Нора Робертс - Рожденные смертью
– Я считаю это комплиментом. – Рорк поднял свой бокал с пивом в знак приветствия.
– Это просто наблюдение. Вы с ним оба стремитесь к совершенству, но у него стремление переходит в одержимость. Все должно быть только так, а не иначе. А ты любишь смешивать, экспериментировать. Вот я и думаю: может, именно эта его дотошность и довела кого-то до ручки. Может, он кого-то разозлил, или уволил, или, допустим, отказал кому-то в помощи. «Я не могу довести это до совершенства, значит, забудьте об этом».
– Сильно же он кого-то достал, если они решили его за это убить.
– Люди убивают из-за сломанного ногтя. Но вообще-то ты прав. Он настолько кого-то достал, что они решили устроить из этого шоу. Потому что это было именно шоу. Продуманное и эффектно исполненное шоу. Демонстрация силы. – Ева стянула у него с тарелки кусочек жареной картошки. – Взгляни на нее. Компьютер, – скомандовала она, – вывести фото с удостоверения Долорес Ночо-Кордовец на первый экран.
Когда изображение появилось на экране, Рорк поднял брови.
– Красота часто бывает смертоносной.
– Зачем женщине с такой внешностью понадобилась консультация пластического хирурга? И зачем он согласился ее принять?
– Красота не менее часто бывает иррациональной. Может, она убедила его, что ей нужно нечто большее, нечто иное. Будучи мужчиной, да к тому же большим ценителем красоты и совершенства, он мог заинтересоваться и согласиться на консультацию. Ты говоришь, он почти перестал практиковать. Значит, мог выделить час своего драгоценного времени на разговор с женщиной, у которой такие внешние данные.
– Это один из сомнительных аспектов. У него слишком много свободного времени. Человек всю свою жизнь посвятил работе, в своей области произвел революцию, вошел в историю. Чем же он занят, когда не работает? Я не могу понять, что́ он делает со своим досугом. Что бы ты делал?
– Занимался бы любовью со своей женой, умыкал ее на долгие выходные куда-нибудь подальше. Показал бы ей мир.
– У него нет жены или даже постоянной любовницы. Во всяком случае, я таковых не обнаружила. В его ежедневнике огромные пробелы, ничем не заполненные. Не мог же он просто лежать на диване и плевать в потолок! Чем-то где-то он был занят. Что-то есть на этих дисках.
– Надо будет к ним присмотреться. – Рорк допил пиво. – Кстати, как ты спала, пока меня не было?
– Хорошо. Нормально. – Ева встала, решив, что, раз уж он приготовил ужин, ей надо помыть посуду.
– Ева! – Рорк остановил ее, накрыв рукой ее руку, и заставил ее посмотреть себе в глаза.
– Я пару ночей проспала здесь, в раскладном кресле. Не надо обо мне беспокоиться. У тебя дела, тебе надо было уехать. Я могу сама с этим справиться.
Рорк поднес ее руку к губам.
– У тебя были кошмары. Мне очень жаль.
Кошмары мучили ее, причем особенно сильно, когда его не было рядом.
– Я справляюсь. – Ева помедлила. Она поклялась себе, что унесет этот секрет в могилу, ей не хотелось, чтобы он терзался чувством вины. – Я спала в твоей рубашке. – Высвободив свою руку, она собрала со стола посуду и пояснила с нарочитой небрежностью: – Она пахла тобой, в ней мне лучше спалось.
Он поднялся, обхватил ее лицо руками и прошептал:
– Дорогая Ева.
– Только не надо этих телячьих нежностей. Это всего лишь рубашка. – Ева отступила на шаг, обошла его кругом, но остановилась на пороге кухни. – Но я рада, что ты уже дома.
Рорк улыбнулся в ответ:
– Я тоже рад.
5
Они разделили диски. Рорк ушел в свой кабинет, а Ева осталась у себя. Десять минут она безуспешно билась, пытаясь заставить компьютер прочитать закодированные, как оказалось, данные.
– Он блокировал диски! – крикнула она в соседний кабинет. – Какой-то особый код для защиты частной сферы или что-то в этом роде. Мой компьютер их не читает и блок обойти не может.
– Конечно, может, – сказал Рорк, входя в кабинет. Ева повернулась к нему и нахмурилась. Он застал ее врасплох: вошел совершенно неслышно. Он улыбнулся, подошел и начал разминать ей плечи, глядя на дисплей. – Вот, прошу.
Быстрота его пальцев поражала воображение. Комбинация из нескольких клавиш – и вот уже блокировка обойдена. На дисплее появилось нечто похожее на текст.
– Все равно закодировано, – указала Ева.
– Терпение, лейтенант. Компьютер, провести дешифровку и перевод текстовых файлов. Результат вывести на экран.
Работаю…
– Свои-то ты, конечно, уже расшифровал, – ревниво заметила Ева.
