Деннис Робинс - Невеста рока. Книга вторая
Флер выглядела бесконечно счастливой. К своему платью она приколола маленький букет желтых первоцветов — Певерил только что набрал их в лесу, где они гуляли, обсуждая удивительную новость.
— Какой музыкой звучит для меня слово — мама! — проговорила она, несколько робко поглядывая на своего высокого сильного сына.
Доминик наклонился и поцеловал ей руку.
— Дорогая матушка, я отношусь к вам с глубочайшим почтением, — нежно сказал он.
Певерил, присоединившийся к остальным, стоял, засунув руки в карманы, и с изумлением и любопытством разглядывал Доминика Ануина. Спокойная жизнь в тихом имении действительно была нарушена новостями, так нежданно свалившимися нынешним утром. Марш едва мог поверить в происходящее. Хотя он тоже не сомневался, что перед ним — сын Флер. Ибо сейчас он видел устремленные на него фиалковые глаза Доминика. Да, это были те самые глаза, которыми Певерил восхищался еще в юности, когда впервые влюбился в Флер Сен-Шевиот.
Когда она сообщила ему ошеломляющее известие, он решил — это справедливо, что ее несчастный ребенок вовсе не умер во время родов, и с удовлетворением узнал, что из сына Флер вырос красивый и благородный человек, ибо Певерил не мог вспомнить ничего хорошего о его отце, покойном бароне Кадлингтонском. Странно, как странно сейчас видеть смуглое, словно загорелое лицо Доминика, его чеканные, строгие черты и даже признаки некоторого сходства (да, да, оно все-таки было) с самим бароном Сен-Шевиотом. Каким же безумцем оказался Дензил, отказавшись от такого сына! А что касается цвета кожи Доминика, то в ней нет ничего африканского — она весьма далека от этого. И разве не сам лорд Солзбури однажды заметил, что Доминик «луч света в Парламенте»?
Певерил, будучи художником и мечтателем, не принадлежал к людям, которых особенно волнуют мирские дела. Однако он понимал всю серьезность теперешней ситуации. Он понимал также, что если лорд Чейс добьется развода, то это пойдет отнюдь не на пользу Доминику. И не важно, как сильно они с Шарлоттой любят друг друга. «Преступная» пара должна быть изгнана из общества. А это причинит огромную боль Флер, матери Доминика и подруге Шарлотты.
Что ж, не годится перепрыгивать через забор, еще не подойдя к нему, решил Певерил и протянул Доминику руку, которую тот с чувством пожал.
— Рад приветствовать вас в качестве пасынка, — произнес художник с обаятельной улыбкой. — Теперь мне придется просить вашего разрешения повнимательней рассмотреть вас, чтобы я мог написать ваш портрет, прежде чем совершенно перестану видеть. Случайно одним из моих лучших портретов в полный рост оказался портрет вашего отца. Я хорошо помню черных Сен-Шевиотов. У вас волосы и брови ваших предков. К сожалению, тот портрет сгорел вместе с другими ценностями замка.
Доминик улыбнулся и пригладил свои седеющие волосы.
— Благодарю вас, сэр, за ваше теплое гостеприимство и за все, что вы когда-то сделали для моей матери.
— Она беспредельно счастлива благодаря чудесному возвращению сына, — улыбнулся Певерил.
С этой минуты и впредь мужчины стали самыми лучшими друзьями. Когда Шарлотта входила с Флер в гостиную, ее сердце переполнялось радостью за подругу. Эта ночь завершилась праздничным обедом. Мать с сыном сияли, обретя друг друга, и, не переставая, разговаривали. Певерил приказал подать самого лучшего вина. Произносились торжественные тосты и речи. А со стен красивой, обитой деревянными панелями комнаты им улыбались портреты сэра Гарри Роддни в охотничьем костюмчике, когда он был еще мальчишкой, и любимой матери Флер во всей ее блистательной юной красоте. Теперь, глядя на лицо Елены Роддни, Шарлотта заметила огромное сходство Прекрасной Елены с ее внуком.
Много говорили о Кадлингтоне, старинном титуле и огромном состоянии. Говорили о том, что Доминику надо немедленно посетить адвокатов матери, подтвердить свои права, чтобы придать открывшимся обстоятельствам законную силу.
Когда Шарлотта слушала все это, она думала, как все восхитительно, как прекрасно, и они постоянно обменивались с Домиником многозначительными взглядами. Но, увы, мрачная тень непредсказуемого будущего все время падала на ее веселое настроение. Неужели ей не суждено, думала она, обрести душевный покой и освобождение от мук?
В этот незабываемый день никто не смог бы ответить на ее горький вопрос.
Глава 36
Темные, мрачные тучи нависли над Клуни.
В огромной кухне, за длинным, вычищенным до блеска столом, который был гордостью поварихи миссис Снук, она мрачно обсуждала со своей подругой миссис Макдугал все происшедшее в замке. Остальные слуги были заняты тяжелой работой, ибо хозяина ожидали сегодня вечером к ужину.
