Жорж Арно - Как призрак
Ольга набралась храбрости и спросила нарочито беззаботно:
— Как вы думаете, сколько ему дадут?
— Ну, лет десять… двенадцать… Если бы доказали предумышленное убийство, получил бы двадцатку. А так десять. Шесть-семь лет отсидит. А то и меньше.
Она подумала, что это справедливое наказание за все, что она вынесла.
— А если бы он не признался?
— Было бы хуже! — ответил сосед, разрывая зубами полиэтиленовый пакет с солеными огурцами. — Вообще-то, хорошо — так бы до конца ничего и не выяснили, но ведь улик-то все равно слишком много. Его бы судили как за предумышленное убийство. А тогда двадцать лет. И срок уж так легко не сбавят.
Он засунул огурцы в сандвич с колбасой и принялся жевать.
— А вообще неинтересно, — сказал он чуть погодя. — Вначале я думал: вот уж будет процесс так процесс, настоящая загадка для полицейских… Убивал или не убивал? И вдруг на-тебе, признался, сломался и все! Уж папаша Гарсия наверняка приложил тут руку. Что он мог поделать против таких улик?
Началось заседание, и Ольга заметила, что Луи улыбается, возвращаясь к себе за перегородку. Даже жандармы, казалось, с трудом сохраняют серьезный вид. Да, это было очень похоже на мужа: наверное, рассказал им какой-нибудь анекдот, позабыв обо всех своих неприятностях. Когда-то давно, после свадьбы, он хоть и бывал часто занят на работе, все же всегда находил время подурачиться как мальчишка.
Председатель вызвал свидетелей защиты. Тут Ольгу ждал настоящий сюрприз. В женщине, подошедшей к барьеру и звавшейся госпожой Мелуа, она с трудом узнала свою последнюю домработницу.
Женщина постарела, поседела, но вела себя очень раскованно и даже кивнула своему бывшему хозяину, что тут же отметили журналисты.
Сначала она отвечала сбивчиво, а потом речь ее потекла более плавно. Она говорила о своей бывшей хозяйке, и портрет получался совсем не лестный. Ольга так и застыла на скамье.
— Любила она вопить по любому поводу, из-за пустяков так орала, да и не только на меня. Ничего не терпела. А муж? Она его нарочно от себя отдалила. Да-да, нарочно. Эта женщина никого не любила. Детей не хотела, даже подруги у нее не было. Смеялась над полковничихой, что, мол, она по пятницам устраивает чаи.
Ольга опустила голову. Как-то позабыла она об этой женщине, а сейчас казалось, что тут обвиняют ее одну.
— Господин Прадье был такой несчастный! Он старался угодить ей, приносил цветы, подарочки. А она даже не брала, брезговала… Я помню, как-то нашла в мусорном ведре целую коробку шоколадных конфет. Их принес тогда господин. А она не захотела.
Прокурор выскочил из-за стола, будто хотел разорвать ее на части.
— Возможно, свидетельница забыла, что эту женщину, которую она сейчас обливает грязью, убили, потом разрезали на куски и сожгли в топке центрального отопления. И сделал это ни кто иной, как «бедняжка» господин Прадье!
Мэтр Гарсия тоже поднялся с места.
— Будет только справедливо, если мы восстановим правду о погибшей. До сих пор ее изображали настоящей святой. Кто изображал? Тот, кто ее не знал. Люди, хорошо ее знавшие, имеют на этот счет другое мнение. И это сейчас доказано.
Тут вмешался председатель.
— У вас еще будет время произнести свою речь, — иронически заметил он. — Пусть свидетельница продолжает давать показания.
— Спросите у нее кстати, — посоветовал адвокат, — насчет милосердия госпожи Прадье, как она делала добро.
Мадам Мелуа пожала костлявыми плечами.
— Да никак. Никогда и не открывала на звонки. Иногда я, как увижу, что это мальчишка какой-нибудь пришел марки продать или просить подаяния для стариков, то и говорю ей: «Может, открыть, это ведь ребенок», — а она ни в какую.