– Данная модель оснащена декодером, мой дорогой технически отсталый коп. Тебе стоит только сказать ему, что надо делать, и…
Задание выполнено. Текст на экране.
– Отлично. Теперь мне все ясно. Вернее, было бы ясно, будь я медиком. Это же какая-то научная муть.
Рорк чмокнул ее в макушку.
– Удачи, – сказал он и ушел к себе в смежный кабинет.
– Доступ к компьютеру он закодировал, – бормотала Ева себе под нос. – Записи на дисках зашифровал. Причины?
Она откинулась в кресле, побарабанила пальцами по краю стола. Может, просто его педантичная натура? Одержимость. Навязчивая идея. Полная конфиденциальность между врачом и пациентом. Но Ева чувствовала: здесь кроется нечто большее.
Сам текст был полон умолчаний. Никаких имен, отметила она. Лицо, о котором шла речь, на протяжении всего файла фигурировало исключительно как Пациент А-1.
«Восемнадцатилетняя особа женского пола, – читала Ева. – Рост: пять футов семь дюймов. Вес: сто пятнадцать фунтов».
Далее были перечислены основные жизненные показатели. Кровяное давление, пульс, биохимический состав крови, кардиограмма, томограмма мозга – все в норме, насколько она могла судить.
Содержимое диска представляло собой медицинскую карту с перечислением анализов и их результатов, а также тестов и экзаменов. С проставленными оценками, догадалась Ева.
Пациентка А-1 отличалась превосходным физическим здоровьем, высоким коэффициентом умственного развития и способностями к познанию. «Зачем ему все это нужно?» – удивилась Ева.
Коррекция зрения: 20/20.
Тест на остроту слуха, на стресс, еще какие-то тесты… Дыхание, плотность костной ткани.
И опять ей пришлось остановиться в изумлении: дальше шли заметки о математических способностях, языковых навыках, художественных и музыкальных талантах, умении разгадывать головоломки.
Целый час она читала о наблюдениях за Пациенткой А-1, продолжавшихся три года и включавших множество аналогичных тестов с комментариями результатов.
Текст заканчивался загадочной фразой:
А-1. Процедуры завершены. Размещение успешно.
Ева торопливо просканировала еще пять дисков и обнаружила те же тесты, те же пометки, иногда сопровождающиеся записями о небольшом хирургическом вмешательстве. Коррекция носа, коррекция прикуса, увеличение бюста.
Она отодвинулась от компьютера, вскинула ноги на стол и в задумчивости уставилась в потолок.
Безымянные пациенты, все закодированные под буквами и цифрами. Никаких имен. Все – женщины, во всяком случае, в ее стопке дисков. Процедуры бывали либо завершены, либо прерваны.
Должно быть что-то еще. Более подробные описания медицинских случаев, более детальные заметки. А если так, значит, есть еще какое-то место, где все это хранится. Кабинет, лаборатория, что-то в этом роде. Пластика лица и тела, вроде бы являвшаяся его специальностью, здесь присутствовала в минимальной степени.
Мало кому из них требовалась «настройка».
Судя по записям, проводилась постоянная оценка их физического состояния и способностей: умственных, творческих, познавательных.
Размещение. Где их размещали по завершении процедур? И куда они девались в случае прерывания процедур?
Что за исследования проводил добрый доктор? Чем он, черт побери, занимался с полусотней пациенток?
– Эксперименты, – сказала Ева, когда Рорк снова вошел в ее кабинет. – Это похоже на эксперименты, верно? Или тебе так не кажется?
– Лабораторные крысы, – подтвердил он. – Безымянные. И мне кажется, что это его личный краткий справочник, а не официальные медкарты.
– Точно. Заметки для просмотра, если нужно уточнить или вспомнить какую-то деталь. Все очень туманно и тем не менее закодировано двойным шифром. А значит, что где-то существуют более подробные файлы. Но эти записи вписываются в мои оценки его характера. В каждом случае он стремится к совершенству. Но кое-что не вяжется. Телосложение, строение лица – ну, это понятно, это его профессия. Но с какой стати его интересуют их познавательные способности? Не все ли ему равно, умеют ли они играть на тубе?
– У тебя кто-то играет на тубе?
– Да это я так, просто для примера, – отмахнулась от него Ева. – Я хочу сказать, ему-то какая разница? Что ему за дело, умеет ли пациентка делать сложные вычисления, владеет ли она украинским языком и так далее? Насколько мне известно, он никогда не занимался исследованиями мозга. И, обрати внимание, среди них нет ни одной левши. Ни одной – это противоречит закону средних чисел. Все они женщины, что само по себе любопытно, все в возрасте от семнадцати до двадцати одного года. На этом заметки заканчиваются. А в конце либо «Размещение», либо «Процедуры прерваны».
