Лира Ерошевская - Под небом Финского залива
Она старалась забыться в работе, тем более что дел было - тьма тьмущая, хотя люди, ничего не понимавшие в библиотечном деле, считали, что вся работа библиотекаря заключается в выдаче книг. Между тем выдача книг занимала малую толику в объеме той библиотечной работы, которую приходилось выполнять Лене. Работа с читателями была самой интересной, потому что предполагала общение, которого так не хватало Лене, работавшей не в коллективе, а в четырех стенах душного помещения. С читателем можно было не только обсудить прочитанную книгу, но и просто поговорить по душам. Люди часто делились с Леной своим самым сокровенным, и Лена, несмотря на молодость, иногда давала им такие мудрые советы, что они уходили от нее успокоенными и готовыми на борьбу со своими нередко мелкими, но казавшимися им такими значительными неприятностями. Но с не меньшим интересом Лена занималась и выставками, и каталогами, и подготовкой обзоров книг, и их обработкой. Ей нравилось это переключение с одного вида деятельности на другой, и, хотя день был загружен основательно, она не очень уставала к концу рабочей недели. Однако не так легко было выбросить из головы мысли Димке. Что же все-таки могло с ним случиться? Опять зазвонил телефон. Лена быстренько поставила последнюю книжку на ее законное место и сняла трубку: "Алло".
- Алло. Лена, это ты?
Лена мгновенно узнала голос Димки. Все в ней встрепенулось и задрожало. Но, стараясь не выдать своего состояния и не доверяя самой себе - а вдруг это не Димка, -она спросила спокойным отчужденным голосом:
Да. Кто звонит?
Ты уже не узнаешь мой голос? - печально спросил Димка.
Лена перевела дух, все в ней пело: "Димка, Димка, Димка! Жив, жив, жив!" Но на смену чувству радости, что вот наконец-то она дождалась Димкиного звонка, пришло чувство неосознанной еще обиды на него. Почему, почему он молчал целых два месяца, если жив и здоров, и она спросила сухо и строго:
Что с тобой случилось? Почему ты исчез? - сейчас в ней говорила женщина, оскорбленная в самом сокровенном, в своей верной и преданной любви.
Да ты понимаешь, малыш, неожиданно послали в командировку в Куйбышев, простудился: двустороннее воспаление легких. Провалялся там в больнице...
Почему ты мне не писал?
Забыл номер твоего дома.
Писал бы без номера, дошло бы. Не такая у нас улица большая, все жители наперечет.
Лена чувствовала какую-то фальшь и в интонациях Димкиного голосами в его наивном объяснении, почему он не мог сообщить о себе. "Что-то не так" билось в ней настойчиво.
Да, вот так получилось. Я тебе что хочу сказать? Меня сейчас посылают на продолжение лечения, в санаторий, так вот, на обратном пути, это будет в конце марта, как раз в последнюю субботу, я смогу к тебе заехать. Можно?
Заезжай. Почему ты спрашиваешь?
Понимаешь, я приеду очень рано, часов в шесть, наверное, разбужу тебя. Ничего?
Ну и разбудишь. В какой санаторий ты едешь? - спросила Лена, несколько смягчаясь.
Димка замялся.
По Белорусской дороге, - сказал он неопределенно.
Может, к тебе приехать?
Да нет, не надо.
Лена обиженно замолчала.
Договорились? - спросил Димка.
Договорились, - опять сухо сказала Лена.
- Ну все, жди. Целую. Пока? - голос звучал вопросительно.
- Пока, - сказала Лена и первой положила трубку. Она так устала от этого короткого и напряженного
разговора, как будто сдавала экзамен по неимоверно трудному предмету. На нервное напряжение, в каком она пребывала уже давно, наложилось теперь волнение от неожиданного, хоть и жданного, Димкиного звонка и разговора с ним.
Не хотелось ни о чем думать и ни о чем вспоминать. Она оцепенело сидела на стуле, опустошенная до основания, силясь понять, что такое с ней произошло? Почему вдруг улетучилась радость от долгожданного и желанного Димкиного звонка? Глубокая усталость и апатия - вот все, что властно диктовало в ней право на безвольную душевную и телесную расслабленность, и только приход очередной читательницы заставил ее пересилить это нахлынувшее на нее состояние, и она, как кукла с механическим заводом, когда пружина раскручивает свой последний виток, непослушными пальцами стала перебирать читательские формуляры, отыскивая нужный.
Весь остаток рабочего дня она работала почти автоматически, произнося какие-то фразы, отыскивая нужные книги, без всякого участия в этом сознания, как запрограмированный робот.
