Сандра Браун - Как две капли воды
Она плотнее закуталась в халат, но это мало помогло – настолько сильно ее колотило.
– Почему разврат? С моей стороны в отношении к тебе не было обмана.
– Так я и поверил!
– Нет, не было!
– Я спал с самозванкой.
– И любил самозванку!
– Ну еще бы, ведь трахаться ты горазда не меньше, чем лицедействовать!
Этот залп совершенно убил в ней всякие силы возмущаться. Ее умоляющие глаза наполнились слезами:
– Ты не прав. Пожалуйста, Тейт, поверь мне. Будь осторожен. – Она указала на афишу. – Он собирается сделать это в день выборов. Завтра.
Он упрямо затряс головой:
– Тебе никогда не убедить меня, что кто-то из моих родных хочет продырявить мне лоб.
– Подожди! – вскинулась она, припомнив вдруг кое-что, о чем забыла упомянуть. – Из города в город за тобой следует высокий седой мужчина. – Она торопливо перечислила места, где замечала в толпе Седого. – У Вэна есть пленки, где он снят.
– Ах, ты о том операторе «Кей-Текс», – криво улыбнулся он. – Теперь и с ним все ясно. А кто еще развлекался с тобой за компанию?
– Айриш Маккейб.
– Кто это?
Она объяснила, кем ей приходится Айриш, и рассказала, как он по ошибке опознал ее тело.
– У него хранятся украшения Кэрол, если ты хочешь получить их обратно.
– А медальон?
– Подарок моего отца.
– Очень умно, – ядовито похвалил он. – Быстро соображаешь и ловко прячешь концы в воду.
– Послушай, Тейт. Если я заберу у Вэна пленки, ты просмотришь их, чтобы взглянуть на того человека? – Она изложила ему цепочку умозаключений, которые привели их к выводу о том, что заговорщики решили нанять убийцу-профессионала.
– У вас сложилась замечательная троица, где каждый мечтает как следует разжиться за счет семейства Ратледжей.
– Ничего подобного.
– Так-таки ничего?
– Ничего!
Внезапный стук в дверь заставил их одновременно обернуться.
– Кто там? – спросил Тейт.
Пришел Эдди.
– Через двадцать минут встречаемся внизу для последней прикидки. Одновременно завтракаем и едем в аэропорт. ( Несколько секунд Тейт неотрывно смотрел в испуганные глаза Эйвери.) Все в порядке? – справился Эдди.
Она умоляюще сложила руки и прошептала:
– Пожалуйста, Тейт, может быть, у тебя нет достаточных причин, но ты должен на меня положиться.
– Все нормально, – неохотно подал голос Тейт. – До встречи в столовой через двадцать минут.
Эйвери с облегчением опустилась на стоящий рядом диван.
– Нельзя ничего говорить, Тейт. Дай слово, что никому не скажешь. Никому.
– С какой стати я стану доверять тебе больше, чем моим родным и близким?
Она постаралась говорить спокойно:
– Если я сказала тебе правду, молчание спасет тебя от гибели. Если же мои слова – злонамеренная ложь, оно предотвратит твой публичный позор. Ни в том, ни в другом случае ты ничего не выгадаешь, если немедленно меня разоблачишь. Поэтому прошу тебя еще раз: никому ничего не говори.
Он пронзил ее долгим холодным взглядом:
– Ты изворотлива не меньше Кэрол.
– Мне ужасно больно оттого, что ты так считаешь.
– Я обязан был верно истолковать факты, признать, что эти перемены в тебе, вернее, в ней, не могли быть правдой, слишком уж все стало хорошо. Как и твое отношение к Мэнди, когда ты вышла та больницы.
– Она почти поправилась, Тейт. Разве ты не видишь, что я по-настоящему ее люблю?
– Я вижу только, что ты разобьешь ей сердечко, когда уйдешь отсюда.
– Это разобьет и мое сердце.
Он не обратил внимания на ее признание.
– Сейчас я понимаю, почему ты вдруг так заинтересовалась выборами, почему стала интеллигентнее выражаться, почему… – Он перевел глаза на ее губы. – Почему столько всего изменилось. – Казалось, какое-то время он внутренне преодолевал притяжение мощного магнита, которое влекло его к Эйвери, и наконец, злобно выругавшись, шагнул прочь.
Эйвери бросилась за ним, чтобы не дать ему запереть себя:
– Что ты собираешься делать?
– В настоящее время ничего. Слишком далеко все зашло. Твой подлый розыгрыш не сможет помешать мне победить на выборах ради меня самого, моей семьи и всех, кто мне доверяет.
– А что будет со мной?
– Не знаю, – откровенно признался он. – Если я тебя раскрою, то выставлю на посмешище и себя, и своих родных. – Он сгреб ее волосы на затылке и заставил Эйвери взглянуть ему в лицо: – А если ты нас выдашь, я тебя убью.
Он не шутил.
– Я не лгу тебе, Тейт. Все, что я тебе рассказала, – правда.
Он резко отпустил ее:
– Пожалуй, я с тобой разведусь, как собирался развестись с Кэрол. И в наказание ты на всю жизнь останешься бывшей миссис Тейт Ратледж.
– Но умоляю, будь осторожен. Тебя попытаются убить.
– Эйвери Дэниелз погибла, и ее уже несколько месяцев как похоронили. Похороненной она и будет отныне числиться.
– Высматривай в толпе рослого седого мужчину. Держись от него подальше.
– И не будет ни головокружительной карьеры на телевидении, ни захватывающего, сенсационного сюжета. – Он окинул ее уничижительным взглядом. – Зря вы так бились, мисс Дэниелз.
– Билась ради любви к тебе.
Он захлопнул дверь прямо ей в лицо.
46
Поиски Вэна увенчались успехом лишь в самый канун дня выборов. Несколько мгновений он не мог отвести взгляд от экрана, не в силах поверить, что в конце концов обнаружил то, что нужно.
На рассвете он позволил себе прилечь, заметив пробивающийся сквозь прорехи в шторах утренний свет и поняв, что провел за просмотром видеопленок всю ночь. Проспал Вэн около часа, после чего выпил кружку крепчайшего кофе и вернулся к своей аппаратуре. Стол был завален обертками из-под еды, пустыми банками из-под содовой, выпотрошенными сигаретными пачками и заставлен вонючими, битком набитыми пепельницами.
Он не обращал внимания на этот разор. Ему было на него наплевать, как и на то, что вот уже двое суток он толком не ел и не мылся. Охота стала пуще неволи и переросла в одержимость: просмотр превратился прямо-таки в смысл существования.
Закончил Вэн к половине десятого вечера пленкой, отснятой им три года назад. Тогда он работал на филиале Эн-Би-Си в штате Вашингтон и даже успел позабыть шифр студии, но помнил свое задание. Он извел четыре двадцатиминутных пленки, которые были ужаты до пятиминутного репортажа для вечернего выпуска новостей. Шла неделя определения популярности телекомпаний, и репортаж был в струе: телезрители поеживались и горестно качали головами у экранов, но смотрели не отрываясь.
Проверяя себя, Вэн прокрутил все восемьдесят минут от начала до конца несколько раз. Удостоверившись, что не ошибся, он вставил чистую кассету и принялся переписывать самую важную, самую разоблачительную часть.
