Сандра Браун - Влюбленные
— Что именно?
— Все. Я сидел на последнем ряду, мечтал о порции виски или успокоительных таблетках и проклинал Хедли, который отправил меня в Саванну. Я твердил себе, что меня нисколько не интересует судьба брата, которого я никогда не видел. Последними словами крыл местные власти, установившие в зале суда такие неудобные и жесткие скамьи, что я за пять минут отсидел себе всю задницу. А потом двери в глубине зала отворились, ты прошла по проходу совсем рядом со мной, и я почувствовал, что меня как будто затягивает гигантский водоворот. Ты… Джереми… Мое отчаяние и мое отчаянное желание… Я просто не мог сопротивляться — и провалился во все это с головой.
— Что ты чувствуешь к нему сейчас?
— Даже не знаю. Я ненавижу его за то, кем он стал, но… — Доусон протянул ей раскрытые ладони. — Вот этими руками я держал его голову в его последние минуты, я смотрел в его глаза… Это был мой брат. Он умирал у меня на руках, а я так и не успел с ним поговорить как следует… — Он с горечью усмехнулся. — Я потерял его через считаные минуты после того, как впервые в жизни увидел!
— Ты ему не сказал?
Он покачал головой:
— Нет, но… Это продолжалось буквально одно мгновение, очень короткое, но мне показалось — Джереми меня узнал. Было что-то… Какая-то ниточка, которая протянулась от него ко мне. Возможно, я это только вообразил, потому что мне хотелось увидеть что-то подобное, но… Впрочем, сейчас это уже не имеет значения, не так ли?
— Для Джереми, безусловно, нет, но для тебя… Для тебя это имеет значение.
— В любом случае я рад, что ничего ему не сказал. Ему было бы тяжело узнать, что незнакомец, который пытается разрушить его семью, — его родной брат.
— Доусон, — мягко возразила Амелия, — когда мы с тобой познакомились, я уже давно не была женой Джереми. Больше того, я считала, что он умер. Неужели тебя так волнует, что я и он… что он и я…
— Что он получил тебя первым? Да, меня это волнует. Но не в том смысле, в каком ты подумала.
— А в каком смысле тебя это волнует?
— Ты думаешь, что я воспринимаю это как сексуальное соревнование. Что я боюсь — ты сравниваешь меня и его… Но дело вовсе не в этом.
— Тогда в чем же?
— В том, что я вообще тебя захотел.
— В то время как я должна была быть, э-э… тебе безразлична? Не возжелай жены ближнего своего?
— Что-то вроде того.
Амелия слабо улыбнулась.
— Думаю, мы оба можем простить себя за то, что нас потянуло друг к другу.
— Ты можешь себе простить, потому что ничего не знала о моих, гм-м… родственных связях. Но я-то знал!.. — Тут Доусон невольно подумал, что они обсуждают как раз то, что не собирались обсуждать. Во всяком случае, он не собирался, но останавливаться было уже поздно. Сказав «а», нужно было говорить и «б»…
— Джереми был не единственным препятствием, — сказал он хмуро. — И не самым важным, если на то пошло.
— Ты имеешь в виду свое родство с Карлом?
— Да. Оно могло оказаться для тебя по-настоящему губительным.
— Гм-м… — Амелия задумчиво поджала губы. — В таком случае мне, пожалуй, придется отказаться от моих детей. Сдать их в приют, отправить на усыновление…
— Что за чушь ты говоришь, Амелия?
— Почему — чушь? Ведь если следовать твоей логике, Хантер и Грант тоже могут причинить мне много горя, ведь они — прямые потомки Карла, а ты сам сказал, что характер передается через поколение. Следовательно, они для меня еще опаснее, чем ты. Иными словами, если я должна отказаться от тебя только потому, что ты — сын Карла, мне тем более нужно отказаться от…
— Ерунда!
— То же самое я хотела сказать тебе.
Поднявшись с дивана, Амелия обогнула журнальный столик и опустилась на колени перед его креслом. Доусон попытался подняться, но она решительным толчком усадила его обратно.
— Нет, приятель, сначала выслушай, что́ я скажу! — строго сказала она. — Потом можешь делать все, что угодно, но сначала выслушай. Я не хочу всю жизнь жалеть, что дала тебе уйти, не сказав этих слов… и гадать, что было бы, если бы я их сказала.
— Говори. — Доусон нехотя кивнул, и Амелия мягким движением положила руки ему на грудь, словно заранее убеждая в серьезности того, что она собиралась заявить.
— После того как мой брак с Джереми прекратил свое существование, я и представить себе не могла, что в моей жизни появится другой человек. Мне казалось, я больше никогда не буду хотеть, чтобы мужчина — любой мужчина — прикасался ко мне… Ты знаешь почему. Я была абсолютно уверена, что никогда не испытаю ничего даже отдаленно напоминающее желание.
Но несколько месяцев спустя, когда мои раны слегка затянулись, я стала все чаще чувствовать себя… одиноко. Правда, мои дети почти все время были со мной, но они не могли заполнить эту зияющую пустоту. И мне стало ясно, насколько глупо с моей стороны было полагать, будто я сумею прожить остаток своей жизни в одиночестве. Наверное, так уж я устроена: мне просто необходимо брать и давать. Воздержание не для меня. Нет, я имею в виду не секс, точнее — не только секс… Эмоциональная близость с человеком, который бы меня понимал и любил, для меня гораздо важнее. Только такую жизнь я считаю полноценной, и к ней я снова стала стремиться.
Со временем я даже стала допускать мысль о том, что когда-нибудь на моем пути снова появится мужчина, который сумеет разбудить мои чувства и желания и с которым я смогу осуществить свою мечту и добиться того, чего так и не дал мне брак с Джереми. С каждым днем подобная возможность казалась мне все привлекательнее, но я не торопилась. Во всяком случае, я не собиралась сама искать своего мужчину — он должен был сам найти меня, и я готова была ждать.
Разумеется, я понятия не имела, каким будет его характер, кем он будет работать, как выглядеть, чем увлекаться. Я не знала всего этого, пока не встретила тебя. — Посмотрев ему в глаза, Амелия провела по его губам кончиком пальца. — Сначала я тебя боялась и одновременно очень на тебя сердилась за то, что ты за мной подглядывал. Но в то же время я думала, чувствовала: «Это он. Он пришел, он здесь, и он — гораздо лучше, чем я надеялась!» — Амелия слегка пожала плечами и отвела взгляд. — Вот все, что я хотела сказать…
Доусон был слишком взволнован ее словами, чтобы что-то ответить. Некоторое время он задумчиво теребил прядь ее волос и наконец сказал:
— Еще никто и никогда не говорил со мной столь откровенно, в особенности о своих сокровенных мыслях и переживаниях. Ты — удивительная женщина, Амелия…
— Судя по твоей интонации, есть какое-то «но»…
