Борис Мишарин - Куртизанки дорог
Владимир не испугался, как того ожидала Диана, его лицо, может быть, посерело немного, а глаза стали грустными, грустными и, как показалось ей, по собачьи верными.
— Я уже говорил, Дина, что виноват, но я люблю тебя и теперь в твоей власти — полюбить меня или посадить на нары.
— Но, ты не знаешь самого главного, милый, — она загадочно улыбнулась. — Меня изнасиловали еще четыре года назад и…
— Знаю, — перебил ее Владимир. — Это я тебя изнасиловал.
Владимир опустил голову.
— Да-а, видимо, ты говоришь правду, Вовочка. Эксперты сказали мне, что сперма идентична. Я была поражена страшно, удивлена и ошарашена, но месть не дала назвать твое имя, хотелось размазать тебя самой.
Владимир встал, ни говоря ни слова, ушел на кухню, вернулся с ножом и пистолетом, расстегнул рубашку до пояса, оголил грудь и встал на колени.
— Это газовый пистолет, но если его прижать плотно к груди — выстрел убьет человека. Твое право выбора — зарежь или застрели, — он протянул ей нож и пистолет. — Тебя не посадят, ты оборонялась.
— Дурак, — бросила испуганно Диана и встала с дивана. — После твоих слов у меня даже злости на тебя нет. Пойду я, мне нужно многое обдумать.
Она ушла, оставив Владимира стоять на коленях с ножом и пистолетом, ушла со своими думами…
Диана не знала, что делать дальше, злости действительно не было, о мести она и не помышляла. Понимала, что получается странно — он преступник и должен быть наказан, но наказывать не хотелось. Появилась злость на ментов — она, девочка, смогла найти насильника, а они, профессионалы, не смогли ни хрена. Чувство неудовлетворенности и раздражительности росло, внутри что-то сосало и она поняла, что наркотик дает о себе знать. Что делать, что делать? Мать почувствует ее состояние, начнет приставать с вопросами, станет еще хуже. «Надо уйти куда-нибудь на несколько дней пока не приду в себя», — решила Диана.
О Владимире думалось с трудом, она поверила ему еще там, у него в квартире. Сейчас злилась на все, на мелочи жизни, на него в том числе, но не на то преступление, которое он совершил. «Этот говнюк сделал это со мной — он пусть и расхлебывает кашу, — созрел окончательный вывод в ее голове. — А расквитаться всегда успею — с начала надо на ноги встать, окрепнуть хотя бы немного». Диана пошла на кухню.
— Мама, Ленку родители на дачу увозят сейчас дней на пять, можно мне с ними? Она приглашает, — врала напропалую Диана. Ее на дачу отвезли еще вчера и если мать отпустит, все будет прекрасно.
— Ну что ж, Дина, Лена девочка серьезная и я не против. Только что вот дать тебе с собой?
— Мама, ты же знаешь, что они с меня ничего не возьмут.
— Знаю, доченька, — вздохнула мать. — Может и мы когда-нибудь заживем в достатке…
Заживем, мама, обязательно заживем. С дачи приеду — на работу устроюсь, стану помогать тебе, вот и заживем нормально.
— Еще чего выдумала — в тринадцать то лет.
— А что, мама, на вид мне все 16 лет можно дать, так что все в порядке.
Мать махнула устало рукой.
— Иди, собирайся, горе мое.
Дина ушла в свою комнату, покидала в сумку немного одежды и нижнего белья, чмокнула мать в щеку и исчезла.
Владимир дверь не открыл, видимо собирал деньги на трассе. Ждать бы пришлось долго и она решила поискать его там. Спросила у стоящих на дороге девчонок.
«Был, козел, поехал дальше». Они махнули рукой в сторону следующей точки. Хотя точек здесь, как таковых, не было, девчонки появлялись везде. «Козел» — резануло по душе, Диана прошипела про себя: «За козла еще ответишь, сучка потасканная». Пошла вдоль дороги, но не по проезжей части, где обычно стояли соски, а по тротуару.
Шла и думала о своем. Детский мозг еще не мог переварить столько информации сразу. Эмоционально-психологическая его сторона отставала в развитии от неокрепшего разума, выплескивалась иногда через край или застывала совсем.
Через полчаса увидела машину Владимира, молча открыла дверцу и села без слов.
Ленчик, сидевший на переднем сиденье, обернулся и похабно бросил:
— Че, отсосать пришла?
— Заткнись, сука, — в ярости прошипел Владимир, хватая его за грудки, — И на всю жизнь запомни, что разговаривать с Дианой Сергеевной нужно вежливо, очень вежливо и корректно. Понял?
— Понял, — пожал плечами Ленчик, не понимая ничего на самом деле. — Извини, Дина.
— Ты ни хрена не понял, — сжал кулаки Владимир. — Я же сказал — Диана Сергеевна и на Вы, и всем передай. Понял?
— Теперь понял, извините Диана Сергеевна.
Владимир успокоился и посмотрел на Дину.
— Поговорить надо, специально тебя искала.
Владимир кивнул Ленчику, тот вышел из машины.
— Плохо мне, Вовочка… Матери сказала, что к Ленке на дачу уехала дней на пять, у тебя пожить хочу. Пустишь?
— Да что ты, родная, — он чуть не заплакал. — Считай, что у меня ничего своего нет — все твое и все для тебя.
— Тогда поехали. А пиво поможет?
— Поможет — улыбнулся Владимир. — Возьмем и пива, но у меня получше средство есть.
— Водка? — переспросила Дина.
— Нет, не водка, — засмеялся он. — Дома узнаешь.
Сигнал вернул Ленчика в салон, старенькая иномарка развернулась круто и погнала обратно. По пути взяли ящик пива, Ленчик занес его в дом. На пороге Владимир дал указание:
— Сашку с собой возьмешь и Славку, троим надежнее будет, завтра жду, как обычно, — отдал ключи от машины и захлопнул дверь.
— А зачем ключи то отдал? — спросила Диана.
— Да, наверное, ты права, завтра без машины пойдут.
— А ты?
— А я с тобой буду. В принципе давно хотел сам не ездить, есть на это силы. Пора заняться руководящей работой и расширением бизнеса. Как ты на это смотришь?
— Нормально. Но ты мне сначала пивка налей, а то что-то тошно совсем.
Владимир вытащил две кружки, налил по полной, выпил половину залпом и наблюдал, как медленно пьет Диана.
— Ты знаешь, Володя, злилась когда на тебя, порвать была готова — легче было. Видимо, злость помогала, забирала на себя часть абстиненции. Разозлил бы ты меня хоть что ли?
— Злить не стану, — пожал плечами он. — Но я тебе говорил, что у меня получше пива средство есть?
Она согласно кивнула.
— Тогда им и воспользуемся.
Владимир вытащил шприц, Диана подскочила, как ужаленная, закричала матюкаясь:
— Хрен тебе, Вовочка, козел вонючий. Зарежу падлу…
Она метнулась на кухню, выскочила обратно с ножиком, ударила сильно, пытаясь всадить его по самую рукоятку. Владимир перехватил ее запястье, сжал несильно и заговорил ласково:
— Ты же сама просила разозлить — в шприце и нет ничего, пустой он. Как же тебя иначе разозлишь: никак, наверное, — он улыбался широко и открыто, отпустил ее руку.
