Ольга Арнольд - Агнесса среди волков
Мне, естественно, было плевать на драгоценности Аргамаковой, но кто их знает, этих богатеньких буратино! Что ей взбредет в голову завтра, что она расскажет о сегодняшнем вечере своему мужу-«злодею» и как он посмотрит на то, что его жену ограбили при моем попустительстве? Нет, я не имела права рисковать. Я вцепилась в Виолетту и с силой потащила ее за собой назад, поближе к мостовой и к свету, одновременно показывая левой рукой куда-то в глубь проспекта и не слишком убедительно, на мой взгляд, приговаривая:
— Не приставайте к нам и убирайтесь, вон идут милиционеры!
По счастью, мимо действительно проходили молодые ребята в форме, похожей на форму муниципалов; кто они были на самом деле, я не имела ни малейшего понятия, но цыганки испугались и отступили в темень скверика; не отстала от нас только старуха в заляпанной юбке. Она оставила Виолетту, и теперь уже я стала объектом ее «благосклонного» внимания. Крепко и больно ухватив меня за руку, она зашипела:
— Думаешь, умнее всех? Думаешь, все знаешь? Я тебе и бесплатно предскажу судьбу: тебя ждет смерть, и скоро. И причинит ее тебе тот, кого любишь. Ты примешь смерть от любимого. И когда будешь мучиться, умирая, ты вспомнишь меня и пожалеешь, что пожадничала…
Лицо старой цыганки было искажено злобой и ненавистью; она, казалось, не собиралась дожидаться предсказанной мне кары и готова была испепелить меня взглядом. На нее было страшно смотреть, и Виолетта, не выдержав напряжения, громко вскрикнула; несколько прохожих повернули к нам головы, и гадалка поспешила ретироваться. Я потащила Виолетту к краю тротуара и отчаянно замахала, не зная, чего опасаться больше: что никто не остановится или остановится развеселая компания на иномарке. По счастью, к бордюру подъехали «Жигули»-шестерка с молодым светловолосым водителем, который ни о чем меня не спрашивал, пока я затаскивала внутрь Виолетту, и молчал всю дорогу — пять минут до ее дома на набережной. Виолетта тоже молчала — она была очень напугана. Позднее я узнала, что она почти по-детски верит в возможности разных экстрасенсов, ясновидящих и прочих шарлатанов. Она совсем присмирела, и мне удалось без приключений доставить ее до дверей квартиры. На мой звонок дверь открыл сам Аргамаков, чему я удивилась — мне казалось, что привратниками у людей такого ранга должны служить охранники, в нашей стране по крайней мере. Выражение его лица, когда он нас увидел, показалось мне странным; я быстро распрощалась, повернулась и ушла, впрочем, войти меня и не пригласили.
Так прозвенел первый звонок, но я тогда этого не поняла; я не из тех людей, кто придает значение словам злобной цыганки, да еще и рассерженной из-за того, что от нее ускользнула богатая добыча. Приму смерть от любимого? Какая чушь! Как она могла придумать такое?
Только много позже я вспомнила об этом пророчестве.
ЗАГОРОДНАЯ ИНТЕРЛЮДИЯ
Я стояла на берегу Москвы-реки и всматривалась в воду. Наконец-то настало бабье лето, которого мы заждались. Погода стояла великолепная, только под Звенигородом бывает в сентябре такое высокое синее небо, только в этом чудном месте в реке так красочно отражаются прибрежные деревья: золотистые кроны берез, среди которых кое-где яркими красными пятнами выделяются клены, зеркально повторяющиеся на поверхности лениво текущей воды. Когда-то в такой же ясный и теплый день золотой осени я повстречалась в этом самом месте с одним художником. Мы долго стояли рядом на берегу, наслаждаясь и буйством красок, и необыкновенным бодрящим, как будто вливающим в тебя свежие силы воздухом, и всей атмосферой этого уголка подмосковной Швейцарии — какое глупое и грубое сравнение! Художник пытался передать словами все очарование этого момента, и я еще раз убедилась, что талантливый человек обычно талантлив во всем — из него вышел бы прекрасный писатель. Но художник несколько лет назад умер, и остались одни воспоминания, окрашенные грустью.
У меня было странное настроение — и умиротворенное, и одновременно слегка печальное. Умиротворенное — потому что в такой момент и в таком месте только слепой, глухой и бесчувственный мог не поддаться чарам великолепного дня. А грустно мне было потому, что слишком многое связывало меня в прошлом с этим уголком Подмосковья, и я ощущала груз прожитых лет, что со мной бывает довольно редко. Меня, конечно, можно назвать женщиной с прошлым, но живу-то я обычно в настоящем.
Но сегодня меня одолела ностальгия по прежним временам. Я подошла поближе к воде и, засучив рукава свитера, умылась. Почему-то я убеждена, что стоит умыться водой из Москвы-реки (не в черте города, конечно), и кожа тут же станет упругой и гладкой.
Я вытерла носовым платком руки, оставив лицо сохнуть на легком ветерке, и неспешным шагом пошла по тропинке вдоль реки. В голове пробегали отрывочные образы: вот я, совсем еще малявка-школьница, сплавляюсь вниз по реке на байдарке вместе с братом и его взрослыми друзьями-студентами; вот мы с Марком идем по этой же самой тропинке, только в июле, и он ловит изящных голубых стрекозок со странным названием «красотка-девушка» и сажает их мне на голову, как будто скрепляя мои волосы живыми блестящими заколками…
Стоп! Почему это я вспомнила о Марке? Ну конечно же, потому, что с Петей мы расстались очень нехорошо, да и Аркадий мне так больше и не позвонил.
Петя за неделю, прошедшую с момента приезда в Москву нижегородских партнеров до нашего отъезда в Звенигород, появился только один раз. Он был явно не в настроении и даже не просил у меня денег. Отчужденный, рассеянный, он не смотрел мне в глаза и только все время посвистывал. Даже с трудом поддерживал разговор, что случалось с ним крайне редко. В конце концов он сообщил, что у него неприятности на работе, мама его чувствует себя плохо, и попросил, чтобы я к нему не приставала.
Я. конечно, ему не поверила. Да, мама у него действительно не отличается крепким здоровьем, но она находится в болезненном состоянии более или менее постоянно, в течение по крайней мере десяти последних лет, и Петя давно к этому привык, а неприятности на работе его прежде никогда не волновали. Охотно верю, что на работе у него несладко, но разве есть сейчас хоть одно научное учреждение, где дела идут хорошо? Петя по образованию химик и после Менделеевки работал в каком-то НИИ, где числится и поныне, хотя сильно сомневаюсь, что наука его когда-нибудь увлекала. Но в недавнем времени, да и сейчас считается, что настоящие интеллигенты, не променявшие служение истине на служение Мамоне, остались только в таких богоугодных заведениях. Я с этим не согласна — прожить на жалкие деньги, которые платят сейчас нашим ученым, просто невозможно, и все, кто действительно обладал какими-то талантами и не хотел бросать излюбленное поприще, либо давным-давно разъехались по стажировкам и заграницам, либо в крайнем случае обзавелись грантами на родине и живут если не в достатке, то хотя бы не в унизительной нищете. Энергичные молодые люди, которые подались в науку случайно или просто не ее фанаты, нашли себя в бизнесе. В тех же захудалых лабораториях, которые постепенно умирают без финансирования, остались в основном околонаучные дамы неопределенного — а на самом деле предпенсионного — возраста, жены богатых мужей, которые приходят на работу как в дамский клуб, и такие охламоны, как мой Петя, — эти в большинстве своем в рабочее время сражаются в компьютерные игры, пьют пиво и иногда затевают кое-какие предприятия.
