Александра Гейл - Дело Кристофера
Вздохнув, начинаю вынимать из волос Керри шпильки. Ее кудряшки всегда были такими забавными, весенними. Сейчас весна, они очень к месту. Да и моя свадьба оборвалась, к чему теперь элегантные прически? В корсаже свадебного платья я припрятала крошечную расческу, ведь сумки невестам не положены.
— Знаешь, если бы не ты, Ашер бы бросил меня у алтаря. Он уже почти сказал это. А я даже не знаю, в чем дело. Жаль, что ты мне не можешь ответить на этот вопрос. Хотя, наверное, ты в любом случае не смогла бы. Кто ж разберет этих мужчин? На все один ответ: он козел и не лечится. Как это глупо…
Я так хочу, чтобы она открыла глаза и возразила мне, но она… спит. А что если притвориться, что она в самом деле просто спит? Внезапно мне в голову приходит колыбельная. Единственная, которую я знаю, Тома Уэйтса. И я начинаю петь, петь и вытаскивать шпильки из ее волос. Тихонько, так чтобы слышала только Керри. Ведь я ужасно пою, и весь мой практикум — Бритни Спирс в душе по утрам. Но перед Керри не стыдно, она и раньше меня слышала. К тому же, это только для нее. Я хотела бы сделать для нее намного больше, но все, что теперь могу — распустить волосы. Интересно, что бы она хотела мне сейчас сказать, если бы была жива?
«Эй, Love Mississippi, да ты чокнулась!»
Провожу расческой по волосам, она часто цепляется, застревает в буйных кудрях и изобилии лака.
«Все зубчики этой пластмассовой малявки ты оставишь в моих волосах, зачем тебе это?»
И точно, несколько зубцов ломаются. Терпеливо выбираю их и бросаю прямо на пол.
«Мои волосы не поддаются контролю, если, конечно, их не выпрямить. Давай прекращай заниматься глупостями».
Она выпрямляла волосы, но как только я дала им волю, они снова начали завиваться в кудри, благодарные за избавление от пытки.
Но… я себя обманываю, волосы могут вести себя как угодно, но Керри не станет легче, и еще несколько часов назад она скорее расцарапала бы мне лицо, чем позволила коснуться волос. Она даже в детстве причесывалась исключительно сама, потому что ей было больно.
Волосы — ее слабое место. А сейчас она не возмущается. И только тогда по мне ударяет понимание, что она никогда уже не возмутится, не засмеется, не обзовет меня, не скомпрометирует, не поцелует и не станет пить текилу, не позвонит по скайпу, не отпустит пошлый комментарий по поводу моих ног, не наорет из-за Картера… потому что она не спит, и все тщетно.
Керри была стольким сразу, что без нее восстановление системы совершенно невозможно.
В сравнении с ней Ашер — полнейшая глупость. Обидно, досадно, но не больно. А после потери Керри меня будто не собрать, отовсюду лезут неразрешимые ошибки. И все разваливается, не вернуть, не склеить…
Мое разбитое, крикливое сердце внезапно обретает настоящий голос, когда из груди вырывается какой-то совершенно душераздирающий вопль, и я как подкошенная падаю на пол, захлебываясь… звуками. Я столько раз рыдала по пустякам, но, кажется, ни разу по-настоящему. То были какие-то эгоистичные мелкие причины. А теперь звуки, которые эхом отражаются от стен морга просто не могут быть исторгнуты из человеческих уст. Воздуха не хватает из-за этого корсета, который, наконец-то сделал меня такой же красивой, как Пани. Что за чушь?! Зачем мне это было нужно?! Распахивается дверь, внутрь врываются Селия, Шон и врачи, а я отбиваюсь и выкрикиваю в их адрес такие гадкие слова, каких в жизни не произносила, и это притом, что арсенал знакомых мне ругательств благодаря Картеру сильно пополнился. Я не позволю разлучить нас с Керри! Я останусь здесь, я вцеплюсь в свою подругу и больше не отпущу, чтобы ничего не случилось ни с ней, ни со мной. Пока она находилась рядом, у меня всегда был ориентир, а теперь я в открытом море и без компаса. Изменилось все.
Я не знаю, как жить без нее!
Но сколько бы я не боролась, против транквилизаторов бессильна. Прежде чем окончательно отключиться, я вижу Керри. Ее смеющееся лицо, и бикини ядовитых расцветок, и блестящие на солнце кудряшки. Я даже чувствую ее запах, смешавшийся со свежестью морского бриза. Боже, лучше бы мне не просыпаться. Потому что когда я очнусь, останется только топать ногами, обвинять ветер и кричать о несправедливости жизни… а об этом итак уже все знают, мне никого не удивить.
Я просыпаюсь в палате. От платья избавлена и переодета в обычную одежду. Хорошая новость — в больнице меня не оставят, плохая — мне ничего не приснилось.
— Я достала эту одежду из чемодана, с которым ты собиралась лететь на курорт, — устало говорит Селия, зачехляя телефон. Ну конечно, думаю, ей надо вшить в ухо чертов передатчик, чтобы сэкономить время, а то доставать мобильный каждые три минуты — адская мука, наверное. Я так зла на нее. И не за то, что она мне солгала, остальные люди вызывают те же чувства. Одна лишь мысль о том, что у других, у всех, кроме Лайонела и малышей, дела идут прекрасно, приводит меня в бешенство.
— Что, неужели Ашер объявился? — ядовито спрашиваю я.
— Нет.
— Тогда зачем ты здесь? В отличие от него, ты мне ничего не обещала, а, стало быть, ничего не должна. Или все родные и близкие меня бросили, совсем как он? Да не верю, родители бы не ушли, пока не удостоверились, что я в норме. Но в палате почему-то только ты.
Как так?
— Я решила, побыть с тобой сама. Подумала, стенания о вселенской скорби и печали будут лишними.
Эти слова заставляют меня злобно рассмеяться.
— Знаешь, Селия, спасибо и браво! До встречи с тобой я была уверена, что помешана на контроле, но теперь вижу, что совсем не безнадежна.
А она лишь сдержанно улыбается. Ее мои пощечины нисколько не трогают.
— Ашер сообщил, что уезжает в медовый месяц. Один. Он считает, что вам лучше некоторое время не видеться.
— Отличная мысль. А, главное, все честно. У меня умерла подруга, а он бросил меня у алтаря и поехал развлекаться.
— Почти уверена, что в этом так или иначе замешан Эмилио Юнт. Но с его стороны гадко, не поспоришь, — мрачно говорит Селия.
— Знаешь, что я поняла сегодня? Юнт или нет, будь я Ашеру дорога, он бы так не поступил.
Если бы у меня был хоть один шанс вернуть Керри, я бы это сделала, а Ашер добровольно послал к черту свою невесту на глазах у всех вокруг… Послал и свалил, вернувшись к своей прежней веселенькой жизни. Не была я ему нужна, Селия, совсем нет!
Так хочется, чтобы эта стальная женщина смутилась, чтобы в раскаянии опустила глаза, но ничего подобного.
— Знаешь, Ашер меня старше, — вдруг сообщает мне она.
— Старше? — Да, я удивилась.
— Старше. На два года. Но так не кажется, потому что он избалованный ребенок-переросток.