Приехав домой, она немного посидела за накрытым для ужина столом. Есть не хотелось. Ни к чему не притронувшись, она снова убрала все в холодильник в прилегла на диван-кровать поверх покрывала. "Полежу чуть-чуть", подумала она и в ту же минуту погрузилась в глубокий сон. Проснулась она среди ночи от того, что холод по-хозяйски обшаривал ее не прикрытое одеялом тело. Она встала, быстро разобрала постель, разделась и снова нырнула в спасительное бездумье сна. Зато утром она почувствовала прилив сил, голова была ясной, готовой к
любой мыслительной деятельности. Нервная депрессия уступила место собранности и готовности к рабочему дню.
Она с аппетитом позавтракала и по дороге на работу смогла наконец-то проанализировать свой вчерашний разговор с Димкой. Однако ей было ясно: что-то Димка недоговорил, что-то было совсем не так, как он пытался объяснить, и весь разговор, его тон, его непохожесть на все многочисленные разговоры с ним по телефону, всегда ласковые и непринужденные, какая-то чувствующаяся на расстоянии поспешность, далее какая-то его виноватость, которую она уловила между фраз, наводили на мысль, что он, заявив о своем существовании, пока еще не появился в Ленкиной жизни прежним любящим Димкой, и появится ли - было неизвестно. Его нежелание после такой долгой разлуки увидеться раньше, чем кончится его срок пребывания в санатории, тем более что она напрашивалась на приезд сама, говорили о каком-то новом повороте в их отношениях, а о каком, Лена не могла пока ни понять, ни объяснить, так как ее прежней веры в его невозможность жить без нее уже не было.
Разве так должен был говорить с ней Димка, если взять за основу версию его болезни, в результате чего, как бы там ни было, он был лишен целых два месяца возможности общаться с ней?! Да он должен был наговорить ей тысячу ласковых слов, тех самых, которые сами слетают с языка, и радость того, что он обрел эту возможность, должна была залить светом и еще большей радостью измученную неизвестностью Ленкину душу. И все-таки сознание того, что Димка живой, снимало с Ленкиной души ту боль, которая не давала ей покоя раньше.
Месяц без малого до намеченного свидания Лена прожила как долгий год. И вот наступила та пятница, которой Лена не могла дождаться: завтра должен приехать Димка. Приедет ли? Теперь уже Лена сомневалась в этом. Она пораньше легла спать, но уснуть не могла, мысли набегали одна на другую. Лена снова и снова продумывала свою линию поведения с Димкой. "Никаких нежностей, пока не узнаю всей правды, и вообще пусть все расскажет о себе. И почему это раньше мне не казалось странным, что я даже не знаю, где он живет, хоть бы раз в общежитие свое пригласил. Никогда!" Но вот мысли стали путаться, и на смену им пришел сон, отключивший от всех забот сегодняшнего и завтрашнего дня.
Проснулась Лена от негромкого стука в окно. "Димка..." - Лену как будто током ударило. Она вскочила мгновенно, мельком взглянула на часы, отметив для себя, что стрелки перевалили за восемь. "Ого!" - подумала она. - А говорил, в шесть приедет. Хитрил: надо было как-то объяснить свой неуверенный вопрос, можно ли ко мне приехать. Посторонней стала... Раньше говорил: я к тебе приеду тогда-то... Не спрашивал..."
Быстро одевшись в платье, приготовленное еще вчера после тщательного просмотра своего нехитрого гардероба, и по-быстрому застелив диван-кровать, Лена пошла открывать дверь. Отодвинула задвижку и отступила в прихожую. Димка осторожно вошел, держа чемоданчик в правой руке. Лена внимательно смотрела в его лицо, стараясь сохранить на своем равнодушное выражение. Ей казалось, что в эти первые мгновенья встречи она сможет понять по его глазам, насколько правдив он был по телефону.
Сколько раз вот так же Димка входил в ее квартиру, и всякий раз Лена тут же приникала к нему, пряча свое лицо где-то под его подбородком, Димка приподнимал ее голову и целовал по очереди глаза, нос, щеки и губы. Но сейчас Лена не сделала навстречу ни единого шага.
Привет!
Привет! Проходи, раздевайся, - сказала она, как чужому, отступая все дальше в глубину прихожей.
Димка поставил в угол чемоданчик, снял плащ, повесил
его рядом с Ленкиной курткой, сказал:
- Так. В этом доме нам уже не рады. Здесь нас уже забыли...
Лена давно знала эту Димкину привычку нападать, когда нужна была оборона. Не было правды в его глазах. Лена промолчала.
Быть может, я здесь совсем лишний?
Ладно тебе... А вообще-то за это время все могло произойти.
