Дафна дю Морье - На грани
Он налил себе стакан виски и откинулся в кресле.
— От какой вы газеты? — спросил он.
— Это не газета — журнал. Из новых, в глянцевой обложке, очень ходовой, преуспевающий еженедельник «Прожектор». Возможно, он вам попадался.
Журнал с таким названием и вправду не так давно начал публиковаться. Шейла проглядывала его во время полета.
— Нет, пока не попадался, — ответил он. — Но ведь я живу отшельником, так что ничего удивительного в этом нет.
— Несомненно.
Его глаз неотступно следил за ней. Она выпустила в воздух облачко дыма.
— Значит, не что иное, как профессиональное любопытство побудило вас отправиться на озеро в ночное время вместо того, чтобы дождаться встречи со мной при свете дня.
— Естественно. Ну и еще то, что вы живете на острове. Острова всегда овеяны тайной. В особенности ночью.
— Вас, видимо, нелегко испугать.
— Я очень испугалась, когда ваш страж Майкл и этот противный почтмейстер подхватили меня под руки и потащили в лодку.
— Что же вы думали, они намерены с вами сделать?
— Избить, изнасиловать, пристукнуть — что-нибудь в этом роде.
— Вот-вот — типичный результат чтения английских газет и сочинительства для ходовых журнальчиков. Мы, ирландцы, — мирная нация, на удивление мирная. Не без того, чтобы мы не подстреливали друг друга, но это так, по традиции. Насилие над женщиной нам несвойственно. Мы редко берем женщину приступом, скорее женщины берут за горло нас.
Теперь рассмеялась Шейла — сама того не желая. Напряженность рассеивалась. Словесная схватка: удар и контрудар. Такую дуэль она могла вести часами.
— Позволите вас процитировать?
— Не стоит. Может повредить сложившемуся национальному образу. Ирландцам любо считать себя лихими парнями. Это поднимает их в собственных да и в чужих глазах. Еще виски?
— Благодарю, с удовольствием.
На репетиции, подумалось ей, режиссер в этом месте предложил бы переменить позу. Встань, налей себе из графина очередную порцию виски, обведи взглядом комнату. Нет, отменяется. Лучше оставим как есть.
— Теперь ваша очередь отвечать на вопросы, — улыбнулась она ему. — Скажите, ваш Харон умыкает всех туристов?
— Никоим образом. Вы удостоились этой чести первая. Можете гордиться.
— Я сказала ему, — продолжала Шейла, — и почтмейстеру также, что для вечернего визита время слишком позднее, и предложила вернуться утром. Но им это было словно об стену горох. А когда меня доставили сюда, ваш стюард устроил мне форменный обыск — обработал, так, кажется, это у вас называется.
— Боб знает службу. Блюдет морские обычаи. На флоте всегда обрабатывали местных девиц, когда они подымались на борт. Половина удовольствия. А как же.
— Вы лжете, — возмутилась она.
— Никак нет. Теперь, говорят, эту потеху упразднили, как, впрочем, и ежедневную порцию рома. То-то нынешняя молодежь не спешит идти на флот. Вот эту мысль, если угодно, можете процитировать.
Она бросила на него взгляд поверх стакана.
— Вы не жалеете, что бросили службу?
— Нисколько. Я получил от нее все, что хотел.
— Кроме повышения в должности?
— А на что оно мне сдалось? Какая радость командовать кораблем в мирное время, когда он устаревает, еще не сойдя со стапелей. А уж протирать штаны в адмиралтействе или в другой сухопутной конторе — слуга покорный. К тому же я нашел себе здесь занятие не в пример интереснее.
— То есть?
— Познакомился с собственной страной. Изучил историю. Не ту, что от Кромвеля[14] и далее, — древнюю, которая куда как завлекательнее. Сам написал сотни страниц; правда, они вряд ли когда-нибудь увидят свет. Статьи нет-нет да появляются в научной периодике, но вот и все. Денег мне за них не платят. Не то что вам — авторам, пишущим для ходовых журнальчиков.
Он снова улыбнулся. На этот раз располагающе — не в общепринятом смысле, а с точки зрения Шейлы. Подстрекательски, так сказать, вызывающе. («Душа общества, в особенности в компании».) Может быть, момент уже настал? Не рискнуть ли?
— Скажите, — начала она. — Вопрос, простите, коснется личной жизни, но моим читателям захочется узнать… Я не могла не заметить эту фотографию на вашем столе. Вы были женаты?
— Был, — подтвердил он. — Трагическая страница в моей биографии. Моя жена погибла в автомобильной катастрофе. Всего несколько месяцев спустя после свадьбы. Я, к несчастью, уцелел. Тогда и лишился глаза.
Ну и ну! Тут у кого угодно ум зайдет за разум. Придумай же что-нибудь!.. Сымпровизируй!..
— Какой ужас! — пробормотала она. — Простите меня.
— Ничего. Прошло уже много лет. Я, разумеется, долго не мог прийти в себя, но постепенно научился жить с тем, что есть. Ничего другого мне не оставалось. К тому времени я уже успел выйти в отставку, впрочем, служба мало бы что изменила. Так или иначе, таково положение вещей, да и, как я уже сказал, все это случилось давным-давно.
Неужели он и впрямь верит в свои россказни? Верит, что был женат на ее матери, якобы погибшей в автокатастрофе? Не иначе как, лишившись глаза, он повредился в уме; что-то сдвинулось в его мозгу. Интересно, когда он переклеил фотографию? До или после катастрофы? И что его побудило? Сомнения и настороженность вновь овладели Шейлой. А ведь она было уже расположилась к нему, почувствовала себя с ним легко. Но теперь все это рухнуло. Если перед ней и впрямь сумасшедший, как ей вести себя с ним, что делать? Шейла встала, подошла к камину. Удивительно, подумалось ей, какой естественный переход, я уже не играю роль, не выполняю указания режиссера, спектакль стал реальностью.
— Послушайте, — сказала она. — Мне как-то расхотелось писать этот очерк. Бессовестно выставлять вас напоказ. Вы слишком много пережили. Раньше мне не приходило это в голову. Я уверена, редактор со мной согласится. Не в наших правилах бередить человеку раны. «Прожектор» — не такого сорта журнал.
— Да? Как жаль! — воскликнул он. — А я-то уже настроился почитать о себе всякую всячину. Я, знаете ли, человек суетный.
И он снова принялся гладить собачку, ни на секунду не спуская взгляда с лица Шейлы.
— В таком случае, — сказала она, подбирая слова, — давайте я опишу ваше житье-бытье на острове, привязанность к собаке, увлечения… что-нибудь из этого ряда.
— Ну стоит ли такую скуку печатать?
— Почему скуку?
Вместо ответа он вдруг рассмеялся, сбросил с колен собачку, встал и мгновенно оказался на каминном коврике рядом с ней.
— Вам придется придумать что-нибудь поинтереснее — не то провалите задание, — сказал он. — Ладно, утро вечера мудренее. Утром и расскажете мне, кто вы на самом деле такая. Если и журналистка, в чем я сильно сомневаюсь, вас вряд ли послали сюда только за тем, чтобы описать мои увлечения и мою собачку. Забавно, однако, кого-то вы мне напоминаете, а вот кого, не могу сообразить.
