Дафна дю Морье - Французова бухта
Она поднялась наверх и прилегла на кровать. Через некоторое время Дона услышала стук экипажа во дворе и оживленную болтовню детей по поводу неожиданного пикника. Карета выехала по подъездной дороге, звуки смолкли. Затем послышалось, как лошадь зацокала по булыжнику. Дона поднялась, вышла из комнаты в галерею, окна которой выходили во двор. Она увидела, как Уильям садится на лошадь, поставив перед собой на седло огромный букет цветов. Ей удалась ее хитрость!
Когда Уильям уехал, Дона надела старое платье, повязала вокруг головы шелковый платок и выскользнула из дома, как вор. По той же тропинке она нырнула вглубь леса, на этот раз без колебаний. Птицы перелетали с ветки на ветку, порхали бабочки, гудели сонные шмели, пикируя к верхушкам деревьев. Снова сверкнула гладь реки, изумившая ее накануне. Деревья редели, открывая подход к берегу. Наконец перед Доной предстала бухта, застывшая в безмолвии, скрытая от глаз людей обступившим ее лесом. Дона стояла как вкопанная: она никогда не слышала об этой укромной бухте. Было время отлива. Вода, чавкая, вытекала из впадин, заполненных грязью. Дона очутилась на самом мысе бухты, там, где в общий поток впадал ручеек, вытекающий из родника. Бухта почти опоясывала островок деревьев. Дона решила исследовать его. Она шла, счастливая, забыв уже о своем первоначальном намерении. Случайное открытие заслонило все остальное. Бухта виделась ей новым убежищем, лучше Наврона, сказочной страной. На отмели Дона увидела цаплю, серую и величавую. Маленький устрицелов прыгал по грязи. Глухо и таинственно вскрикнул кроншнеп и, оторвавшись от земли, полетел над водой. Что-то встревожило птиц. Но, похоже, не она. Плавно взмыла цапля и, хлопая медленно крыльями, устремилась за кроншнепом. Дона притаилась. Она услышала странные звуки: то сильные удары, то легкое постукивание. Осторожно двинувшись в сторону, Дона внезапно метнулась к дереву и прижалась к его стволу. Бухта расширилась, образуя заводь, на воде она увидела корабль. Он был так близко, что Дона могла бы добросить до его палубы что-нибудь. Она сразу узнала этот корабль. Он появился накануне вечером, окрашенный в красное и золотое заходящим солнцем. Двое матросов, свесившись через борт, драили борт шхуны — отсюда и шло постукивание. Заводь, должно быть, глубокая. Несомненно, это отличное место для якорной стоянки. С двух сторон заводь окружали высокие крутые склоны, а сама бухта, извиваясь, видимо, шла к руслу главной реки. В нескольких ярдах от себя Дона увидела сваленные в кучу снасти, блоки, тросы. Очевидно, для починки. У борта корабля была привязана лодка, но в ней никого не было.
Стояла полная тишина, только двое мужчин драили борт шхуны. Кому сказать — не поверят, что неподалеку от Навронского замка в заводи бросил якорь неизвестный корабль и его не обнаружить ни с берега, ни с реки.
На палубе появился еще один человечек — верткий, гримасничающий, как обезьянка. В руках он нес лютню. Перегнувшись через борт, он некоторое время наблюдал за работой своих товарищей. Потом подпрыгнул, балансируя, удобно устроился, скрестив ноги, на фальшборте и забренчал на лютне. Двое внизу задрали головы и засмеялись. Немного поиграв что-то веселое, он запел, сначала тихо, потом чуть по-громче. Дона силилась разобрать слова песенки. Внезапно она почувствовала глухие удары сердца: она разобрала — это были французские слова.
Руки у Доны похолодели, во рту пересохло, спазм ужаса перехватил горло. Значит, здесь была стоянка того самого Француза, это — его корабль. Да, лучшего укрытия не найти!
Мысли ее лихорадочно работали. Нужно что-то делать, рассказать кому-то… А нужно ли? Что ей мешает уйти и вычеркнуть из памяти этот корабль? Зачем впутываться, нарушать свой покой? Поднимется тревога, набегут солдаты, прочешут лес, приедет Гарри из Лондона. Тогда Наврону уже не быть ей верным убежищем. Нет, она никому не скажет. Проберется в дом через лес и будет молчать о своем открытии. Пусть грабители продолжают делать свое черное дело. Для нее это не имеет никакого значения. Пусть Годолфин и его репоголовые приятели занимаются этим, графству придется потерпеть.
Когда она повернулась, чтобы скрыться между деревьями, из леса позади нее вынырнул человек и молниеносно накинул ей на голову куртку. Кто-то крепко прижал ее руки к бокам. Чувствуя, что она не может двинуться, не может бороться, Дона упала к ногам неизвестного человека, задыхаясь от своей беспомощности…
Глава 6
Первым ее чувством была ярость, безрассудный гнев. Как смели с ней так обращаться: связать, точно кролика, и волоком тащить к берегу. Дону грубо швырнули на дно лодки. Человек, захвативший Дону, взялся за весла и погреб по направлению к кораблю. Он крикнул, подражая чайке, затем что-то спросил у своих приятелей на шхуне. В ответ раздался дружный смех, а тот, что с лютней, сыграл короткую джигу.
Каким-то образом Дона высвободилась из-под душной куртки и наконец увидела своего похитителя. Скаля зубы, он обратился к ней по-французски. В его глазах поблескивал веселый огонек, будто ее пленение было только потехой, которую они вдвоем придумали в летний полдень. Дона высокомерно вздернула брови, принимая вид, исполненный достоинства. Он при этом скорчил испуганную физиономию и прикинулся, что его бьет дрожь.
Дона думала, что ей делать. Подать голос, закричать о помощи, но услышит ли ее кто-нибудь? Попытаться как-то самой выбраться из этого положения? Нет, она, конечно, не будет взывать о помощи. Такие женщины, как она, сами себя выручают. Можно уплыть, воспользовавшись первой же возможностью, удрать с корабля, прыгнуть за борт, когда стемнеет. Какого черта она торчала на берегу, разглядывая этот корабль? Поделом ей досталось за собственную глупость. Внутри у нее все кипело от бешенства: попасть в такую переделку, когда можно было просто возвратиться в Наврон! Они огибали корму судна, проплывая под высоким полуютом и окнами с виньетками. Дона прочла название корабля, выведенное золотыми буквами с завитками, — «La Mouette», но, как она ни силилась вспомнить значение этого французского слова, у нее ничего не получалось. Лодка остановилась у лестницы, ведущей на борт. На палубе столпились обитатели судна, чтобы поглазеть на нее. Дона ухитрилась удачно одолеть подъем, не дав им повода для насмешек, сама перелезла на палубу, энергично мотнув головой на предложение помочь. Со всех сторон затараторили по-французски, вероятно на бретонском наречии, эти наглецы подмигивали ей самым бесстыжим образом. Доне никак не удавалось войти в ту героическую роль, которую она избрала для себя. Она скрестила на груди руки и гордо отвернулась, не проронив ни слова.
