Любовь Шапиро - Дневник романтической дурочки
— Слава богу, — продолжала кликушествовать невестка, — что мы уезжаем и никто и ничто не может заставить лично ее оставаться здесь.
— Нюра! — рявкнула Руфа, с трудом отдышавшись после прогулки. — Пойди на дачу к Харитонову, там будете петь дуэтом. Не желаю слушать этот мимансный бред. Не о том думаешь, как всегда.
Анна Николаевна вернулась в свой образ и очень красиво и печально опустилась в кресло, вовремя подставленное мужем.
— Какие у кого есть соображения по этому поводу? — требовательно спросила Руфа. — К нам обязательно придут и будут выяснять. Мне бы очень хотелось, чтобы мы дали всю имеющуюся информацию. Не думаю, что влез случайный человек, дом не производит впечатление благополучного, так что тот, кто лез, наверняка знал зачем. Вот только, что его интересовало, непонятно.
Руфа замолкла и обвела всех грозным взглядом.
— Бабуля, ты бы отдохнула. Все равно мы ничего не придумаем. Гадать можем, но ведь ничего не знаем наверняка, — задумчиво заключил Данила.
— И потом, если мы будем настаивать на том, что это сделал не случайный человек, то мы вообще отсюда не уедем. Нас в первую очередь будут пытать, — возмутился Митя.
— Ты что, предлагаешь оставить Ларика и по-быстрому смыться? Я лично остаюсь до полного выяснения… А вы можете отправляться. Мне надо еще к Эве сходить. Пойдем, Лерочка, — поднялась со стула Руфа и, величественно проплыв мимо родственников, сошла с крыльца.
— Что я буду ей говорить? Понятия не имею, как надо вести себя в таких ситуациях, — ворчала она.
— Руфочка, я не очень понимаю, почему вас так волнует реакция вашей сестры? Вы разве меньше переживаете?
Только юношеский максимализм позволил задать такой бестактный вопрос. Руфа внимательно посмотрела на мое наивное лицо и печально покачала головой. О чем-то сосредоточенно размышляя, она брела, не замечая возмущенно-вопрошающих взглядов соседей по поселку. Шеренги отдыхающих выстроились вдоль заборов и в немом изумлении взирали на нас. В широко-открытых глазах соседей не было ни тепла, ни сочувствия, даже страха не было — одно лишь удивление по поводу того, что в их идеальном лесопарковом мире могла случиться такая неприятность — убийство. Только с одного участка выглянула женщина и участливо поинтересовалась, не надо ли чего? Остальные же, судя по выражению лиц, обвиняли старую актрису в том, что именно она посмела привести в их красивую жизнь человека, которого убили. Я смотрела на всех исподлобья и думала об их черствости и бесчеловечности. А Руфу, видимо, все это не занимало. Она шла и сокрушалась о Ларике и о возможном Эвином обмороке. И тут мне пришла в голову мысль о том, что Руфа ни разу не ходила на ту сторону и не знает, что путь этот не близкий, да еще по жаре. Я тихонечко потянула ее за рукав.
— Да, — резко отреагировала моя спутница, — что еще?
— Руфочка, — как можно более нежно пролепетала я, — как же вы дойдете, ведь идти довольно далёко? Может, я или лучше ваши внуки сбегают к Эве…
— Ну да, вы молодые, совсем не тонкие, а потом у нее случится сердечный приступ. Нет уж, доберусь как-нибудь, не рассыплюсь. Тебе же спасибо за заботу. Сейчас помолчи. Мне надо все сформулировать.
— Хорошо, — покладисто согласилась я, — только возьмите меня под руку и обопритесь, вам будет легче.
Руфа насмешливо посмотрела на меня и пробормотала, что когда тебе хорошо за шестьдесят, не приходится выбирать спутника, берешь что дают. Дальше мы шли молча, и у меня появилась возможность хорошо рассмотреть поселок. Странно, но никогда ранее я не стремилась оценить ни архитектуру домов, ни уж тем более социальное положение владельцев «творческих дач». Как это ни покажется странным, у меня не было времени, я все время бежала к Руфе, притом так стремительно, будто боялась пропустить что-то значительное, без чего моя жизнь просто не может дальше продолжаться. Но семенящая, пусть и очень гордая поступь Руфы и ее сосредоточенное молчание вынуждали меня взирать на окружающий мир. Надо признаться, он меня удивил. Участки составляли улицы, которые делились по одному очень внятному признаку — положению в обществе. Народные артисты, любимцы властей, оттяпали себе лучшую зону, и все дома там трехэтажные, с большими верандами и густой растительностью. Дальше шли участки поскромнее и дома чуть попроще, они принадлежали деятелям искусства, чей вклад в культурную жизнь страны был не так заметен, но тем не менее достаточно высоко оценен. О тех же, кто жил на третьей линии, даже и говорить не хочется, потому что их хибарки были совсем непривлекательны, напоминали времянки, сколоченные из чего попало и как попало. Я удивилась, что сейчас, когда надо думать о смерти Ларика, я увлеклась изучением благополучия совершенно посторонних мне людей. И устыдилась своих мыслей, попыталась сосредоточиться на постигшем нас горе. «Почему нас?» — вдруг сообразила я. — Какое отношение имею лично я к этой семье? Заканчивается лето, очень скоро я снова вернусь в свой обычный круг интересов и людей, которые, как я теперь понимаю, мне отчаянно надоели. Что же делать? Я не хочу терять новых знакомых, которые стали мне близкими людьми».
