Фиона Макинтош - Лавандовое поле надежды
И тут удача улыбнулась ему: у входа возник полковник Килиан.
– Не празднуете, Лукас?
Лизетта не вышла вслед за полковником из отеля. Сердце Люка замерло. Он понятия не имел, где искать возлюбленную.
Лизетта стремглав бежала по городу, но постепенно опомнилась и перешла на обычный шаг. Она выглядела как типичная француженка и не боялась, что ее подстрелят. Беда в том, что на улицах царила анархия. Разгоряченные, одурманенные гневом люди способны на многое, а одинокая женщина – всегда легкая добыча.
В рассеянном состоянии духа Лизетта подошла к отелю «Рафаэль». Застанет ли она Люка?
Она вбежала в знакомый вестибюль, помахала рукой консьержу.
В баре собралась толпа немецких офицеров. Они пили и курили, почти не разговаривая меж собой. То же самое происходило и в ресторане. В минуту опасности людей тянуло друг к другу, но общаться никому не хотелось. Взбежав по лестнице, девушка подошла к знакомому номеру, где она еще недавно скрывалась от всего мира, притворяясь совершенно иной.
Сегодня на ней было то самое платье, которое так нравилось Килиану. Что за ирония – она здесь, в отеле Килиана, в подаренном им платье, но ищет не его, а Люка. Вытерев вспотевшие ладони о платье, она глубоко вдохнула – и постучала. Ответа не было. Она постучала снова. Тишина. Девушка нажала дверную ручку, и дверь с тихим щелчком приоткрылась. Лизетта с отчаянием увидела, что номер пуст.
Куда же идти теперь? Люк с Килианом могут быть где угодно – вместе или же в противоположных частях города. В распахнутом шкафу висел мундир Килиана. Лизетте вспомнился день ее рождения… Маркус нетерпеливыми пальцами расстегивал мундир, торопясь сорвать его с себя…
Лизетта вытащила китель, прижалась к нему лицом. От него пахло Маркусом. Не выпуская мундир из рук, девушка опустилась на кровать, устремив невидящий взор в пространство. Она так боялась за Люка и Килиана, что даже плакать не могла.
Голос разума подсказывал: нет смысла носиться из одного знакомого места в другое. Лизетта, замерев, ждала прихода ночи, которая поглотит отзвуки далеких выстрелов, крики повстанцев, напряженное молчание отеля, последние лучи солнца в этом номере… Благословенная мгла скроет от любопытных взглядов вещи Маркуса.
На рассвете жизнь покажется совсем иной. Утром Париж будет свободен.
38
Сузив глаза, Килиан смотрел на Люка.
– Вы ищете Лизетту?
– Она пропала, – пояснил Люк. – Подозреваю, пытается найти нас.
– Нас?
– Она считает, что мы вместе.
– По-вашему, она придет сюда?
Люк пожал плечами.
– В вашем отеле и у вас на службе я уже побывал.
– Лизетта мыслит здраво, – вздохнул Килиан. – С ней все будет хорошо. Она не станет суматошно носиться по улицам.
Люк согласился. На здравомыслие Лизетты можно положиться. Пусть она и умчалась в приступе паники, но бегать по улицам, где идут бои, не станет.
Килиан смерил его взглядом и зашагал прочь.
– Куда вы, полковник?
– Говорю же, хочу напиться. Если желаете, составьте мне компанию, но не пытайтесь меня остановить.
– Полковник, сегодня опасно быть немцем.
– Это я изменить не могу. Как, впрочем, и вы, мой друг. Вы такой же немец, как и я. Пойдемте, отпразднуем падение рейха: конец царства зла, конец безумного австрийца, который навлек все беды на наши головы.
– Вы принимали в этом участие, – обвиняюще произнес Люк.
– Да, не отрицаю. Идемте, поговорим на ходу.
Килиан пребывал в непредсказуемом настроении. Люк безумно ревновал полковника к Лизетте, но не желал ему смерти. Он пристроился в шаг к полковнику.
– Вы правы, – продолжал Килиан. – Я принимал в этом участие. Мне никогда не нравилось, что происходит, но я человек долга. Я солдат. – Он подавился смехом. – Тьфу, как мерзко!
– Только не ждите, что я вам посочувствую, – сказал Люк.
– Я и не прошу сочувствия. Его никто из нас не заслужил. Впрочем, некоторые пытались хоть что-то изменить.
– К сожалению, неудачно.
Они добрались до Тюильри. В сумеречном воздухе витал запах дыма: по всему городу пылали праздничные костры, на которых сжигали немецкие флаги и мундиры. Взошла луна, омывая парк призрачным сиянием. Вечер выдался теплым – лету все равно, бушует война или настает мир.
– Килиан, сегодня это неподходящее место.
– Боитесь?
– Только за вас.
– Не стоит. Помните, я вооружен.
Люка это заверение не впечатлило. Револьвер – плохая защита от разъяренной толпы. Килиан скинул сапоги.
– Полковник, что вы делаете?
– Хочу пройтись босиком по траве. Это лунное великолепие напоминает мне далекие дни в Пруссии, когда жизнь была гораздо проще.
– Вы не можете забыть то, в чем виновата ваша страна.
– Нет, не могу, Равенсбург. Но очень хочется попытаться.
Килиан основательно приложился к кальвадосу и протянул бутылку Люку. Тот покачал головой.
– Да полно вам! Глоток-другой меж победителем и побежденным…
– А, какой из меня победитель!
– Вы завоевали ее, Равенсбург. Мне с вами не потягаться.
Только сейчас Люк осознал, что разговор перешел на Лизетту. Полковник, всегда такой аккуратный, подтянутый и опрятный, сейчас бродил по лужайке босиком, то и дело прикладываясь к бутылке.
– Кстати, ей нравится. – Килиан взмахнул бутылкой. – Кальвадос. Запомните.
– Нет. Он будет напоминать ей о вас.
Килиан снова протянул ему бутылку.
– Равенсбург, давайте выпьем за Париж, за спасение города от гитлеровских пожарищ.
Люк неохотно взял бутылку.
– За это я выпью.
Килиан радостно смотрел, как он подносит бутылку к губам. Крепкая яблочная водка обожгла горло. Люк вспомнил, как пил кальвадос с отцом…
Килиан снова завладел бутылкой.
– Собираетесь напиться?
– И еще как!
– Хотите, чтобы мир узрел полковника Килиана в стельку пьяным?
Килиан загадочно улыбнулся.
– Угощайтесь.
Люк помотал головой. Килиан развернулся, бессвязно выкрикивая что-то навстречу ночи, а потом сделал еще глоток. Похоже, он пил весь день. Действие спиртного сказывалось – он нетвердо стоял на ногах.
– Не хватит ли? – спросил Люк.
– Нет. Я еще не утратил способность думать.
Люк вздохнул и огляделся. Издалека доносились выстрелы. На Елисейских Полях весело шумела толпа. Кто-нибудь из парижан забредет сюда, покинув безопасность родного квартала ради этих благодатных мест, где обычно прогуливались немцы.
В Париж вступали победоносные отряды французов, американцев и англичан, их приветствовали мужчины, целовали женщины. Среди ликования Люка не оставляли мысли о сотнях тысяч погибших мужчин, женщин и детей. Вот и его семья не дожила до этого дня. Франции еще предстоит оплакать людей, уничтоженных фашистами в концентрационных лагерях. Люк встряхнул головой, отгоняя прочь тягостные мысли.