Зажаривали жирную утку. В буфетной, примыкающей к кухне, уже приготовили овощи. Вольпо, обычно приезжающий в замок незадолго до хозяина, только что спустился вниз распорядиться, чтобы ужин приготовили отменный, и сообщил, что его светлость пребывает в сквернейшем расположении духа и поэтому надо особенно постараться. Завтра он собирается устроить веселую вечеринку, но сегодня ночью будет один.
— Ему нездоровится, и он собирается лечь пораньше, — сообщил Вольпо, лукаво подмигивая миссис Снук.
Повариха сидела, сложив руки на груди, и ворчала.
— Нездоровится! — передразнила она португальца. — Гм! Это значит, что он изрядно перебрал, — проговорила она, поджав губы.
— Да, ужасные времена наступили для его светлости, — согласилась с ней домоправительница.
Они считали изгнание Шарлотты из Клуни омерзительным. Все слуги жалели ее светлость. Ведь все, кто служил ей, не видели от нее ничего, кроме доброго и участливого отношения. А его светлость крайне редко проявлял доброту, а если и демонстрировал, то, как правило, по отношению к молоденьким служанкам. Неоднократно он набрасывался на миссис Снук с безобразной бранью, если ему чем-то не нравилась еда.
Вольпо сообщил им, что ее светлость оказалась распутницей, сбежала с неким светским джентльменом-политиком и больше никогда не вернется в Клуни.
Однако две главные представительницы служебного персонала замка не верили в вероятность этого. Тогда португалец заверил обеих, что он все видел и слышал и может предоставить его светлости доказательства. Но ни миссис Снук, ни миссис Макдугал не обрадовались этому известию. Обе были благочестивыми, набожными женщинами, не одобряющими неверности, но ее светлость в их глазах была непорочным ангелом. И она не могла быть виновной. Женщины стояли на своем и собирались последовать за Гертрудой — бедняжкой Гертрудой, которую уже уволили.
— Мне не нравится все, что здесь творится, — сказала миссис Снук товарке, поджимая губы. — И еще я не выношу эту высокомерную Нанну, которая вернулась, чтобы снова мучить бедненькую мисс Элеонору.
— Ага, — согласилась шотландка и тяжело вздохнула. — Такая милая девчушка. Я видела утром ее личико, оно все распухло от слез. Бедняжка плакала и звала маму. Не по-христиански так относиться к ребенку, как это Делает его светлость. Говорят, он тут же наорал на нее и дал ей пощечину, потому что она все время горевала по миледи. Так может поступить только животное.
— Мне бы хотелось узнать все поподробнее, — сказала — повариха и, наклонившись над чашкой чая, прошептала: — Поверьте уж мне, миссис Мак, этот прощелыга слуга знает намного больше, чем рассказывает нам. Судя по словам этого Вольпо, я уверена, что во всем виноват хозяин! — презрительно произнесла миссис Снук.
— Я бы с радостью ушла отсюда и вернулась в родную Шотландию, где такого вообще никогда не случается, — сказала миссис Макдугал.
Стоял теплый весенний вечер, и слабый моросящий дождичек поливал красивые сады Клуни, образуя над ними прозрачную дымку. Вскоре после шести часов Вивиан Чейс приехал в карете из Харлинга и вошел в замок. Он пребывал в прескверном настроении после нескольких ночей беспробудного пьянства и игры в карты в Лондоне, где он сейчас предпочитал оставаться как можно дольше. Однако светские условности требовали, чтобы он вернулся домой, к детям. В самом деле, он ведь был опечаленным обманутым мужем, которому надо утешать брошенных неверной женой малюток. Если бы он тоже бросил их, то общество соответственно осудило бы и его.
До тех пор пока не состоится развод и Шарлотта не будет раз и навсегда уничтожена, он должен сохранять респектабельный вид. Однако он пригласил на уик-энд нескольких веселых приятелей, попросив их пожить в этом «надгробном камне некогда славного дома», как он выразился. После избавления от Шарлотты он намеревался закрыть замок и надолго отправиться за границу.
Все в Клуни действовало ему на нервы. Когда Нанна привела к нему девочек пожелать спокойной ночи, он стоял в библиотеке напротив камина, сцепив руки за спиной. Повернувшись к дочерям, он смерил их взглядом, в котором совершенно отсутствовало родительское чувство. Его раздражали даже его любимицы, золотоволосые Беатрис с Викторией, которые нежно целовали отца и уговаривали поиграть с ними. Его мрачный задумчивый взгляд остановился на старшей дочери. Боже, какое печальное зрелище являла она с тех пор, как уехала мать! По словам няни, девочка не переставала плакать. Ее глаза запали, лицо осунулось и приобрело какое-то взрослое, потерянное выражение, которое совершенно разрушало ее природное детское обаяние. Когда Вивиан заговорил с ней, девочка дрожала. И тогда он закричал, чем напугал ее еще больше:
