Татьяна Устинова - Пороки и их поклонники
– Ну что, Мария Викторовна?
– Я сейчас приеду, – быстро сообщила она. – Вы меня извините, Владимир Петрович, пусть он еще у вас побудет.
– У меня?! – поразился Архипов.
Он наивно надеялся, что остаток ночи проведет в собственной постели, а не в обществе брата “бедной девочки” Маши Тюриной.
– Да, – нетерпеливо сказала она, – не пускайте его в мою квартиру! Я вас умоляю, пожалуйста!
– А я что должен с ним делать?!
– Ничего! Ничего. Я сейчас приеду и уведу его. Он не должен здесь оставаться.
– Сейчас – это когда? – уточнил Архипов, злясь все сильнее. – Кроме того, моя собака сторожит вашу квартиру. Мне хотелось бы забрать ее обратно.
– Я… я постараюсь побыстрее. Только отпрошусь и…
– Так, – заявил Архипов твердо. Все же он был вожак. Может быть, Мария Викторовна об этом ничего не знала. – Значит, так. Моя собака продолжает сторожить вашу квартиру. Ваш брат остается у меня. Вы приедете утром. Часам… – Он секунду подумал. – …к девяти. Не к шести, не к восьми, а к девяти. Вам ясно, Мария Викторовна Тюрина?
– Почему… к девяти? – помолчав, смиренно спросила она.
– Потому что до девяти я забудусь крепким спокойным сном. Приедете к шести, будете на лестнице сидеть. Моя собака без меня в вашу квартиру никого не пустит, а в мою вы смело можете не звонить. Я не открою. Договорились?
Она молчала, и он понял, что победил.
Он посадил себе на шею сенежского брата, который ел, как бездомный пес. Он взял на себя – вернее, на Тинто Брасса – охрану соседской квартиры. Он создавал самому себе массу неудобств, но что неудобства в сравнении с тем, что последнее слово все-таки осталось за ним и длинноногая, веснушчатая, темноволосая, высоченная Мария Викторовна согласилась выполнить все его указания и вообще теперь у него в долгу.
Впрочем, она еще пока ни с чем не согласилась.
– Але, госпожа Тюрина!
– Хорошо, В девять. Спасибо вам большое, Владимир…
– Петрович, – подсказал Архипов.
– Владимир Петрович. Я… я вам заплачу.
– Я не служба по передержке собак, – отозвался он любезно, – мне гонораров не нужно. Обойдусь. С меня Лизавета Григорьевна обещание взяла.
– Господи, – вдруг простонала на другом конце ночного города Маша Тюрина, – зачем же она еще и вас-то впутала! Впутала, а сама умерла! И меня одну оставила!
– Во что… впутала? – осторожно поинтересовался Архипов и посмотрел на родственника, который все ел, ел, ел без остановки.
– Я не знаю, – с отчаянием сказала Маша, – я сама не знаю, Владимир Петрович, но во что-то… страшное.
Архипов сунул руку под свитер и потер спину – позвоночник, который зудел невыносимо.
Народная мудрость номер шесть гласила – никогда не беги впереди паровоза. Любопытство на самом деле порок. Чуть-чуть терпения, и все узнается само.
Поэтому он снисходительно попрощался:
– Спокойной ночи, Мария Викторовна. Или с добрым утром, как хотите. К девяти мы вас ждем.
И повесил трубку, даже не стал ждать, когда она с ним попрощается, – вот какой молодец.
– Ну, чего? – с тревогой спросил юнец, как будто Архипов был его закадычный приятель, только что сдавший трудный экзамен.
– Чего?
– Чего она… сказала-то?
– Она ничего не сказала. – Архипов налил в кофейный порошок кипятку. – А я сказал, что ты останешься у меня до утра. Утром она приедет, и вы все решите.
– У ва-ас?
– У на-ас. Сколько тебе сахару?
– Шесть.
– Шесть… чего шесть?
– Ну, ложек.
– Как это мило, – сам себе бормотнул Архипов, – шесть ложек! Насыпай сам, я со счета собьюсь.
– А чего?
– Ляжешь в моей комнате на полу. У меня там матрас и одеяло. Я тебе не доверяю, а так все-таки на глазах.
– Да говорил же, что я не вор! Не стану я тут ничего красть! Больно мне надо! Я… в гости приехал, а не воровать!
Архипов взглянул на него и отхлебнул кофе.
– А мне Лизавета Григорьевна говорила, что у Маши никаких родственников нет.
Юнец презрительно фыркнул и пожал плечами. Губы у него шевелились – он считал ложки с сахаром. Досчитал, старательно помешал, издалека вытянул дудочкой губы, приблизил дудочку к краю кружки и стал шумно пить.
– Горячо, – заявил он, остановившись.
– Сколько дней ты не ел?
– Три.
– Почему?
Макс опять пожал плечами. Куртчонка колыхнулась и опала складками.
– Мать не давала. А потом я… уехал.
– А мать почему не давала?
– Да она мне уж давно не дает, – залихватским тоном ответил Макс и опять нагнулся, вытянул шею, сложил губы – приготовился к чаепитию. – Я учусь плохо. А она говорит – раз не учишься, так нечего мои деньги прожирать. И не дает есть.
“О господи”, – подумал Архипов Владимир Петрович. Или он врет?
– А где же ты ешь?
– Когда бабка дает. Когда у пацанов.
Значит, есть еще бабка. Выходит, у девочки Маши просто куча родственников.
– Зачем ты приехал? – Чего?
– Того. Зачем, спрашиваю, приехал?
– Так. В гости. К Маньке.
– Она твоя… родная сестра?
– Не-а. У нас папашка один, а мамашки разные.
– А деньги на дорогу украл?
– Ничего я не крал! Говорю же, я не вор! Не вор!
– Тогда где взял?
– Заработал я! Я… штукатурить умею. В прошлом году работягам помогал и заработал.
Архипов открыл было рот, чтобы продолжить свои расспросы, и остановился.
Зачем?! Ему-то что за дело?! Кроме того, существовала еще народная мудрость номер шесть. Про то, что любопытство на самом деле порок.
– Ну, вот что, – предположил он, одним глотком выпив остатки кофе, – давай спать ложиться. Мне завтра на работу.
Макс Хрусталев с сожалением отставил свою чашку, в который еще болтался чай с шестью ложками сахара.
– Можешь допить, – разрешил Архипов, и юнец стал торопливо глотать. Через секунду с чудовищными всхлипами он выудил из чашки последние капли и, не мигая, уставился на Архипова.
– Иди сюда.
Макс сполз со стула и побрел за ним. Владимир Петрович распахнул дверь в ванную.
– Сначала вымоешься. У тебя блох нет?
– Чего?!
– Вон шампунь и мочалка. Давай-давай, шевелись! Ты знаешь, сколько времени?!
– Мне чего, штаны при вас снимать?
– А ты что? Скромный?
Макс пожал плечами и нехотя стянул с плеч куртчонку. Под ней оказалась замызганная дешевая майка со зверской рожей посередине живота. Покосившись на Архипова, он стянул майку и переступил ногами – от неловкости. Без майки он напоминал грязную стиральную доску – волны ребер, серая кожа, впалый жидкий живот.
“Да уж, – подумал Архипов. – Может, “мамка” и впрямь есть не дает!..”
Памятуя о его мучениях с краном, Архипов сам открыл воду в душевой кабине и даже пощупал, достаточно ли теплая.
