Робер Гайяр - Мари Антильская. Книга вторая
— Нет, мадам. Речь идет о Лефоре… Не знаю, что ему неймется, что ему снова взбрело в голову!.. Откровенно говоря, после долгих размышлений я пришел к выводу, что с нашей стороны было глубочайшей ошибкой обращаться за помощью к такому человеку… С момента этого ужасного кровопролития в форте, с тех пор как он настоял на приговоре к смертной казни невинных людей… согласен, чтобы потом объявить об их помиловании, но все равно эти несчастные несколько дней дрожали от страха в предчувствии скорой гибели… так вот, с тех самых пор он возомнил о себе Бог знает что, считает, будто важнее самого кардинала Мазарини, будто обладает не меньшей властью, чем Его Величество король Франции!
— Вижу, вы, господин Лапьерьер, не на шутку разгневаны. И я бы даже сказала, весьма несправедливы к человеку, который так или иначе оказал вам серьезную услугу… Вспомните, что бы вы без него делали?
— Этот человек, мадам, вампир, который все время жаждет крови. Он даже не подозревает, к каким чудовищным последствиям могут привести его поступки! Поверьте моему слову, он взбаламутит, посеет смуту на всех Антильских островах! И когда я расскажу вам, что он задумал, уверен, вы тоже будете такого же мнения…
— И что же он такое задумал? — с невозмутимым спокойствием поинтересовалась Мари.
— Он собрался захватить в плен самого господина де Туаси!
Лапьерьер бросил эти слова с таким видом, будто ожидал, что они должны произвести на Мари эффект внезапно разорвавшейся бомбы. Однако, вместо того чтобы вздрогнуть от неожиданности или показать хоть малейшее изумление, юная дама громко расхохоталась.
— Но, быть может, вы тогда скажете мне, господин Лапьерьер, что же он затаил против генерал-губернатора, чтобы желать ему подобных несчастий?
— Ах, мадам, Лефор замыслил не более не менее как освободить из плена генерала Дюпарке!..
Она с некоторой суровостью во взоре прервала его речь:
— Что касается меня, сударь, то никак не могу упрекнуть его в подобной мысли… А разве вам, сударь, она не по душе?
— Дело не в том, что мне не по душе сама эта мысль, вовсе нет. Да Господь свидетель, что у меня нет более заветного желания, чем увидеть возвращение нашего дорогого генерала. Что меня возмущает, так это средства, к которым намеревается прибегнуть Лефор в достижении своих целей. Он собирается захватить в плен господина де Туаси и потом обменять его на генерала, вот что он собирается сделать!
Гнев Лапьерьера был столь смешон, что юная дама не сдержалась и снова от всей души расхохоталась.
— Вам смешно, мадам! Вы смеетесь! Похоже, вы воспринимаете все это как веселую шутку, не так ли? А ведь Лефор-то, уверяю вас, отнюдь не шутит, он говорит вполне серьезно и исполнен решимости осуществить свои намерения, вот чего я никак не могу потерпеть. Иногда я вовсе не враг хорошей шутки, мне это даже нравится, но это уж чересчур, это шутка весьма грубого толка! И вы еще не знаете, как далеко пошел этот негодяй в своих безумных планах! Так вот, для начала, поскольку он вовсе не уверен, что командор согласится на подобный обмен, он является ко мне и просит, ни больше ни меньше, предоставить в его распоряжение корабль, дабы отправить на нем на Сен-Кристоф в качестве парламентария некоего монаха-францисканца, который уже и так замешан в каких-то темных делишках: его вроде бы обвиняют, что он сделал ребенка одной негритянке. Но меня бесит не столько то, кого он выбрал в качестве своего эмиссара, сколько наглость, с какой он потребовал от меня снарядить корабль, чтобы отправиться вести переговоры с мятежником! Изменником, с которым мы находимся в состоянии войны!
Мари слушала его молча, не проронив ни слова и ничем не выдавая своих чувств. Поэтому он продолжил свою речь:
— Вы только представьте, снарядить ему корабль! Как вам это нравится? Ведь нет ничего тайного, что рано или поздно не стало бы явным! Господин де Туаси непременно сообщит об этом кардиналу Мазарини, и тогда нас всех будут считать предателями! Но пусть даже господин де Туаси ничего не узнает об этих планах, все равно, если мы захватим его в качестве своего пленника, то это поставит нас на одну доску с господином де Пуэнси, нас всех будут считать мятежниками!..
— Уж не испугались ли вы, сударь?
