Виктория Лейто - Соленая кожа
Джонатан был высокий и крепкий парень. Внешне на фоне Мартина он явно выигрывал, хотя Маргарет так и не казалось. Влюбленные вообще обычно слепы. Он был, как бы это сказать, здоровый, крепкий, этакий деревенский парень, готовый всегда прийти на помощь, но в то же время человек доброй и благородной души, один из тех, для кого истина в мире важнее золота, что в этом плане еще более контрастно отличало его от Мартина.
Сквозь свои невнятные рыдания распростертая на полу Маргарет уперлась руками в деревянный пол и, как бы привстав из последних сил, выгнулась как змея, согнув в колене ножку, чтобы та выгоднее смотрелась из-под узкого разреза. Столкнувшись покрасневшими от слез глазами о вопрошающий взгляд ошарашенного Джонатана, стоящего рядом с ней на коленях и держащего ее своими крепкими руками за плечи, она лишь слабо произнесла «Мартин» и упала без сознания.
Охваченный, возможно первый раз в жизни, такой лютой ненавистью и злостью, Джонатан схватил куртку со стула и выбежал прочь. Не понимающая ничего Маргарет быстро вскочила на ноги, помотала по сторонам головой, как бы ища своего защитника, и, поняв, что его нет, со всех ног бросилась за ним.
Догнав молодого мужчину, охваченного злобой, которая, казалось, была готова крушить все на своем пути, Маргарет вдруг начала останавливать его, умоляя не причинять вреда своему возлюбленному. При своем невысоком росте и при здоровенной высоте Джонатана Маргарет лишь подпрыгивала рядом, как маленький спаниель, цеплялась за его огромные руки, повисая на них и пытаясь тормозить ногами. Это было еще одной хитроумной уловкой девушки, сердце которой навсегда пронзилось заостренным копьем мести. Она знала: чем больше она будет защищать теперь своего злодея-любовника перед влюбленным в нее парнем, тем сильнее последний будет злиться на Мартина.
Так и получилось. Уже совершенно одуревший от злобы и ревности Джонатан, взяв с собой еще двоих приятелей, таких же здоровых, как он, схватил Маргарет в охапку, все еще умоляющую их остановиться, и уверенно зашагал по направлению к дому, где жила девушка.
Маргарет снимала небольшую квартирку на втором этаже в старом, но довольно миловидном здании, выдержанном в европейском стиле. Наказав еще сопротивляющейся Маргарет строго-настрого войти в дом и не подавая вида, вести себя, как обычно, он попросил ее не закрывать за собой дверь и остался стоять вместе со своими друзьями на улице, чтобы подняться вслед за нею через пять минут. Будто бы сдавшаяся Маргарет опустила заблестевшие огоньками глаза, мысленно потирая руки, и вошла в свою квартиру. Она действительно в момент преобразилась: на лице девушки не осталось и тени того мрачного ужаса и душевных терзаний, которые так предательски точно толкнули Джонатана на окончательное решение разорвать дружбу.
Войдя внутрь, в дверях она нашла Криси, якобы только что самого вошедшего к ней в квартиру. Улыбаясь, он, как ни в чем не бывало, взял ее пальто и наклонился было поцеловать, как вдруг неожиданно за ее спиной появились трое высоких, устрашающих своим видом парней, двоим из которых пришлось низко наклониться, чтобы войти в квартиру.
Уже после смерти Маргарет в доме дедушки нашли старые дневники того периода, некоторые отрывки их которых спустя какое-то время после трагедии были преданы огласке. Так, например, я читал в газете о том, как диковинно и с каким удовольствием она описывала читаемый в глазах Мартина ужас. Она говорила, что в остекленевшем взгляде застыло немое «Я не верю своим глазам». Руки его стали ватными, и несколько секунд он просто не шевелился, видимо, потеряв на какое-то время не только дар речи, но и способность к движению. Но как же всем этим наслаждалась Маргарет! Тот страх, который овладел Криси, адреналином пробежал в ней самой, в ее воспаленном мозгу, по кипящим от негодования венам, отдаваясь тонким жаром удовольствия, наполняющим заветной теплотой каждую клеточку тела. Она писала, что «если бы обладала мастерством кисти Сальвадора Дали, то без усилий запечатлела бы на белом пергаменте живительный страх, покрывший, словно черной гипюровой вуалью, его остановившийся взгляд». Девушка говорила, что стоит ей закрыть глаза, как она видит их погасший блеск и омут, туманно заволакивающий когда-то беззаботную мальчишескую игривость.
Маргарет попала в цель. Более всего на свете она хотела запугать своего возлюбленного до такой степени, чтобы единственное, что ему осталось в жизни, это прожить ее, остерегаясь, и прочувствовать предательство собственной кожей от того, от кого меньше всего этого возможно ожидать. Отчасти она мнила себя какой-то опасной силой, дорогу которой лучше не переходить. Отчасти это была выброшенная на обочину страсти женщина, ненужная и использованная, обида и злость которой раскатами ненависти предопределяла судьбу зверя, покалечившего ее веру в любовь.
Двоих приятелей Джонатана Мартин не знал и, увидев их серьезные полупохоронные лица, замер на месте, как вкопанный.
Все дело было в том, что Джонатан давно догадывался о грубом отношении своего приятеля к девушке, не раз встречая ее заплаканной выбегающей из его студенческого общежития, и не раз повторял своему другу, что нужно быть осторожным и стараться не привлекать особого внимания.
Эти двое схватили Мартина под руки с обеих сторон, отрезав ему путь к выходу, и начали громко кричать. Охваченный ужасом и согнувшийся пополам парень, который и без того смотрелся вдвое меньше любого из них, обхватил голову руками, защищая ее в полной уверенности, что сейчас его будут бить. Но никто из них не собирался применять силу по отношению к человеку много слабее себя, и хотя каждый в отдельности плохо понимал, для чего здесь оказался, бить Мартина не было чьей-либо целью.
Ослепленный обидой за девушку, к которой испытывал неразделенную любовь, и ревность к истязавшему ее Мартину, Джонатан лишь хотел оказать женщине должную защиту и поговорить со своим другом о неподобающем отношении к женщинам. По крайней мере, так это описывала сама Маргарет.
У страха глаза велики, вы же знаете, месье Шварц. Видимо, осознавший западню Мартин давно уже чувствовал, что о его проступках могут вот-вот прознать и другие заинтересованные лица, и, видимо, не в силах простить такое отношение даже самому себе, он прекрасно знал, что для посторонних вопрос о великодушии к нему в приоритете будет стоять на последнем месте. Одуревший от ужаса Криси что было мочи начал вырываться из цепких здоровых рук его стражей и, улучив благоприятный момент, выскользнув из пуловера, что был надет на нем, забежал в спальню к Маргарет и с разбега выпрыгнул в окно.