Ольга покраснела, словно бывшая служанка напрямую обращалась к ней, вдруг каким-то чудом догадавшись, что она и была той самой женщиной.
— Тоскливо у них было в доме, она терпеть не могла ни радио, ни телевизора, по вечерам никуда не ходила. Хозяин предлагал взять ее с собой, но она все отказывалась.
— Были ли вы удивлены, узнав, что вашего бывшего хозяина обвиняют в убийстве жены.
Госпожа Мелуа повернула к адвокату свое тощее лицо.
— Не особенно. Я сразу поняла почему; они не подходили друг другу.
Свидетельница вышла, а Ольга проводила ее удивленным взглядом. Неожиданные показания. Она даже почувствовала укол до сих пор дремавшей совести.
— Госпожа Андро.
Ольга вздрогнула, а сосед, завсегдатай процессов, хитро подмигнул ей.
— Хочет вывести ее на чистую воду. Хитрец этот Гарсия! Разрушает образ святой.
Элегантная брюнетка, входившая в зал, была ее лучшей подругой до тех самых пор, пока Ольга не стала ее подозревать в связи с Луи.
— Госпожа Андро, — кинулся в бой Гарсия, — вы были большим другом пропавшей. В последние годы вы не виделись, но я хотел бы, чтобы вы объяснили господам присяжным, каким человеком была Ольга Прадье.
Жанина (Ольга не могла назвать ее иначе) сосредоточилась и начала:
— Во-первых, мне с трудом удается поверить в ее страшную кончину. Наверное, так оно и есть, раз Луи Прадье признался, но все-таки поверить нелегко.
Это заявление вызвало в зале такое оживление, что председатель был вынужден строго призвать к порядку, а прокурор, с презрительной улыбкой на губах, лениво поднялся с места.
— Мне что-то непонятно, какую цель преследует защита. А может быть, наоборот, цель-то как раз явная? Жертву убийства хотят облить грязью любой ценой.
— Позволю себе заметить моему уважаемому собрату, что госпожу Андро никак нельзя заподозрить в желании облить грязью кого бы то ни было, поскольку она сама по своей воле взялась следить за тем, чтобы останки ее подруги были достойным образом погребены.
Услышав это, Ольга была поражена. Так, значит, у нее будет могила? И место на кладбище?
Прокурор со злой усмешкой сел на свое место. Нет, решительно сегодня удача изменила ему.
— Ольга Прадье, — сказала Жанина Андро, — была такая скрытная, ревнивая, вечно всем недовольная. Когда выяснилось, что она исчезла, я подумала, что она, наверное, сбежала и никто никогда ее не найдет!
Жанина обернулась к Луи Прадье, а он опустил глаза под взглядом этой женщины, которой, казалось, была известна вся правда.
— Ее убили, но я совершенно уверена в том, что не ее избрали жертвой, а, наоборот, она сама сделала все для того, чтобы толкнуть мужа на этот роковой шаг.
Председателю суда снова пришлось наводить тишину:
— У меня нет особых причин защищать Луи Прадье. Он был мужем моей лучшей подруги, не более. Ольга не захотела дружить со мной, потому что считала, будто бы ее муж за мной ухаживает… С тех пор я у них больше не бывала. Но я прекрасно помню, что за жизнь была у этой пары, их постоянные раздоры. Моя подруга — а она все еще остается моей подругой — так и не смогла понять своего мужа, а он раздражался от того, что она замыкалась в себе и особенно от того, что с ним обращались пренебрежительно. Потом я узнала, что она устраивала ему отвратительные сцены, обвиняла в изменах, а затем, чуть успокоившись, могла целыми неделями его не замечать. В общем, Ольга была просто несносна. Я даже думала, что она получает если не удовольствие, то, по крайней мере, какое-то удовлетворение, сознавая себя несчастной. Она не часто жаловалась, но иногда в одном-единственном слове, во вздохе или взгляде таится море страданий. Я знала ее еще до замужества. У меня здесь есть даже…
