– Ну ладно, давай сегодня, – она взглянула на него. – Мне просто придется уйти пораньше. Дочь завтра утром уезжает в школу, надо побыть с ней.
– Будешь дома к десяти, – пообещал Жак.
Подошел официант и положил перед ней визитную карточку. Она взглянула на старинный готический шрифт, потом подняла глаза на официанта.
– Тот джентльмен, что дал вам эту карточку, – спросила она, чувствуя как сильно забилось сердце, – где он?
– Только что ушел, – ответил официант. – Сказал, что не хотел бы вам мешать.
Таня вскочила и побежала к двери, все еще держа карточку в руке. Она увидела свернувшее за угол такси, но не успела разглядеть пассажира. На улице никого не было. Она снова взглянула на карточку.
ИОГАНН ШВЕБЕЛЬ
Finanzen Direktor
von Brenner GmbH
Монтевидео Мюнхен
Уругвай F.W.q.
Она перевернула карточку. Почерк Иоганна остался таким же четким. „Я буду по этому номеру завтра в девять утра. Пожалуйста, позвоните мне. И.»
Она медленно вернулась в ресторан. Жак встал ей навстречу.
– Что-нибудь случилось? – спросил он с тревогой.
– Нет, – ответила она, садясь. – Ничего не случилось. Просто появился некто, кого я сто лет не видела и очень хотела бы повидать.
– Старый любовник? – улыбнулся Жак.
– Не совсем, – Таня покачала головой.
– Тогда послушайся моего совета, cherie,[20] – сказал он с чисто французской проницательностью. – Никогда не гоняйся за ушедшей любовью. Когда догоняешь, все оказывается совсем не так.
Таня посмотрела на него. Внезапно сведения, которых она так ждала от него, показались ей абсолютно неважными.
– Знаешь, – сказала она, – пожалуй, отложим сегодняшнюю встречу. Лучше я побуду с дочерью.
Было начало восьмого, когда она приехала домой. Дверь открыл Анри.
– Bonsoir, Анри, – поздоровалась она. – Что нового?
– Ничего, мадам, – ответил дворецкий. – Господин маркиз уже дома.
Она кивнула.
– А Жаннет?
– Она у себя в комнате. – Он помолчал. – В какое время мадам будет ужинать?
– В половине девятого, – сказала Таня, поднимаясь по лестнице. Она прошла через коридор и, остановившись перед дверью Жаннет, тихо постучала.
Жаннет открыла дверь и улыбнулась.
– Maman.
Таня потянулась и поцеловала дочь, затем вошла в комнату. Сразу увидела стоящие у стены саквояжи.
– Вижу, ты уже уложилась?
– Полностью готова, – сказала Жаннет. – Завтра в семь я уезжаю.
Таня улыбнулась.
– Соскучилась по школе?
– Да, как будто, – ответила Жаннет. – По правде говоря, мне надоедают каникулы. В Париже летом совсем нечего делать. Большинство знакомых разъехались.
– Может, следующим летом я не буду так занята. Тогда и мы куда-нибудь уедем.
– Может быть, – согласилась Жаннет. – Кстати, совсем забыла. Морис рано вернулся домой. Он тебя искал. Просил меня передать, что ему нужно как можно скорее с тобой поговорить.
– Ладно, – сказала Таня. – Я велела Анри подать ужин в половине девятого. Тебя это устраивает?
– Вполне, – ответила Жаннет. Она взглянула на мать. – Ужинать будем вдвоем? Или Морис…
– Если хочешь, только вдвоем, – ответила Таня.
– Да, мне хотелось бы.
– Тогда ты и я, – сказала Таня и пошла к двери. – Я тебя позову.
Она прошла через холл и остановилась у двери комнаты Мориса. Постучала и, услышав невнятный ответ, вошла.
Морис сидел в кресле-качалке с рюмкой коньяку в руке. Не поднимаясь, он кинул на нее злобный взгляд.
– Где это ты шлялась весь день? Она не стала отвечать.
– Ты хотел меня видеть?
– Чей член ты сегодня облизывала? – Язык у него заплетался.
– Это, в любом случае, не твое дело, – ответила она. – И уж, конечно, но такой, как у тебя. Поэтому говори, что тебе нужно, или я уйду.
Голос его был раздраженным.
– Никогда не догадаешься, кто сегодня звонил. Она сразу догадалась, но не подала виду.
– Иоганн Швебель, – бросил Морис, внимательно наблюдая за ней. Но выражение Таниного лица не изменилось. – Тебя это не удивляет?
– А должно удивлять? – совершенно естественно спросила она.
– Я хотел спросить, не беспокоит ли тебя его появление.
– Какие у меня основания для беспокойства? – спросила она. – В наших книгах все в порядке, все честно. Доля Вольфганга в целости и сохранности.
– Ты просто дура, – окрысился Морис. – А что, если они захотят взять все в свои руки? Где мы тогда будем?
– Он так сказал? – поинтересовалась Таня.
– Нет. Он просто хотел встретиться с нами. Я сказал, чтобы он перезвонил завтра в одиннадцать.
Она посмотрела на него. Его лицо покраснело от выпитого коньяка, а так много он пил днем, только если был очень расстроен.
