Виктория Угрюмова - Стеклянный ключ
— Андрюша, — спросила бдительная Марина, — а кому ты звонил?
— Это очень существенно? — сухо уточнил он.
— Снова этой, да?
Андрей появился на пороге кухни и внимательно разглядел свою подругу. Произнес раздельно, буквально по слогам:
— Дорогая, тебе-то какая разница?
— Мне-то как раз большая, — огрызнулась она, но тут же примирительно добавила: — А хочешь, я сейчас позвоню и закажу пиццу? Ужасно захотелось пиццы с помидорчиками и колбаской, а еще с курицей и ананасами. Где твоя кредитная карточка?
— Ты ли это? — изумился он. — А кто глотал десятки пилюлек и сидел на диете? Бегал к массажисту и в тренажерный зал?
Марина по-детски непосредственно удивилась, вытаращив на него большие глаза, когда-то казавшиеся ему весьма красивыми:
— Ну, теперь-то я могу и не сидеть на диетах. Ты на мне женишься, я буду вести хозяйство, воспитывать нашего ребенка.
— Слушайте, мадам хозяйка нашего дома, — спросил он, — а ты не хочешь научиться печь пироги?
— Издеваешься? — обиделась девушка.
— Вовсе нет, — развел он руками. — Просто я люблю вкусно покушать, как все мужчины. Захотелось вдруг домашнего пирожка с чем-нибудь вкусненьким. С вишней, клубничкой…
— Так давай закажем, — недоуменно предложила она, все так же не понимая, при чем тут ее умение, когда в городе сколько угодно прекрасных кондитерских и кулинарий, наперебой предлагающих услуги по доставке своих изделий на дом в любое время суток.
— Понятно, — он обреченно уселся за накрытый стол. — О пирожках ты знаешь все. — И, стараясь хоть как-то разрядить обстановку, Петрушкиным голосом озвучил давно полюбившийся диалог: — «С чем это у вас пирожки: с мясой, с рисой или с капустом?» — «Без никому — это пончики».
* * *Нита задумчиво рассматривала старые фотографии.
— Отчего-то ему было бесконечно важно, чтобы я познакомилась с Лёсей. Что делать? Мы пошли на прогулку, затем в ресторан, и вот в ресторане к нам присоединился Лёся. Ему тогда исполнилось… сколько же ему стукнуло? Тридцать пятый год, Влада большевики только-только выпустили. Неизвестно, кстати, почему. Так, в тридцать пятом мы праздновали мое двадцатипятилетие, значит, Лёсе — пятнадцать. Совершенное дитя. Господи, кто бы мог подумать!
— Господь как раз и мог, — заметила Татьяна. — Раз уж он тебя создал, то должен был предвидеть последствия.
— По-моему, ему самому интересно, чем все это закончится, — хмыкнула Антонина Владимировна.
— И он смотрел на тебя весь вечер как завороженный, — подтолкнула ее к дальнейшему повествованию нетерпеливая внучка. — Я имею в виду Лёсю. Хотя, возможно, что и Господь не отказался бы от такого зрелища.
— Да, — рассмеялась Нита, — а мне льстило такое откровенное восхищение, и я, что уж греха таить, лезла из кожи вон. Я была остроумна, хороша собой, слегка кокетничала с Владом, а немного — с Лёсей, и он чувствовал себя настоящим кавалером. А как он мило смущался. И на прощание, целуя мне руку, он задержал губы у запястья и поцеловал еще раз, и еще. А я слышала его прерывистое дыхание… — Тут она строго взглянула на Татьяну поверх очков. — Так, стоп. Сентиментальные воспоминания хороши в малых дозах. Иначе у слушателей начнет сводить скулы. Или я ударюсь в эротическую прозу.
— Ба, ну еще чуть-чуть.
Бабушка безнадежно взмахнула рукой и зашарила по карманам в поисках носового платочка:
— А, что там говорить? Я влюбилась в него на целых полдня. А потом забыла, легко и просто. Потом — война. Потом Влад вытащил меня из горящего Киева, полного немцев. Потом были кровь, смерть, голод. Я ждала Влада. В сорок пятом, в октябре, в дверь постучали, я думала — это он. А на пороге появился красавец военный, с майорскими погонами и огромным букетом астр. Я его не узнала. — Тут она еще раз внимательно оглядела замершую Татьяну. — Ты это тоже наизусть знаешь…
— Совсем не узнала? — проигнорировала та предыдущую реплику.
— Совсем, — вздохнула Антонина Владимировна. — У него ничего не осталось от того прежнего мальчика. Хотела было сказать — глаза, но и глаза были другие. Когда человек сталкивается со смертью лицом к лицу, у него навсегда меняется взгляд. И виски уже серебрились. Это в двадцать-то с небольшим. Стою я на пороге, глупо улыбаюсь, а потом мне вдруг взбрело в голову, что Влад погиб, и это его друг пришел, чтобы сообщить…
А офицер взял мою руку и поцеловал. А потом еще раз, и еще. Так знакомо. Потом он подхватил меня на руки и понес куда-то, и я больше ничего в тот день не помню, кроме него.
— Ты дождалась с войны своего мужчину.
— И ты дождешься, — утвердила Нита.
* * *После ужина Андрей снова улизнул в коридор и, пользуясь тем, что Марина затеяла мыть посуду, набрал опять номер, но не решился дождаться того момента, когда на том конце снимут трубку. Он сел на тумбу в темной прихожей, уперся лбом в стенку, зажмурился.
Марина включила свет, вызвав у него короткую гримасу раздражения, подошла, обняла за плечи.
— Что, совсем плохо?
— Прости, — он похлопал ее по руке, — мне нужно сколько-то времени, чтобы привыкнуть.
— Не извиняйся, — попросила она. — К этому нельзя привыкнуть. Но давай все-таки постараемся начать сначала. Нам ведь есть, с чего начинать. Правда? — от волнения она запиналась и кусала губы.
— Да, да, конечно, — рассеянно, словно в бреду, отвечал Андрей. Подскочил, схватил куртку, нащупал в кармане ключи от машины и опрометью кинулся из квартиры.
— Ты куда? — крикнула Марина в отчаянии.
— Извини, мне нужно! Срочно… Я совсем забыл… Ты ложись, не жди меня.
Он хлопнул дверью с такой силой, что на пол с подоконника слетела ваза с цветами.
Марина начала собирать осколки и вымакивать воду, поднимать цветы, но они выскальзывали из плохо гнущихся пальцев как живые, сопротивляясь ее напрасным усилиям. Движения девушки казались бестолковыми, будто она пьяная или слепая. Все в этом доме, начиная от хозяина, заканчивая самой глупой бездушной вещью, не принимало ее — и это неприятие она ощущала всей поверхностью кожи. Наконец девушка порезалась осколком, села на пол и горько зарыдала, разглядывая трясущуюся порезанную ладонь.
— Все, все, — шептала она как заведенная, — все, все…
* * *Подкатив чуть ли не к самому парадному, Андрей замер в нерешительности — как поступить? Он не мог ни расстаться с Татьяной, ни остаться с ней. Ему хотелось, чтобы ее вообще никогда не было в его жизни — ни ее, ни этой безумной квартиры с не менее безумными обитателями, но никто не властен над прошлым. Встреча уже состоялась, и жить так, как если бы она не случилась, оказалось решительно невозможно.
