Мор Йокаи - Золотой человек
Тимар следил за необычайным феноменом до тех пор, пока кометы не исчезли в беспредельной глубине вселенной.
Редкостное зрелище произвело на него неизгладимое впечатление. Теперь он уже бесповоротно был готов покончить с «этим светом».
Существуют сотни мотивов к самоубийству. Но самый неодолимый нередко порождается чрезмерно затянувшимся созерцанием вселенной. Человек, который занимается исследованием небесного свода отнюдь не в научных целях, а лишь мучимый желанием проникнуть в тайны природы, требует тщательного надзора. Его следует держать под неусыпным наблюдением и опекой, особенно ночью. Прячьте от такого одержимого острые ножи и пистолеты, обшарьте все складки его одежды, не хранит ли он там яд.
Да, Тимар решил покончить с собой. К людям сильного характера такая мысль приходит не сразу. С ней осваиваются порой в течение нескольких лет, старательно обдумывая все способы ее осуществления.
Итак, мысль о самоубийстве вполне созрела в душе Тимара, и он приступил к ее осуществлению.
С наступлением ненастных дней он покинул берег озера Балатон и вернулся домой, в Комаром. Все, кого он встречал после возвращения, приветствовали его одним и тем же возгласом:
— Как хорошо вы выглядите! Какой у вас цветущий вид!
И Тимар старался подтвердить это впечатление, притворялся веселым и беззаботным. Только зоркие глаза Тимеи приметили в чертах мужа какую-то затаенную обреченность, и она озабоченно спросила:
— Что с вами?
С самого начала его болезни жена относилась к нему с исключительной чуткостью. Но ее заботливое внимание только сильней укрепляло его намерение совершить роковой шаг.
Всякое самоубийство — не что иное, как проявление безумия, и это безумие рано или поздно становится заметным. Большинство помешанных, а особенно те, кто покушается на собственную жизнь, сознают свое состояние и всячески стараются не выдать себя, сохранить в тайне свое намерение. Но эта нарочитость поведения как раз и выдает их с головой. Напрасно они пытаются говорить рассудительно, вести себя благоразумно, — их нелепые разглагольствования неизменно вызывают подозрения. Человек, одержимый навязчивой идеей, прикидывается бесшабашным весельчаком и кутилой, безудержно хохочет, сыплет шутками, но его неуемное веселье невольно пугает. Оно так необычно, что любому случайному наблюдателю приходит в голову тревожная мысль: «Что-то уж чересчур разошелся, бедняга… Верно, дела его плохи».
Поразмыслив над этим, Тимар решил, что ему не следует осуществлять свой замысел у себя дома.
Первым делом он составил письменное завещание, в котором все свое состояние завещал Тимее и бедным. При этом он весьма предусмотрительно создал для жены особый фонд. В случае, если бы она после его смерти вышла замуж и разорилась, то и ей и ее детям ежегодно должно было бы выплачиваться содержание в тысячу форинтов.
Покончив с завещанием, Тимар принялся обдумывать дальнейшие свои планы. Они сводились к следующему: как только позволит погода, он, под предлогом поездки в Египет, удалится на «Ничейный» остров. Именно там хотел он умереть. Если бы только удалось уговорить Ноэми уйти из жизни вместе с ним! Тогда они наконец соединились бы навсегда. О, Ноэми наверняка согласится! Что ей делать в этом мире без Михая? Ведь вся ее жизнь — страдание! Разве не лучше для них обоих обрести вечный покой рядом с маленьким Доди?..
Зиму Тимар провел частично в Комароме, частично в Дьёре и Вене. И всюду люди были ему в тягость.
Страдающему меланхолией человеку, к сожалению, кажется, будто каждый встречный догадывается о его состоянии. По кое-каким признакам и намекам своих знакомых Тимар понял, что от них не ускользнула происшедшая с ним перемена. Он слышал подозрительный шепот у себя за спиной, украдкой примечал, как люди перемигиваются при его появлении. Ему мерещилось, что женщины при виде его содрогаются от страха, а мужчины напускают на себя нарочитое спокойствие. Или вдруг представлялось, что он по рассеянности делает невероятные глупости, несет несусветную чушь, выдавая свое помешательство, и его поведение должно вызвать всеобщий смех. Но люди не смеялись. И это порождало в нем злобную досаду, — очевидно, его попросту боятся.
А между тем ни у кого из окружающих пока что не было оснований опасаться Михая Тимара. Он еще не дошел до такого состояния, когда душевнобольной, внезапно вскочив, сыплет перцем в глаза собеседнику. Правда, иной раз им овладевала странная прихоть. Однажды, когда его посетил Янош Фабула, вице-куратор церковной общины, и, приосанившись, пустился в высокопарные рассуждения о высоких материях, Тимару вдруг отчаянно захотелось выкинуть какой-нибудь трюк. Его так и подмывало упереться руками о плечи Яноша и перепрыгнуть через его голову. Лишь усилием воли ему удалось справиться с собой и не сдвинуться с места.
