Виктория Угрюмова - Стеклянный ключ
Девушка — нужно отдать ей должное — быстро пришла в себя и снова заговорила в видеокамеру:
— Какой интересный поворот событий! Как всегда, о наших талантах мы узнаем последними. Ну, иностранных гостей я пока что не вижу. Впрочем, подождите одну минутку…
Как раз в это мгновение какой-то человек, японец по виду, раскланялся с хозяйкой и виновницей торжества, произнеся несколько слов по-японски. Тото не стала ждать, пока переводчик подберет нужные фразы, и мило отвечала сама. Гость восхищенно заболботал.
— А, может, — сказала ведущая светских новостей, — это событие станет гораздо более интересным и заметным в ряду себе подобных, чем мы могли рассчитывать.
* * *Влад в сопровождении двух охранников зашел в галерею и… слегка удивился. Он рассчитывал застать небольшой междусобойчик — несколько друзей Татьяны, несколько знакомых Говорова, возможно, Бабченко заехал бы на минутку. Но такого веселого, многолюдного и яркого праздника он не ждал.
Обведя общество цепким, изучающим взглядом, он сразу понял, что в удивлении своем отнюдь не одинок. И поспешил протиснуться поближе к тому, чью биографию знал как свои пять пальцев. Александр стоял в компании своих коллег и всесильного Стрельникова, сжимая в руке бокал шампанского, которое все никак не мог пригубить.
— А что, Сашок, — гудел Стрельников, — ты это хорошо организовал. Я даже не знал, что ты знаком с Южиным. И чтобы такой человек вот так запросто взял и пришел, прости меня, — он приложил руку к сердцу, — я не разбираюсь в искусстве. Я тут как баран в апельсинах, пришел только ради твоей Танечки — восхитительная женщина. Но ведь он-то и подавно… Но все равно, хорошо… И посол Великобритании, и посол Франции. Высоко летаешь, брат. Поздравляю.
Александр затравленно улыбнулся.
Владислав Витольдович с удовольствием наблюдал, как расшаркиваются с его правнучкой послы великих держав, известные политики и те, кто не известен широкой публике, но, стоя в тени, дергает за веревочки, управляя этими политиками. А еще он одобрительно хмыкал, глядя, как ослепительная, приветливая, равно любезная со всеми Татьяна умудряется распределять внимание в равной степени между этими важными гостями и своими друзьями.
Машка, Юлия и Артур, конечно же, явились поздравить Тото с праздником. И, как ни странно, их гораздо меньше, нежели Александра, потряс ее триумф. Они-то знали, чего можно ожидать от их драгоценной подруги.
— Удивил. Честно скажу, удивил, — признался некто Рыклев, президент банка, с которым Александр уже давно стремился сотрудничать. — А кто еще придет?
— Да вроде из известных персон все, — брякнул Говоров наобум. — Остальные так, кто забредет. Афиша-то неплохая вышла, привлекательная, центр города… Думаю, будет еще и публика.
— Ты бы завтра с утречка звякнул мне, встретились бы, обсудили сегодняшний праздник, поговорили бы о перспективах, — предложил Рыклев. — Нам надо вместе держаться, вот что я тебе скажу.
Александр не верил своим ушам. С этой радостной новостью он кинулся к Татьяне, но она снова оказалась занята беседой, Говоров вгляделся в лицо ее собеседника и спешно отступил к другим гостям.
В этот момент мимо Владислава Витольдовича, с удовольствием наблюдающего сие театральное действо, раздвигая толпу, протиснулось несколько персонажей, по которым плакала передача «Титаны реслинга» и которых давно уже искали в Голливуде для съемок во второй части «Годзиллы». Они смерили ревнивыми взглядами спутников одноглазого и прошествовали дальше, расчищая путь к Татьяне для своего хозяина. Увидев этого человека, собрание оживленно зашумело.
Появление на сцене мировой знаменитости, московского заезжего конунга, Игоря Чернышевского, произвело настоящий фурор. Жил он в основном за границей, а соотечественники из стран бывшего СССР следили за его головокружительными успехами по статьям в популярных газетах и журналах. Часто появлялся он и на телевидении — но чтобы просто так, на обычной, ничем не примечательной выставке пусть молодой и талантливой, но не слишком известной художницы…
Не обращая внимания на репортеров, Игорь подошел к Татьяне и почтительно поцеловал ей руку. Одна из «годзилл», повинуясь его знаку, подтащила поближе огромную корзину с цветами.
— Тебе не вручаю, — улыбнулся Чернышевский. И, обратившись к журналистам, заявил: — Вот наконец-то госпожа Зглиницкая решила выставиться и в Киеве. Я давно говорил, что восхищение всей Европы — дело нешуточное, но и родину нужно чем-то побаловать. Я рад, очень рад, что могу видеть эти картины не только в галереях Лондона, Парижа, Гамбурга и Берна, но и еще в одной европейской столице.
Он поднял бокал шампанского.
— За нашу гордость и нашу красоту! — отвесил поклон в сторону Тото.
Защелкали фотокамеры, ловя сенсационный момент. Какая-то из журналисток бормотала в мобильник: «Немедленно мне по этой Зглиницкой найди ссылки. Скорее всего в английской прессе. Чтобы к моему приезду лежало на столе. Ну все, пока, я побежала, тут такое делается!»
Павел подошел к Чернышевскому, потряс руку:
— Ну, как впечатление?
— Я в восхищении. — И повернулся к Тото. — А вот этот буклетик, королева, ты мне непременно подпишешь.
Ошалевший Рыклев обратился к Александру:
— Ну, ты, брат, даешь — кто забредет… Представь нас немедленно. Что ж ты скрывал, что ты знаешь Чернышевского. Это железо нужно ковать, пока горячо.
— Это, собственно, уже не столько мои, сколько Татьянины знакомые, — бледнея и краснея, проклиная все на свете, признался Говоров. — А я знаю их так, шапочно.
И хотя Татьяна отчаянно махала ему, призывая подойти и познакомиться, он сделал вид, что не замечает ее жестов, — не мог же он признаться, что это она, та, которую он всем приятелям расписывал как просто Татьяну, просто свою женщину, может составить этим самым приятелям протекцию, о которой он и мечтать не смеет. Когда Чернышевский проходил мимо него, он поздоровался (а что ему еще оставалось делать?), но Игорь окинул его неузнающим взглядом и едва кивнул.
* * *Колганов собирался на выставку не менее тщательно, чем Владислав Витольдович. Галстуки прикладывал один за другим и пришел к выводу, что нет ни одного приличного — все старье, даже купленный в начале года самый шикарный в его коллекции галстук от Армани. Ему казалось, они недостойны события.
Сергей еще не формулировал мысленно, что собирается на праздник к любимой женщине, но чувство радостного, детского предвкушения, какое случается обычно в ночь накануне Нового года, переполняло его. И Жанна этой чистой радости помешать практически не могла. Хотя и не имела к ней уже никакого отношения. Колганов смотрел на любовницу с непониманием: что она делает в его квартире, зачем она тут? Куда он смотрел, заводя с ней роман? И почему не послушал тетку, умолявшую не перевозить Жанну к себе, а снять небольшую квартирку, коли уж так приспичило? Но все эти мысли шли вторым планом, фоном.
