Роксана Гедеон - Хозяйка розового замка
Один из них приблизился, приглашая меня на танец, но я ответила так резко, что он не посмел настаивать. Ну уж нет, танцевать с этими людьми я не буду… Мне вообще казалось предательством то, что я пришла сюда. Конечно, я пришла ради Александра… Ах, поскорее бы объявился Талейран!
Я вовсе не была закоренелой ретроградкой. Я понимала, что прошлого не вернуть. Но, Боже мой, даже при том, что я была готова к миру, годы революции не прошли для меня даром. Эти люди, одетые нынче в шелк и бархат, танцующие котильон, — это ведь те самые люди, что совсем недавно убивали нас! Ни за что! Просто так! Лишь из-за того, что фамилия у меня была не такая, как у них, и я знала своих предков до двадцатого колена!
Я с треском захлопнула веер, и гримаса ярости исказила мое лицо. Мне показалось, что Аврора обращается ко мне.
— Что ты говоришь, дорогая? Прости, я прослушала тебя.
— Мама, погляди, вот тот человек… — Голос ее прозвучал робко. — Он наверняка пригласит меня. Можно?
— Что?
— Можно ли мне танцевать с ним?
Я вздохнула.
— Почему же нет, дорогая? Это только от тебя зависит. От того, нравится ли тебе этот человек.
Аврора упорхнула от меня через две секунды после того, как я произнесла это. Я посмотрела ей вслед, подумала о том, что вовсе не следует внушать таким юным девочкам ожесточение, свойственное мне, и медленно двинулась дальше, машинально разворачивая веер.
Звучала музыка, и, казалось, с каждым новым тактом на меня смотрело все больше и больше мужчин. Я сознавала, как притягательно и ярко выглядит мое пламенеющее платье в этом зале, полном бледных женщин и вульгарных офицеров, и уже сожалела, что надела его. Лучше было бы предпочесть что-то менее заметное. И Талейрана нигде не было видно… Мне вовсе не хотелось пробыть здесь до полуночи, занимаясь поисками министра!
Я приблизилась к киоску и взяла стакан лимонада. Становилось жарко. Аврора не спешила возвращаться. И в тот миг, когда я почувствовала, что начинаю злиться, позади меня раздался голос, который я сразу узнала:
— Вы опоздали, мадам. Я… э-э, можно сказать, я уже начинал досадовать.
Я чуть склонила голову в ответ на поклон Талейрана.
— Мне казалось, что и вы, господин министр, не слишком стремились со мной встретиться.
— Я? Вы полагаете, что после столь восхитительного внимания с вашей стороны я могу быть столь неучтив и забывчив? Похоже, вы крепко меня презираете, госпожа дю Шатлэ.
У него в руках была роскошная, редкой работы табакерка; он открыл ее, собираясь, видимо, нюхать табак, и мне стал виден мой изумруд, вделанный в крышку. Более чудесного украшения для такой красивой вещи и придумать было нельзя. Я поняла, о каком внимании толковал Талейран, и невольная улыбка скользнула у меня по губам.
Талейран, сразу взяв деловой тон, произнес:
— Сейчас я представлю вам человека, который нынче занимает важный пост, но в будущем, несомненно, добьется большего. Вы уж найдите способ поговорить с ним.
— Какое влияние он имеет? Он министр?
— Он из военного министерства. Правая рука военного министра Шерера; именно в его компетенции судьба мятежников — казнить их или миловать…
Взглядом он попросил меня повернуться. Я повиновалась, поглядела и, честно говоря, остолбенела.
Это был Доминик Порри, которого я не видела уже год с лишним. В светлом сюртуке неплохого покроя, белом галстуке, жилете и кремовых кюлотах, с каким-то республиканским орденом на груди, он выглядел весьма солидно. Он вообще внушал уважение — высокий, уверенный в себе. Я даже подумала, уж не заважничал ли он. Его русые волосы были напудрены, чего я не замечала раньше. Он тоже смотрел на меня и тоже был поражен. Хотя, вероятно, его предупредили о предстоящем знакомстве так же, как и меня.
Я с невольным ужасом поглядела на Талейрана и прошептала:
— Вы полагаете, этот человек продажен?