— Испугался?! Я знаю это слово, но мне неведомо это чувство, мадам! Я только хотел объяснить вам, что если я стану пособником Лефора, то королевский суд может спросить с меня за это. И тогда меня ждет виселица! Если господину де Пуэнси доставляет удовольствие вести войну против господина де Туаси — это его дело. В конце концов, он борется за звание генерал-губернатора. У него здесь есть свои интересы. Более того, командор — глава Мальтийского ордена, у него слишком влиятельные связи, и если даже его схватят, то за его участь можно не волноваться, его не повесят и даже не посадят в Бастилию, уж поверьте!
— Я прекрасно понимаю вас, сударь, — не без иронии заметила Мари, — помочь возвращению генерала вовсе не в ваших интересах!
— Здесь дело вовсе не в генерале, мадам. Просто я принес присягу на верность королю. И должен хранить верность этой присяге.
— И что же вы ответили Лефору?
— Я попытался уговорить его, разумеется, соблюдая все меры предосторожности, ведь с этим человеком никогда ни в чем нельзя быть уверенным, короче, я убеждал его отказаться от замысла, столь же безумного, сколь и неосуществимого…
— И что же он, согласился?
— Он ответил, что справится и без меня!.. Что сам найдет корабль! Что у генерала хватает на острове друзей, и раз я не хочу помочь ему своей властью, то он сам найдет способ решить свои проблемы.
— Согласитесь, что Лефору характера не занимать!
— Уж скажите лучше, мадам, что он упрям как бык! И чтобы добиться своего, я пригрозил ему, что если он будет упорствовать, то мне придется арестовать его и засадить в темницу за мятеж и измену.
— И вы действительно это сделаете? — побледнев, спросила Мари.
— Без малейших колебаний, мадам. Я служу королю и отечеству и ни на минуту не забываю, что мой долг — безжалостно бороться со всеми, кто может нанести им ущерб!
Мари вскочила с места и, наморщив лоб, принялась широкими шагами кружить взад-вперед по комнате.
Проходя мимо окна, она заметила мундир лейтенанта Мерри Рула и, рассердившись, что кто-то мог подслушать их разговор с Лапьерьером, резко захлопнула створки окна, не забыв при этом окинуть неодобрительным взглядом нахала, чья физиономия сразу показалась ей в высшей степени несимпатичной.
Однако она ни словом не обмолвилась об этом губернатору. Лишь ограничилась замечанием:
— Я только никак не пойму, как бы вы без Лефора выпутались из переделки, в которой оказались совсем недавно!
— Клянусь честью, вы его защищаете! — воскликнул Лапьерьер.
— Я вовсе не защищаю его, — заявила Мари, подойдя вплотную к нему. — Просто я говорю себе, вот человек, которому я поначалу не доверяла, чья верность генералу казалась мне неискренней, и теперь он единственный на всей Мартинике, кто решился хоть что-то сделать для Дюпарке…
— Ценою предательства интересов короля!
— Что ж, оттого его намерения в отношении Дюпарке кажутся мне еще более трогательными… Поймите, сударь, — снова заговорила она после небольшой паузы, — всякий раз, когда со мной заговаривают о судьбе генерала, я не в силах сдержать своих чувств, и все те, кто выказывает готовность сделать хоть что-нибудь, дабы вытащить его из горестного заточения, невольно вызывают во мне симпатии… И я никак не могу понять вашего гнева.
— У меня и в мыслях нет вкладывать в свои слова хоть какие-то угрозы, — возразил, побледнев как смерть, губернатор. — Однако считаю своим долгом предостеречь вас, мадам, что такими речами вы сами, по собственной воле берете на себя роль сообщницы Лефора! И хочу предупредить вас о всех последствиях, которые может иметь для вас подобная неосмотрительность! Повторяю, если Лефор будет упорствовать в своих намерениях захватить в плен господина де Туаси, мне придется арестовать его. Я уже и так проявил к нему слишком много снисходительности. Любой другой на моем месте уже давно заковал бы его в кандалы!
Она смерила его таким презрительным взглядом, что тот, мертвенно-бледный, вдруг сразу зарделся лихорадочным румянцем.
— Еще одно, — тем не менее добавил он, — похоже, вы находите достойным презрения мое поведение в отношении генерала. Однако я пришел сюда поговорить с вами только потому, что считаю вас его подругой. Ведь, в сущности, мадам, вы не обладаете на этом острове никакой законной властью, и я счел необходимым поставить вас в известность обо всех этих делах единственно потому, что знаю, каким влиянием вы пользовались над господином Дюпарке. Убедительное доказательство верности генералу, не правда ли?
