Внимание! Мы ищем маму (СИ) - Лотос Милана

– Ты могла позвонить. Написать.

– А зачем? – она горько рассмеялась, и смех ее перешел в надрывный кашель. – Чтобы услышать, как ты занят? Чтобы получить очередную подачку? Нет уж. Я нашла того, кто был рядом. Кто оценил меня.

– Игнатенко? – я с трудом выговорил это имя. – Того самого женатого альфонса, который тебя содержал, а потом, я так понимаю, кинул, раз ты здесь одна?

Ее лицо исказилось от злобы, но вдруг выражение снова резко поменялось. Слезы брызнули из ее глаз.

– Он… он обещал развестись, – всхлипнула она, и ее голос стал жалобным, детским. – Обещал, Андрей! А потом… потом просто перестал отвечать на звонки. А я… а я заболела. Оказалось, все это время… – она замолчала, смотря в пустоту.

Потом ее взгляд снова нашел меня, но в нем теперь была какая-то отчаянная, лихорадочная надежда.

– Андрюша… – она протянула ко мне руку, и пальцы ее дрожали. – Прости меня. Я была дурой. Я все испортила. Я так жалею… Я скучала по детям. По Степке… По нашему дому.

Я молчал, ошеломленный этой резкой сменой настроений. Это была та самая биполярка, о которой мне когда-то шептались ее родственники?

– Мы можем все начать сначала, – она говорила быстро, страстно, ее глаза горели. – Я вылечусь. Мы заберем детей. Мы будем семьей. Настоящей семьей. Ты же меня еще любишь, да? Я знаю, ты любишь.

Она смотрела на меня с таким наигранным, жалким ожиданием, что у меня сжалось сердце. Но не от жалости. От отвращения. От понимания, что это не раскаяние. Это отчаяние загнанного в угол человека, хватающегося за соломинку.

– Нет, Маша, – тихо, но очень четко сказал я. – Ничего у нас не будет. Никогда. Дети теперь мои. И я не позволю тебе снова сломать им жизнь.

Ее лицо снова преобразилось. На нем вспыхнула ярость.

– Я их мать! – прошипела она. – Я подам в суд! Я докажу, что ты никчемный отец! У тебя ничего не выйдет!

– Попробуй, – холодно бросил я и, развернувшись, вышел из палаты.

За спиной оставался ее сдавленный, бессильный плач, быстро перешедший в истеричные крики. Я шел по коридору, и меня трясло. Но не от страха. От осознания того, что женщина, которую я когда-то любил, окончательно и бесповоротно умерла.

– Только попробуй…

21.

После визита к Маше ощущение было препротивным. Казалось, меня как будто окунули в чан с дерьмом. Давно не испытывал подобным ощущений, и сейчас я не знал, как мне от этого отмыться.

Я быстро зашел в туалет и сполоснул лицо холодной водой, а потом просто громко и яростно вспомнил весь свой матерный словарный запас.

Вздохнув, посмотрел на себя в зеркало и хмыкнул. Полегчало.

После этого, воодушевленный, я зашел в кабинет к Насте.

Дети сидели на полу и раскрашивали картинки, которые она им распечатала. Мирная картина, которую я сейчас готов был разрушить.

– Всё? – тихо спросила Настя, по моему лицу все понимая.

– Всё, – коротко кивнул я. – Спасибо. Но нам пора. Срочные дела.

– Пап, а мы куда? – поднял на меня глаза Степа. – Домой?

– Нет, сынок. На работу. Мне нужно срочно решить несколько важных дел.

Настя нахмурилась.

– Андрей, они устали. Может, лучше домой?

– Нельзя. Пока она там, – я кивнул в сторону палат, – я не могу позволить себе роскошь отсиживаться дома. Мне нужно быть в курсе всего, и мой офис – сейчас единственное безопасное место, где я могу работать.

Я видел, что она не согласна, но спорить не стала.

Помогла собрать разбросанные фломастеры и проводила нас до лифта.

Дорога до офиса прошла в напряженном молчании. Степа смотрел в окно, Тёма тихонько хныкал, уставший от долгого ожидания.

Мой офис располагался в современном бизнес-центре.

Стекло, хром, дорогая отделка.

Вид моей «Ауди» на фоне этого здания всегда вызывал у меня чувство глубокого удовлетворения. Сегодня же, вылезая из машины с двумя помятыми, уставшими детьми, я чувствовал себя не в своей тарелке.

