Мэри Шелдон - Каролин и Каро
— Почти сразу.
— И потом появилась я?
— И потом появилась ты.
— И потом вы расстались?
— И нужно было что-то делать с тобой. — Каролин поникла:
— Когда вы развелись, мама не хотела, чтобы я была с ней?
— Да, — сказал Бартон и тут же осекся: — Конечно, хотела. Только ей предложили работу в Европе, она не могла взять тебя с собой. Это было главной причиной, почему ты осталась здесь со мною. — Он повернулся к Каролин и ущипнул ее за щеку. — Надеюсь, ничего страшного?
Каролин помолчала, а потом добавила:
— Почему она никогда не звонила мне?
— Думаю, она не хотела тебя волновать, — объяснил Бартон.
— Но сейчас мне уже семь. И я могу поехать к ней уже этим летом, да?
Бартон вздохнул:
— Если хочешь.
— Да. Очень хочу, — ответила ему дочь.
***Самолет приземлился в аэропорту Лос-Анджелеса. Стюардесса, проводившая Карелии из самолета, спросила, не помочь ли ей отыскать мать. Нет, спасибо, — ответила ей девочка.
Она мгновенно узнала свою мать — высокую блондинку в алых обтягивающих брюках, в кофточке в красно-белую полоску, в громадной шляпе, подвязанной шарфом, и солнечных очках. В душу Каролин запало, что говорил отец: Зоэ — одна-единственная в своем роде, непохожая на всех остальных.
— Каролин? Каролин!
Девочку обняли, подняли на воздух руки ее матери. Всюду чувствовался терпкий аромат материнской косметики, мелькал ее алый маникюр, громкий смех лился ото всюду, а слова сыпались, как искры из взрывающегося фейерверка.
— Каролин! Моя малышка! Какая ты замечательная! Ты просто чудо! Абсолютное совершенство!
Каролин немного смутилась оттого, что ее обнимают и целуют на виду у всего аэропорта.
— Как вы хотите, чтобы я называла вас? — Она попыталась высвободиться из объятий и произнесла фразу, которую готовила заранее.
Мать удивилась:
— Зоэ, как же еще! Я считаю, что всякие другие обращения — фальшь. Не забивай этим вздором свою прелестную головку. Я — Зоэ, ты — Каролин. Что может быть проще?
Она сняла темные очки, широко улыбнулась, и дочь наконец-то увидела, какие у матери глаза — темно-карие и чуть раскосые.
Взгромоздив багаж Каролин на тележку, они покатили ее на стоянку аэропорта, где был припаркован автомобиль Зоэ — белоснежный, внушительных размеров.
— “Мерседес-600”! Мой малыш! — с гордостью сказала она, а потом, снова потянувшись обнять дочь, поправилась с радостным смехом: — Нет, это ты моя малышка!
Каролин посмотрела на медальон, прикрепленный цепочкой к зеркалу заднего обзора.
— Кто это?
— Святой Иуда. Мой патрон. Помогает людям найти то, что они потеряли.
— А ты часто теряешь вещи? — озадачилась Каролин.
Зоэ неопределенно пожала плечами.
По дороге из аэропорта Зоэ проехалась по всему городу, показывая его Каролин. Это Брентвуд, приятный райончик, только немного республиканский, — говорила она. — А это Вествуд, здесь умненькие детки учатся в колледжах, а такие, как я, ведут свой незатейливый шоу-бизнес… А вот это — Беверли-Хиллз, куда я однажды перееду…
Каролин сразу полюбила Лос-Анджелес. Его шелестящие пальмы, фантастическую зелень лужаек, розовые домики, теплый ветер. Этот город выглядел совсем нереальным.
Ей понравилось и место, где живет мать. Дом на Милдвей-авеню был совсем не похож на нью-йоркский, где они жили с отцом. Не успели они выйти из машины, как их окружили соседи. Каролин не знала, куда деться от их дружелюбия и цветов. Куда деться от яркого солнца. От бассейна прямо посреди двора.
В квартире Зоэ на креслах и кушетках из светлого дерева были разбросаны подушки с вышитыми на них тропическими растениями и яркие мексиканские коврики, попугай из папье-маше восседал на раскрашенном насесте, в воздухе пахло чем-то пряным и очень приятным. Странно было даже подумать, что ее мать жила все эти годы в таком светлом красочном мире, среди этих мягких диванов и разноцветных занавесок, а Каролин ничего об этом не знала.
— Твоя комната там. — Зоэ указала девочке наверх. — Вообще-то я использую ее как рабочий кабинет. У меня есть офис в Голливуде, но приходится много работать дома. Надеюсь, ты не обидишься.
Совсем наоборот, Каролин понравилось быть частью этого офиса. Она почувствовала свою значимость. Совсем не так, как в Нью-Йорке, в своей детской комнатке.
— А чем ты занимаешься? — спросила она у матери.
Зоэ слегка растерялась.
— Разве Бартон тебе не рассказывал? Странно! Ну, не важно. Я детский театральный агент.
— О! — произнесла Каролин на всякий случай, впрочем, ничего не поняв.
— Ты же часто видишь детей в рекламе или телешоу? Вот некоторых из них нашла я и теперь представляю их интересы. — Зоэ вдруг пристально посмотрела на дочь. — Ты прелестна, а это важно. Не хочешь попасть на телевидение?
Каролин показалось, что Зоэ шутит.
— Можно, я сейчас посмотрю свою комнату — спросила она мать.
Оказалось, комната совсем не выглядит, как настоящий кабинет. Она была такая же, как и вся квартира: с желтым диванчиком, горшками с зеленью, расставленными на окнах, индейским рукоделием на стенах.
По всей кровати лежали подарки. Сарафанчики, темные очки и соломенная сумочка, похожая на дыню, всякие мелочи для бассейна, скейтборд, книжка “Близняшки Бобси”, но лучшим — просто великолепным — подарком была кукла в платьице ангела. Каролин остолбенела:
— Я хотела такую больше всего на свете! Как ты узнала?
— Зоэ волшебница, — улыбнулась мать.
Каролин подумала, что мать каким-то секретным способом, ведомым лишь ей самой, знала все, что происходит в маленькой головке девочки, начиная с самого ее рождения.
Вечером Зоэ задержалась в комнате Каролин:
— Не могу поверить, как я могла прожить без тебя столько лет.
Каролин помолчала.
— Почему ты не звонила и не спрашивала обо мне ни разу?
Зоэ вздохнула, присела на край дивана и погладила ручонку дочери.
— Милая! Я думала, что так будет лучше. Ты была за три тысячи миль от меня и жила своей, совсем другой жизнью. Я не хотела тебя…
Карелии вспомнила, как однажды обмолвился отец:
— Волновать?
— Да, — сказала Зоэ. — Именно так. Но теперь, когда я тебя узнала, дорогая моя, тебе надо постараться не очень привязываться ко мне. Нам будет плохо друг без друга.
Буквально в считанные дни Каролин освоилась в Калифорнии. Ее сразу окружили друзья, с которыми каждое утро можно играть у бассейна. Калифорнийское солнце, радостно сияющее над головой, огромные апельсины, которыми постоянно кто-то угощает, — все было замечательным. Она рассказывала своим новым друзьям о Нью-Йорке, о театрах на Бродвее и о Центральном парке. Робкая в родном Манхэттене, в Калифорнии она вдруг освободилась от этих оков. Ведь эта жизнь была совсем другой, какой-то нереальной, все здесь было невзаправду, поэтому и волноваться не стоило.
