Мария Ветрова - Верни мне любовь. Журналистка
Я кивнула.
— Личная жизнь Милы тебя все равно приведет сюда. В сущности, ничего и никого, помимо конторы, у нее не было, сам знаешь… В том числе мужики…
Мой язык, во всяком случае до такой степени, редко опережал сознание. Едва брякнув насчет мужиков, я сообразила, что автоматически включаю в число подозреваемых своего собеседника, и, к немалому моему ужасу, почувствовала, как меня бросило в краску. Но только ли Корнета?.. А как насчет самого Грига?.. При этой мысли мое сердце мгновенно екнуло и тоскливо заныло. Как… как я могла такое брякнуть?! Ведь и Корнету наверняка известно про отношения Людмилы с Гришаней, да еще, боюсь, куда больше, чем мне… Ему всегда все известно! Как же я пожалела в тот момент, что пошла на поводу у тетушки и вообще затеяла этот разговор!..
Но Оболенский, надо отдать ему должное, отреагировал вполне достойно. Конечно, ироничная ухмылочка на его физиономии снова мелькнула, но заговорил он вполне спокойно, почти безразлично и как-то по-деловому.
— Ну о себе-то я точно знаю, что ни сном ни духом… То, что было у нее с кем-то десяток лет назад, думаю, вообще можно не учитывать. Тут речь не только обо мне, думаю, ты в курсе.
Я облегченно перевела дыхание и поспешно закивала. Значит, Корнет считает, что Милкин роман с главным редактором никакого продолжения после нашего развода не имел, — и слава богу! В тот момент я бы скорее согласилась сдохнуть на месте, чем проинформировать его об истинном положении вещей…
— Ну и славно, — ухмыльнулся он. — Таким образом, пора сосредоточиваться на скандальных статейках убиенной… Прости! Да, кстати… — Он полез во внутренний карман своей ветровки, которую не снимал даже в жару, и достал какой-то листочек. — Потехин просил тебе передать. Вместе с уверениями, что это необходимая формальность, а не свидетельство того, что ты подозреваемая номер один.
Спустя секунду у меня в руках оказалась первая в моей жизни повестка в нашу районную прокуратуру, в которой мне предлагалось явиться в двенадцатый кабинет завтра в девять тридцать утра.
Очевидно, на моем лице в этой связи отразилось что-то эдакое, потому что Корнет вдруг проявил сочувствие:
— Ну-ну… Не расстраивайся, это действительно обычная формальность. Не думаю, что Николаю придет в голову заподозрить в убийстве Людмилы ее лучшую подругу…
Однако, подняв глаза и посмотрев на Оболенского, я обнаружила, что, вопреки сочувствующим интонациям, смотрит он на меня с интересом, даже не пытаясь это скрывать. Мои колебания не были долгими. В конце концов, если мы хотим достичь результата, если мы этого действительно хотим, главное условие такого необычного сотрудничества — абсолютная честность друг с другом… Даже если при этом испытываешь ощущения человека, бросающегося с обрыва в ледяной омут.
Я крайне редко поступаю очертя голову, но тут… Видит Бог, я просто не могла допустить, чтобы следствие по убийству Милки окончилось ничем или случилось и вовсе ужасное — пострадал невиновный. Кроме того, я понимала: чем дольше это проклятое следствие будет длиться, тем больше грязи, да и просто неприятных и не подлежащих огласке подробностей о жизни каждого из нас всплывет на поверхность. Станет, как говорят теперь слишком часто, достоянием гласности. А возможно — кто это может знать? — и сломает кого-то из нас необратимо, навсегда.
— Наши отношения с Милой не были такими однозначными, как ты представляешь, — начала я решительно.
— Да?
— Да! И если тебя интересуют детали — это отдельный разговор. А если по сути — можно и кратко: иногда одного и того же человека любишь и ненавидишь одновременно…
Честное слово, он посмотрел на меня чуть ли не восхищенно.
— А ты, похоже, честная девушка, а? Нет, детали, которые ты готова изложить, меня не интересуют, во всяком случае пока. Кое-что и для меня не тайна… И если уж у нас пошла такая пьянка, беру тебя в помощники… Согласна?
— Очень! — ответила я невпопад, и мы оба, тоже не к месту, рассмеялись с видимым облегчением. Все-таки до чего же приятно иногда расставить точки над «и»!
— Тогда вот что, — произнес Виталька уже вполне деловым тоном, — через пару денечков я озабочу тебя каким-либо заданием типа разведки-экскурса в недалекое прошлое… По этим самым ее статьям. Так что ты, несмотря на новую должность, распределяй дела так, чтобы и для этого найти время… О'кей?
— Похоже, ты в курсе всего, что случается в конторе, чуть ли не заранее, — вздохнула я. — В нашем отделе и то пока не знают, кто их новая заведующая, я никому не говорила, а ты…
— А я в курсе. У меня должность такая, курсовая… Кстати, странно, что ты до сих пор не поинтересовалась моим времяпрепровождением вчерашним вечером.
— Во-первых, я и без того знаю, что ты чаще всего почему-то пишешь свои нетленки в конторе по вечерам, а не дома. Во-вторых… А правда, как ты к нам попал — услышал Анькин визг?.. Нет? Не может быть, твой кабинет от нас далеко. Так как?
— Легко, — улыбнулся Виталий. — Я шел к Миле. Забыл ей днем отдать одну штуку, которую теперь отдам тебе — прямо сейчас, иначе опять забуду… Но учти: не вздумай вообразить, что я и впредь буду потеть вместо тебя для вашего отдела.
Виталий снова полез в свой волшебный карман и извлек оттуда еще один листочек бумаги. Взяв и его в руки, я обнаружила на нем то, что абсолютно безрезультатно искала почти все утро после разговора с Григом: те самые реквизиты Карины, которые предположительно должны были находиться среди настольных развалов теперь уже моего кабинета.
Слова Оболенского меня все-таки задели.
— Ясное дело, я не Людмила, с какой стати тебе стараться вместо меня?
— Ну-ну… — Он снова усмехнулся. — Не так уж часто я ей помогал — во-первых. Ну и десять лет тесной дружбы что-то значат — во-вторых.
— Вот и я о том же, — вздохнула я и глянула на Корнета с подозрением. — Калинин вон тоже, вероятно, по дружбе ей периодически помогал…
Оболенский в ответ только фыркнул:
— Воображаю, какую ценную помощь он ей оказывал, наш толстячок! Он, конечно, многое может со своими письмами от разнообразных придурков… Не тот уровень был у Милки, дорогая, чтобы пользовать Калинина, это он так говорит. А ты уши подставляешь.
Разумеется, я прикусила язык, поняв, что далеко не во все детали взаимоотношений Милы и Кирюши был посвящен наш ушлый спецкор. Похоже, Калинин оказался в этом случае прав, в каком-то отношении все мужики действительно мазаны одним миром. И Корнетом Милка вертела с той же легкостью, что и им самим. А возможно, Оболенский все-таки о чем-то умалчивает, и вертела она им тем же способом, что и Кириллом? Но чем, скажите на милость, можно шантажировать удачливого Корнета? Ничем!
