Лариса Чурикова - Никогда не говори мне «нет». Книга 4
Почти месяц нас никто не беспокоит, я занимаюсь дочерью, отдыхаю и практически не выхожу из комнаты, так как боюсь оставить ребёнка одного даже на минуту. Родственники с пониманием относятся к моему желанию отгородить слабого ребёнка от всяких опасностей. Не докучают посещениями, свекровь только развесила и разложила вокруг детской кроватки какие-то травы, острые ножи, горький перец, лук и чеснок – предметы, защищающие, по её мнению, ребёнка от злых духов. А так же строго настрого запретила тушить свет в спальне – это тоже один из обычаев. Муж переселился в другую комнату и только заходит к нам иногда утром или вечером, чтобы узнать, как дела. Мне кажется, он боится подходить к дочери, и не хочет прикасаться ко мне, а его приходы напоминают тяжкую обязанность. Мне не нравится это, пытаюсь наладить хотя бы видимость отношений, говорю, что это и его спальня. Он шутит, что в детской ему не место. А свекровь в тот же день поясняет, что мужчине нужно хорошо высыпаться перед работой, а ребёнок будет мешать. Моя тихоня будет мешать?! Но меня особо не волнуют решения мужа и свекрови. Не хочет быть с семьёй – и не нужно. Нам и вдвоём хорошо. Только Медина иногда навещает меня после школы. Она тихонько садится на стульчик возле кроватки и смотрит на свою двоюродную сестричку. Эта девочка становится иногда для меня в роли радионяни. Если она в спальне, я могу безбоязненно выйти по своим делам. Как только Лиля беспокоится, Медина тотчас бежит за мной.
Я понимала, что счастливое время, когда обо мне словно забыли и оставили в покое наедине с дочерью, не может длиться вечно. Через месяц состоялся разговор с мужем, в котором он деликатно намекнул, что я и так достаточно отдыхаю, что в доме полно работы, а мама не справляется, что я молодая и сильная, а мама уже стара и быстро устаёт, и я могла бы с ней ненадолго меняться местами. Я работаю по хозяйству, а свекровь смотрит за ребёнком. И ещё: Лейла не моя собственность, и уже пора подпустить к ней и других родственников. Рустам умеет убеждать, если хочет.
После разговора с ним у меня просыпается комплекс вины: получается, я с дочерью являюсь обузой, так как ничего не делаю. Я соглашаюсь оставлять Лилю с Надирой, пока буду убирать, стирать и готовить. В этот же день детская кроватка перекочевала в спальню к свекрови, а я, выйдя на кухню, обнаружила столько работы, что смогла увидеть ребёнка только ночью. Но жаловаться некому.
Через неделю выяснилось, что мы не соблюли несколько обрядов, касающихся появления ребёнка. Свекровь уверена, именно поэтому девочка такая слабенькая, плохо ест и развивается. И вообще, прошли «чилла» – сорок дней с момента появления ребёнка – теперь следует отпраздновать наречение имени. Иначе все подумают, что с ребёнком что-то не то, и мы его просто прячем. Для меня это значит одно: два дня я не выхожу из кухни, готовя праздничный обед для родственников и соседей, которые соберутся для торжества.
Как проходит само событие, помню плохо, так как не спускаю глаз с малышки, которую держит на руках сначала дед, потом отец, потом её берет очень старый седой старик с трясущейся головой и руками, мулла, и у меня сердце останавливается от страха, что её уронит, пока долго и нудно говорит. Потом о ребёнке забывают, и я наконец-то уношу в спальню, с тревогой всматриваюсь в маленькое личико, трогаю лобик, чтобы убедить себя, что с дочерью всё в порядке.
Через какое-то время следует провести новый обряд – надевание первой рубашки, потом – первое купание, потом прорезался первый зуб «дандонмужак», потом «муйсаргирон» – первая стрижка. И всегда толпа гостей, всегда нудная национальная музыка на народных инструментах, снова тревога и беспокойство, и снова вижу ребёнка только ночью, так днём занята по хозяйству и на кухне.
Обычай «чиллагурезон» означает, мать с ребёнком должна первый раз выйти из дома, чтобы навестить родственников и поблагодарить тех, кто до этого приходил поучаствовать в соблюдении традиций, приносил для Лейлы подарки. Это означало, что обеды на несколько десятков человек мне готовить не придётся. Наоборот, меня будут ждать за праздничным столом. Но от этого обычай для меня не становится лёгким. Я должна с ребёнком на руках сидеть определённое время в чужом доме, с улыбкой кивать головой, особо не понимая, о чём идёт речь, с тревогой следить, чтобы те, кто захотел подержать мою девочку на руках, не причинили ей вреда.
И всё-таки я проглядела свою дочь. Только себя виню в том, что не отстояла покой в детской, что из-за слабости характера не послала всех к чёрту с их обычаями и традициями, что делала «как надо». А надо было всего лишь помнить наставления врача в том, что у Лили ослабленный иммунитет и она требует особой защиты и особого внимания. А я не защитила её.
Как-то вечером, забрав спящую дочку от свекрови, я просто поставила её колыбельку рядом со своей кроватью, легла на постель и моментально провалилась в сон. Да, я очень устала за день, но как я могла не поцеловать её, не коснуться её лобика. Я же всегда это делала! Только глубокой ночью меня что-то разбудило. Видимо, во сне усталость прошла, и тогда нахлынуло беспокойство. Подскакиваю в кровати, и, ещё не подходя к колыбели, по дыханию понимаю: что-то не так. Моя девочка горит, глазки закрыты, ротик приоткрыт, щёчки пылают, дыхание с трудом вырывается из лёгких.
Хватаю ребёнка на руки, ручки и ножки безвольно висят. Меня охватывает такая дикая паника, что хочется выть. Беру себя в руки, понимаю: от меня сейчас зависит жизнь моего ребёнка. Укладываю Лилю в колыбель, бегу в спальню к мужу, обнаруживаю, что она пуста. Врываюсь к родителям, ору: где Рустам, Лиля больна! Свекровь пытается объяснить, что я не должна так врываться. Я трясу её за плечи и кричу о том, что ребёнок в опасности. Как только добиваюсь, что Рустам остался ночевать в городе, понимаю: больше она мне ничем помочь не сможет. Бегу в дом к братьям. На половину Нурмата достучаться не смогла, а вот жена Акмаля открыла почти сразу.
– Где Акмал?
Объяснять ей что-либо не имеет смысла, мы так и не научились общаться, но надеюсь, хотя бы имя мужа она поняла. Понять-то она поняла, но помочь мне ничем не собирается, стоит и удивлённо хлопает глазами. Отталкиваю её, бегу в дом, нарушая все запреты и приличия, кричу «Акмал!», знаю, что перебужу детей, но сейчас это мелочь.
Брат Рустама спускается со второго этажа, на ходу завязывая халат. Подлетаю к нему, задыхаясь, пытаюсь объяснить:
– Лейла заболела, горит вся, нужна машина, нужно в больницу, Рустама нет дома!!!
Акмал молча идёт вперёд, я бегу следом. Во дворе вижу Нурмата, видимо, мой крик переполошил и соседний дом.
– Я завожу машину. Иди, собирай ребёнка, – лаконично отдаёт приказы Нурмат.
