Мор Йокаи - Золотой человек
Местность, куда он задумал удалиться — гористое побережье озера Балатон, — была очень живописна. Северный берег озера напоминает Темпейскую долину. Миль на четырнадцать там тянется непрерывная цепь садов и виноградников. Вдоль всего озера, почти сливаясь друг с другом, расположены уютные селения. Там и сям разбросаны виллы и барские усадьбы. Лазурное приволье Балатона напоминает спокойную гладь морского залива. Время от времени его вспенивают небольшие штормы, но чаще всего в этих водах царствует благодатный, безмятежный покой. Мягкий климат соперничает с климатом знаменитой Итальянской Ривьеры, Народ здесь сердечный, гостеприимный; местные минеральные источники целебны. Для человека, страдающего меланхолией, нет ничего лучше осенних месяцев в Фюреде. Осенью в этом благословенном краю нет иных курортников, кроме нескольких покашливающих старичков профессоров да страдающих несварением желудка приходских священников. Ипохондрику, жаждущему уединиться от докучливых людей, обеспечен полный покой. На побережье Балатона в эту пору года — настоящая вторая весна.
Итак, эскулапы послали Тимара поправляться на озеро Балатон. Не учли они лишь одного; дело в том, что в конце того лета окрестности озера постигло стихийное бедствие: всю округу побило градом. По правде говоря, зрелище было очень удручающее. Виноградники, где в разгар сбора урожая не смолкают веселые песни и гомон, были теперь пусты и заброшены. Молодые побеги лоз оплела колючая повилика. Она заглушила благородные растения, образуя вокруг запертых давилен зловонные заросли. Побеги плодовых деревьев, снова набравшие почки, стали медно-красными или зеленовато-рыжими и медленно чахли, так и не успев разрастись. А тучные нивы с побитыми градом колосьями густо поросли бурьяном. Колючки, лопухи, репейник, ломонос разрослись на месте золотых хлебных стеблей. И никто не косит их. Все вокруг притихло, приобрело унылый вид. Колеи дорог устлал портулак вперемежку с чертополохом, — по дорогам этим не ходили и не ездили.
Тимар приехал в свою усадьбу как раз после этого бедствия. Дом, где он поселился, — старинный замок, построенный по прихоти некоего знатного барина, — стоял на пригорке, откуда открывался живописный вид. Сановный вельможа обладал достаточными средствами, чтобы позволить себе подобную роскошь. Это было двухэтажное здание на высоком фундаменте с массивными стенами и большой верандой, обращенной к озеру Балатон. Украшенная статуями, терраса эта тонула в тени развесистых фиговых деревьев и черной шелковицы.
Наследники вельможи впоследствии сбыли за бесценок свой уединенный замок, представляющий интерес разве что для человека, страдающего сплином.
Поблизости от усадьбы не было ни души. Если и попадались одинокие дома, они по большей части пустовали. Давильни и винные погреба в этом году даже не открывались, так как сбора винограда не предвиделось. В больших балатонфюредских пансионах и курзале жалюзи были спущены, ставни закрыты. Это означало, что все гости разъехались. Навигация в такую пору уже прекращалась, суда по Балатону не курсировали. Пустовала и галерея с углекислым источником, а платановые аллеи и пешеходные тропы были усеяны опавшими листьями. Они шуршали под ногами случайного прохожего, и никто не думал их подметать.
Словом, край совсем опустел, кругом не то что людей, даже аистов не было видно. Только таинственно рокотал прибой, когда величавый Балатон, неизвестно чем взбаламученный, внезапно хмурился.
В озеро вдается полуостров Тихань. Там, на лысой горе, стоит старинный двуглавый монастырь. В его кельях ютятся семь монахов. На вершине горы возвышаются гробницы с прахом усопших церковных владык. У подножия монастыря притаились склепы с мощами.
В эту-то уединенную местность и приехал Тимар в поисках покоя и исцеления.
Он взял с собой только одного слугу, да и того через несколько дней отослал обратно, заявив, что ему для услуг вполне достаточно сторожа при вилле, старика виноградаря, хотя тот был изрядно дряхл и к тому же глух.
