Дмитрий Вересов - Унесенная ветром
А у Мухи были свои заморочки, о которых хорошо было известно его старому товарищу.
Муха искал идеал. А тогдашний идеал Мухина был сформирован под влиянием западного киноискусства, а точнее, таких картин, как «Основной инстинкт» и «Бонни и Клайд». В обеих картинах Муху завораживало гремучее сочетание сексуальности Шерон Стоун и Фэй Данауэй со смертельной опасностью, которую представляли для окружающих их героини. Одна с ножиком для колки льда, другая с автоматом Томпсона.
Мэрилин Монро по параметрам и цвету волос подходила под мухинский идеал, но проигрывала Шерон и Фэй именно отсутствием той самой брутальности. Монро Мухина не устраивала.
А с Шерон Стоун у Мухина была целая коллекция фоток, надыбанных из разных журналов про кино. Имелся и заветный номер «Плейбоя», презентованный ему толстым Пашкой, — тот самый номер, где Шерон снялась без ничего сразу после выхода фильма «Вспомнить все».
Журнал был затаскан Мухой до непотребного состояния и украшен парой подозрительных пятен на тех самых неприличных фотографиях.
— Вот она, — тыкал в фото сигаретой Муха и качал головой. — Идеал! Женщина, она ведь должна быть такой, чтобы одна на всю жизнь. Чтобы как увидел раз, так и на других не хотелось уже смотреть! Чтобы они для тебя уже и не существовали…
— Ага! — качал головой Митроха, разглядывая снимки. — Ты чего, спишь с этим журналом, что ли?! Кончай себя, Леха, накручивать! Любить надо реальных женщин, а не фотки с актрисами. Это бумага глянцевая просто — чего на нее смотреть! Твоя Шерон сейчас в своем Лос-Анджелесе или где-нибудь еще сидит безо всякого ножичка для льда и горюет из-за того, что после «Инстинкта» ролей ей никто приличных не предлагает, а все фильмы проваливаются. А ты тут слюни пускаешь!
Муха обижался за любимую актрису и журнал забирал. Но поскольку любовь была больной темой для обоих, приятели снова и снова возвращались к ней при каждой встрече.
— Слышь, идеалист, — допытывался Митроха, — а ты хоть раз-то с живой девчонкой пробовал, а не с картинкой?
— Муха отмалчивался, но Митроха и так знал, что остается его друг неисправимым девственником. Случись у Мухина любовное приключение, не стал бы он утаивать такую информацию от друга. Поделился бы непременно!
— То-то и оно! — заключал торжествующе Митроха. — Потому и живешь ты нелепыми фантазиями! Так и будешь искать идеал всю жизнь, да над журналом дрочить! Если уж переживать, то из-за настоящей женщины — хотя бы соседки по площадке! Посмотри вокруг, сколько их ходит в ожидании, а ты в фото уткнулся.
— А сам-то?! — защищался Муха. — Кто бы, блин, говорил! Ты сам на кого жизнь тратишь?!
— Тебе этого не понять, потому что ты не любил никогда по-настоящему и не полюбишь, как видно! — сразу начинал кипятиться Митроха. — Здесь настоящая страсть к реальному, заметь, человеку, а не персонажам не первой свежести триллеров! Ольга, конечно, надо мной иногда издевается, но это, пойми — своеобразное проявление любви. Так это надо рассматривать…
— Очень своеобразное! — поддакивал, ухмыляясь Муха. — У маркиза де Сада что-то подобное описано!
— Нет, это же просто объясняется! Ей перебеситься надо, прежде чем решиться на что-то серьезное! У нас ведь век эмансипации. Женщины теперь не то, что в прежние времена, — самостоятельные. Оля, понимаешь, еще, может, и не определилась окончательно — ищет, сравнивает. Но уже понимает, что я для нее единственный вариант!
— Так чего ты тогда вообще переживаешь из-за ее фокусов?! Надейся и жди — вся жизнь впереди.
— Я ж тоже живой человек! — разводил руками Митроха. — Мне все это очень неприятно! Тебе хорошо с твоими кинодивами. Ревновать не нужно — ты же не в них даже влюблен, а в их дурацкие персонажи! Тебя не колышет, лежит сейчас Шерон Стоун под своим Бронштейном, или как там кличут ее муженька-продюсера, или не лежит!
— Он не продюсер! — поправлял Муха. — Он газетный издатель, к тому же они развелись!
— Ага! — заключал Митроха. — Видишь сам, как все обыденно и просто! И никаких ножей для колки льда!
— Нет, ты пойми, — убеждал его Муха, — человек должен стремиться к лучшему, каким бы оно ни казалось недостижимым. Нельзя занижать планку! Иначе окажешься, как прочие, — со стервой-женой и тещей-заразой. А там и дети пойдут. И не вырвешься уже, поздно будет. Посмотри на наших предков, да вообще на всех вокруг. Девяносто девять процентов населения о настоящей любви только по телевизору слышит да в книгах читает. Женятся без настоящего чувства и пилят потом друг друга да за глаза критикуют нещадно. Ты мне тоже в их ряды податься предлагаешь?
— Нет, на фотке из журнала женись! Прикинь, как это прикольно будет! Все в загсе с живыми бабами, а ты с журналом под мышкой!
— Ну хватит! — начинал сердиться Муха. — Хватит чушь-то пороть!
— Это ты, дружище, чушь порешь! — возражал Митроха. — Тебя послушать, так все либо на идеалах должны жениться, либо пропадать в несчастливых браках! Что, третьего не дано, что ли? Ты, Муха, вообще фантазер! Тебе в самый раз плащ надеть из занавески, взять деревянный меч — и в леса, к хоббитам и эльфам, как мой племянник!
— При чем здесь это?!
— А при том, что есть жизнь, а есть воображение, и не надо одно с другим путать! Тебе сейчас сколько?! Думаешь, вечно будешь сидеть здесь и о своих идеалах трещать? Ну найдешь ты свой идеал, и что тогда?! Может, она на тебя и не посмотрит! Может, она свой идеал ищет, а тебе до него как от земли до луны!
Муха мрачнел, потому что и сам сомневался в своей привлекательности в качестве долговременного партнера, да хоть бы и кратковременного. Не во внешности дело — нормальный парень, не хуже других. Дело в первую очередь в деньгах. Проклятые money. Предкам проще было — в их молодости и дешевле все было намного, и соблазнов столько не было. Но сейчас другие времена и другое поколение. Девушки теперь сплошь и рядом меркантильные, а роковые блондинки, разумеется — пуще всех остальных!
Муха же, хоть и был идеалистом, но на жизнь, в целом, смотрел трезво и рационально. Он понимал, что влюбляться без денег — это то же самое, что ехать на охоту без ружья и собаки…
Муха и более того понимал.
Он понимал, что митрохинская Оленька потому и крутит хвостом, что у Митрохи шиш в кармане. Потому она и на день рожденья к Алке без Митрохи ходила, потому и с другими парнями с других факультетов крутится… Потому что на стипендию Митроха ее один раз в кафе может сводить.
А иные старшекурсники уже на своих машинах к факультету подруливают. А какая красивая девчонка откажется от местечка на переднем сиденье новенькой «девяносто девятой»? Уж всяко лучше, чем в метро давиться, где тебя разные маньяки по попе оглаживают да заразные с гриппом обкашливают! А тут еще и угроза атипичной пневмонии!