Лифт поднялся на восьмой этаж.

Дверь с табличкой «Охранное Агентство «Проскуров и Партнеры»» открылась, и нас встретил знакомый запах кофе, дорогой оргтехники и… абсолютного порядка.

– Андрей Игнатьевич! – из-за своего стола поднялась моя помощница, Аннушка. Ее взгляд скользнул по мне, потом по детям, и на ее идеально подведенных глазах я увидел смесь удивления, любопытства и немедленного желания помочь. – Что случилось? Чем я могу помочь?

– Анна, это мои сыновья, Степан и Артём, – сказал я, стараясь звучать максимально деловито. – Им придется провести здесь пару часов. Устрой их в переговорке.

– Хорошо, – Аннушка тут же включилась, ее материнский инстинкт, похоже, боролся с карьерными амбициями и пока побеждал. – Ой, вы какие милые! Пойдемте, я вас соком и печеньками угощу!

Она повела детей в стеклянную переговорную комнату, соседствующую с моим кабинетом. Я поймал на себе взгляды сотрудников. Удивление, улыбки. Для них я всегда был железным Проскуровым. А сегодня я был… папой.

– Стёпа, Тёма, сидите тут тихо, – строго сказал я. – У Анны есть работа. Я буду в своем кабинете, дверь открыта. Ведите себя прилично.

– Хорошо, пап, – буркнул Стёпа, уже увлеченный видом из окна на восьмом этаже.

Тёма молча кивнул, его большой палец уже был во рту.

Я удалился в свой кабинет, оставив дверь открытой, и погрузился в мир телефонных звонков и писем, накопившихся за время моего отсутствия.

Нужно было срочно связаться с юристом, с остальными клиентами, найти замену расторгнутому контракту. Мир рушился, и его нужно было собирать, ради детей.

Первые пятнадцать минут были относительно спокойными.

Я слышал, как Аннушка что-то шепчет детям, звон ложек о чашки. Потом тишину нарушил плач Тёмы.

– Па-а-а-п! – донеслось из переговорки. – Я пи-и-и-сать хо-о-отю!

Я, прервав разговор, высунулся из кабинета.

– Анна, не могла бы ты…

– Конечно, конечно, Андрей Игнатьевич! – Она уже неслась к переговорной. – Артёмка, пойдем, милый, я тебе все покажу!

Она увела его в сторону туалета.

Я вернулся к звонкам.

Потом Тёма захотел есть. Потом пить. Потом ему стало скучно. Аннушка металась между своим столом и переговоркой, как теннисный мячик. Я видел, как на ее идеально нанесенном тональном креме проступают капельки пота.

И тут я заметил, что Стёпа слишком долго ведет себя тихо.

Я вышел из кабинета. Степы не было в переговорке. Сердце упало.

– Анна, где Степан?

– Он… он тут только что был, – растерянно оглянулась она.

Я быстрым шагом прошелся по офису. И увидел его. Он стоял у стола молодой практикантки Лены и с восторгом разглядывал огромную, хрустальную пресс-папье в виде лошади – дорогой сувенир от клиента.

– Степан, – рявкнул я.

Он вздрогнул и отпрыгнул от стола.

– Я просто смотрел!

В этот момент из туалета вернулся Тёма, и его внимание привлекла огромная, напольная ваза с декоративными ветками, стоявшая в холле. Он потянулся к хрупкому сооружению.

– Тёма, нет! – крикнула Аннушка, бросаясь к нему.

Это была катастрофа.

Тёма, испугавшись резкого крика, дернул за ветку. Массивная ваза качнулась, как пьяный гигант, и с оглушительным грохотом разбилась о мраморный пол. Осколки полетели во все стороны, декоративная галька рассыпалась по всему холлу.

Одновременно с этим Стёпа, испуганный моим окриком, инстинктивно сунул руку в карман. И оттуда, на глазах у всего офиса, на пол выпало хрустальное пресс-папье. Оно не разбилось, но покатилось с громким стуком прямо к моим ногам.

В офисе воцарилась мертвая тишина, нарушаемая только всхлипываниями перепуганного Тёмы и тяжелым дыханием Степы.

Я стоял, глядя на эту картину тотального разрушения. Разбитая ваза. Украденная вещь. Перепуганные дети. Шокированные сотрудники.

И тут Аннушка, пытаясь спасти ситуацию, бросилась к Стёпе.

– Стёпа, не бойся, это ничего, – она попыталась обнять его, но он вырвался.