И все же в первое время кое-какой шум, неизбежный в населенных местах, нет-нет да и доносился сюда с курорта. В Фюреде проживал со своими чадами и домочадцами владелец единственного большого доходного дома. Кроме того, курорт еще не покинули некоторые приказчики из окрестных поместий, а в местной церквушке ежедневно раздавался звон к заутрене. Но вот как-то вечером, справляя именины дочери, девушки на выданье, владелец доходного дома закатил большой пир. На кухне у него так усердно жарили и парили, что загорелось растопленное сало и пламя вырвалось в дымоходную трубу. Кровля обширного дома занялась сразу. Потом огонь перекинулся на соседние строения. Сгорели дотла и купальня и корпус, где жили служащие, и церквушка. Все их обитатели выехали, а закопченные руины так и остались стоять до самой весны.
После пожара вокруг замка в долине уже не раздавалось ни людского говора, ни церковного звона. Только вдалеке загадочно рокотало огромное озеро.
Тимар целые дни проводил на широком приволье, у самого озера, прислушиваясь к приглушенному говору волн. Иной раз в самую тихую, безветренную погоду гладь Балатона неожиданно морщилась, покрывалась волнами, вода на необозримом пространстве становилась почти изумрудной. На ленивых, задумчивых волнах не видно было ни одного паруса. Корабли, паромы, баржи уже не бороздили волнистых просторов озера, — словно это было Мертвое море.
Балатон обладает волшебным свойством, двойственной силой: закалять тело и омрачать душу. Человеку легко дышится, аппетит становится, что называется, волчьим, в то же время созерцание дремотного, тихого озера навевает безотчетную грусть, невольно погружает в мечтательную задумчивость.
Гряда живописных горных хребтов, окаймляющих побережье Балатона, и поныне увенчана романтическими развалинами крепостей, следами недавней героической эпохи. В парках, разросшихся вокруг крепостей Сиглигет и Чобанц, до наших дней буйно зеленеют шалфей и лаванда, посаженные руками женщин из знатных, но уже давно вымерших фамилий. Однако крепостные стены из года в год все ветшают и постепенно разрушаются. Отвесная стена иной башни едва держится, лишь чудом устояв под напором грозных бурь. Но и жилые дома вот-вот развалятся. Восточный откос Тиханьского нагорья то и дело обваливается. Старожилы еще помнят времена, когда монастырь на полуострове можно было свободно объехать кругом на подводах. Позднее под его стенами пролегала лишь пешеходная тропинка. А ныне эти здания стоят на самом краю обрыва и из-под их массивного фундамента, возведенного еще при короле Эндре, сыплются валуны и обломки горных пород. На самой макушке горы когда-то находились два горных озера, теперь они почти высохли. Возле проселочной дороги грозит обрушиться обветшалая, давно опустевшая часовня. На месте прежнего селения — пустырь, превращенный в выгон для скота. А своенравный Балатон, взамен сыплющихся с кручи на его дно горных пород, выбрасывает на берег окаменелые улитки допотопной эры, ракушки, похожие на козьи копытца. Все, что обитает в водах этого своеобразного озера, так необычно, так не похоже на обитателей других водоемов, словно Балатон является последним остатком некогда бушевавшего в этих краях моря и все еще хранит память о своем далеко ушедшем отсюда прародителе — океане. В окраске рыб и моллюсков, водяных змей и раков, которыми изобилует привольное озеро, преобладают белесые оттенки, — такая фауна не встречается в других пресных водах. Илистое озерное дно усеяно колючими кристалликами; прикасаясь к ним, человек словно испытывает легкий ожог, полезный для организма. Тут же на дне притаились губки — от них тело неосторожного купальщика может покрыться волдырями. Вода в огромном водоеме пресная и пригодна для питья. Множество людей просто влюблены в Балатон и ежегодно приезжают на его живописные берега.
Тимар принадлежал к числу страстных поклонников изумрудно-голубого красавца. Целыми часами плавал он в его мерно колыхавшихся волнах; по полдня бродил взад и вперед по берегу и поздним вечером с трудом расставался с озером.
Тимар не искал развлечений ни на охоте, ни на рыбной ловле. Однажды, правда, он захватил с собой ружье, но по рассеянности оставил его висеть где-то на ветке дерева. В другой раз, когда ему вздумалось половить рыбу, попавшийся на крючок увесистый судак вырвал у него из рук удочку и ускользнул в глубину вместе с крючком, леской и удилищем.
Тимару не удавалось ни на чем сосредоточить внимание, он не замечал окружающего, мысли его где-то витали, взгляд неизменно устремлялся вдаль.
Поздняя осень была на исходе. За долгие ночи вода в озере успевала сильно охладиться, и вскоре пришлось значительно ограничить себя в купанье. Но и у длинных ночей есть своя особая, неповторимая прелесть: темный, усеянный яркими серебряными точками небосвод, звездопады, таинственный лунный свет.