Во взгляде Тимара теперь постоянно проглядывало что-то зловещее, так что у собеседника мурашки бегали по спине. Подобный взгляд нередко ловила на себе и Аталия.
Часто, сидя дома за столом, Тимар пристально разглядывал лицо и фигуру Аталии, — с бессознательной похотливостью душевнобольного, взирающего на женские прелести. Когда он видел перед собой Аталию и любовался ее дивным телом вакханки, вожделение обуревало его.
Аталия в самом деле была необычайно хороша. Грудь и шея — как у сказочной красавицы Ариадны. И Тимар не мог оторваться от созерцания этой прекрасной, белоснежной шеи. Он пожирал ее глазами с такой жадностью, что Аталии становилось не по себе от его молчаливого восхищения.
А Тимар в такие минуты думал со злобным упоением:
«Ух, овладеть бы тобой хоть раз, мегера! Добраться бы до твоей божественной белоснежной шеи! Сжать в железных объятиях твою роскошную грудь! И задушить тебя насмерть в приступе страсти!»
Тимея же не испытывала страха перед Тимаром. Страх вообще был ей чужд, — ей нечего было опасаться…
Итак, Тимар решил покончить с собой еще до наступления весны. Зачем дожидаться расцвета природы тому, кто жаждет уснуть в земле вечным сном?..
Накануне отъезда он закатил роскошный пир. Были приглашены все встречные и поперечные, даже те, кого хозяева знали лишь понаслышке. В доме гудели голоса множества гостей.
— Брат мой во Христе, — обратился Тимар к Яношу Фабуле перед началом пира, — я прошу вас, сядьте рядом со мной. И если я к утру напьюсь до бесчувствия и совершенно размякну, позаботьтесь, пожалуйста, о том, чтобы меня вынесли отсюда, усадили в дорожную карету, запрягли лошадей и увезли.
Тимар задумал удалиться из своего дома и родного города в бессознательном состоянии. Но к утру, когда гости все, как один, прикорнули где попало и даже Янош Фабула сладко всхрапнул, раскинувшись в кресле, один лишь Тимар оставался совершенно трезвым. На душевнобольного человека вино оказывает столь же ничтожное действие, как некогда яд на царя Митридата.
Михаю пришлось самому разыскать свой экипаж, чтобы отправиться в путь. В голове у него все перемешалось: реальная жизнь, сны, фантазии, пьяные видения, воспоминания, галлюцинации. Вдруг ему почудилось, что он стоит у постели спящей праведницы с бледным лицом, целует в губы эту белую статую, но поцелуй не пробуждает ее. Может быть, это была игра больного воображения?
Потом ему показалось, что кто-то притаился за дверью, в глубине темного коридора. Что за ним исподтишка подсматривает женщина неотразимой красоты — вакханка с лицом, обрамленным роскошными локонами. У нее блестящие глаза; между алыми губами сверкают жемчужные зубы. Тимар брел, пошатываясь, по коридору, а женщина приподняла над головой восковую свечу и спросила:
— Куда это вы собрались, сударь?
— Я хочу сделать Тимею счастливой, — шепнул он на ушко очаровательной колдунье.
Тут обворожительное лицо внезапно исказилось. Прямо на глазах оно превратилось в голову Медузы, и вместо пышных локонов на голове зашевелились — боже, какой кошмар! — шипящие змеи… Вероятно, и это было галлюцинацией.
Тимар проснулся только около полудня в своей дорожной карете и увидел, что она подъехала к станции и ямщик впрягает в нее свежих лошадей. Они находились уже далеко от Комарома. Теперь ничто не могло изменить его намерений.
Поздно ночью Тимар достиг нижнего Дуная. Там его поджидали знакомые рыбаки и на заранее нанятом у контрабандистов баркасе немедленно переправили на остров.
В душе Михая теплилась последняя надежда: может быть, Ноэми за это время умерла? Ведь это же вполне вероятно! Какое тягостное бремя свалилось бы с его плеч! Не пришлось бы уговаривать ее совершить роковой шаг!
Человек, одержимый навязчивой идеей, и от судьбы требует, чтобы все происходило именно так, как он задумал. Тимар уже представлял себе рядом с кустом белой розы другой куст на могиле Ноэми, на котором весной распустятся ярко-алые цветы. А вскоре там, на могиле «золотого человека», появится и третий куст, с желтыми розами. Во власти этих иллюзий он вступил на берег острова.