Я чуть не плакала. Словно услышав мои мысли, Руфа крепко сжала мой локоть и остановилась:
— Послушай, Лера, мы уже скоро добредем, и я хочу, чтобы ты пошла со мной к сестре. Мне одной не справиться. Бог знает, что Эва может отколоть, но главное, я хочу, чтобы ты запомнила, ты всегда желанная гостья в моем доме. Я подчеркиваю — в моем. И здесь, и в Москве.
Я открыла рот, чтобы радостно поблагодарить старую даму за невероятное счастье, но Руфа резко оборвала мои телячьи восторги:
— Довольно, хватит разговаривать, ты мешаешь мне думать.
Я молча кивнула, немного обидевшись, но быстро вспомнила, что только что мне позволили войти в удивительный мир Руфиной семьи. Я проглотила обиду и как можно нежнее пожала руку старушке. Мы шли уже на последнем издыхании, Руфа — из-за возраста, а я — из-за того, что мне приходилось приспосабливаться к ее ритму шагов. Наконец впереди замаячил академический поселок, а там третий дом слева — Эвин. Я внутренне напряглась, живо представив себе ближайшие события. Мы открыли калитку и робко вошли на участок. Две безумные таксы кинулись нам навстречу, известив обитателей дачи о появлении гостей. На крыльцо вышла Эва.
— Кто, кто там? Что вам надо, мы ничего не покупаем, — волновалась женщина.
— А мы ничего и не продаем. Что ты орешь как резаная! Все-таки у тебя очень визгливый голос, Эвка. Был и остался. Никакого достоинства.
— И что, ты пришла мне это сообщить?
Я с тревогой ждала продолжения диалога, но то, что произошло вслед за короткой перепалкой, просто выбило меня из колеи. Руфа рухнула в траву и страстно зарыдала. Младшая сестра на секунду опешила и бросилась, сопровождаемая таксами, спасать старшую.
— Что, что, Руфочка, сестричка, что, что? Ты же никогда не плачешь…
— Эва, Ларик умер, — рыдала и рвала на голове волосы гостья. — Дай мне лекарства, быстро, что ты стоишь? Я умираю!
Эва понеслась за валокордином и водой, вслед ей летели требовательные и истеричные приказания старшей сестры:
— Пуфик принеси, я не могу сидеть на холодной траве. Плед захвати…
Мне было ужасно неприятно смотреть на это представление. Только что Руфа так искренне страдала по поводу смерти Ларика и той боли, которую она принесет сестре. «Что это, явно старушка заигралась», — брезгливо подумала я, но моему разочарованию не удалось разрастись.
— А ты что хотела? — совершенно ровным и спокойным голосом сказала старая примадонна. — Чтобы я убила Эву своим сообщением? Надо было ее чем-то отвлечь. Запомни, Лера, главное не как ты выглядишь, главное, чтобы от тебя была реальная польза. Эвка, конечно, птичка божья и никогда это не оценит, но сейчас ей станет легче, потому что надо спасать меня, а потом она начнет злиться, опять же на меня за то, что я не дала ей упоительно страдать. Но это уже не важно. Так что дай я спокойно поумираю, никогда не играла трагических ролей.
Я не смогла оценить ум и мужество Руфы, мне было всего 16 лет, и казалось, что ее поведение отдает крайним цинизмом. До сих пор помню неприятный осадок от «выступления» актрисы.
Я усмехнулась, вспоминая свою наивную детскую реакцию. Обязательно надо будет рассказать Руфе, какое неблагоприятное впечатление произвело на меня ее милосердие. Закурив, я с тоской смотрела на мокрые участки и дивилась чудовищному неблагополучию окружающего мира. Шикарные дома советских народных любимцев выглядели как трущобы диккенсовских романов. Может быть, потому что осень, да и настроение у меня неподходящее. Наверное, здесь скоро появятся новые хозяева и новые дома. Пожалуй, нет. Те, кто вырос на этих дачах с вишневыми садами, так просто не откажутся от своих воспоминаний. Они будут из последних сил держаться за них, латать дома, возможно, обновят сады. А если и начнут сдаваться, то постепенно, сразу свой мир разрушать не станут.