— Все окружение Шерера продажно, верьте мне, моя дорогая.
Он произнес это таким тоном, что у меня появились основания рассчитывать, что Талейран на моей стороне, и это меня чуточку приободрило.
Доминик приблизился. Лишь краем уха слышала я обычные слова, произносимые Талейраном: «Мадам, позвольте вам представить гражданина Порри, чрезвычайно приятного человека… Гражданин Порри, это — гражданка дю Шатлэ, она наслышана о вас и давно хотела познакомиться…»
— Да, давно, — повторила я без всякого выражения.
Встреча с Порри подействовала на меня ошеломляюще. Я вдруг вспомнила тот день в Ренне, после того как Александр стрелял в Гоша. Доминик освободил меня тогда, но что это было за освобождение! Он мне прямо заявил, что быть добрым самаритянином ему надоело. Тогда мне было безразлично, что он хотел этим сказать. Возможно, он просто злился? Ах, черт бы его побрал! Этот человек делал мне только добро, но сейчас я бы предпочла видеть на его месте любого, только не Порри!
Талейран ушел, сказав еще несколько любезных фраз. Доминик предложил мне руку; от меня не ускользнуло то, что вид у него при этом был несколько угрюмый.
— Думаю, мы оба понимаем, что то, что говорил сейчас Талейран, — не более, чем слова, — произнес мой старый знакомый.
— Да, наша встреча не случайна. Я приехала сюда с ясно определенной целью.
— Честно говоря, нечего было вмешивать министра. Если уж вы хотите чего-то добиться, могли бы приехать прямо ко мне.
— Боже мой, но ведь я даже не знала, где вы живете, Доминик.
Его лицо исказилось.
— О, конечно. Вы предпочли узнавать адрес Талейрана, а не мой. Как там у вас говорится? Он ваш собрат по сословию.
Я передернула плечами. Потом ясно, в упор поглядела на Доминика.
— Гражданин Порри, отвечайте прямо: намерены вы со мной разговаривать или нет?
— Да. Намерен, — произнес он отрывисто и едва заметно глотнул.
— В таком случае идемте туда, где потише и поспокойнее. Вы знаете здесь такой уголок?
— Не пытайтесь уверить меня, что вы здесь впервые.
Его тон мне не нравился, и я решила хоть как-то одернуть этого слишком возомнившего о себе чиновника.
— Сдается мне, гражданин комиссар секции, вы хотите меня обидеть, — сказала я и гневно, и колко, и чуть насмешливо.
Он молча забрал у меня стакан лимонада, который я все еще сжимала пальцами, и произнес:
— Мне жаль, что вы продолжаете считать меня болваном.
В зимнем саду было тихо и сильно пахло зеленью — словно наперекор непогоде. Звуки музыки и шум зала почти не доносились сюда. Остановившись возле зарослей рододендронов и розового амаранта, я повернулась к спутнику.
— Вы, вероятно, знаете, чего я хочу. Можете ли вы помочь мне?
Он вдруг резко, сильно взял меня за талию, привлек к себе так, что я на миг утратила способность дышать и не смогла даже выставить вперед локоть, чтобы защититься.
— Чего вы хотите! — повторил он угрюмо. — А вы когда-нибудь думали, чего хочу я?
Он был гораздо выше меня, но сейчас его лицо оказалось совсем близко к моему. Я видела его глаза, его полные губы, чувствовала запах довольно крепкого одеколона — все это вызвало у меня легкую неприязнь.
— И чего же хотите вы? — спросила я безучастно, размышляя и продумывая свои действия на ход вперед.
Чувства этого человека никогда не были для меня тайной. И никогда не находили у меня ответа. Но отталкивать его сейчас, отталкивать резко, возмущенно, неделикатно — это означало бы подвергать риску успех моей задачи.
— Я хочу вас! Неужели это так непонятно!
«Как он стал смел! — подумала я даже с легким презрением. — И все потому, что я от него завишу!» Мне не нравилось, когда на меня смотрели так по-животному, как сейчас. Он порывисто наклонился, припал к моим губам, но я с недовольным вздохом отвернула голову, и поцелуй получился весьма краткий, скользящий.
Он обнял меня сильнее, просто сдавил в объятиях.
— Как же вы прекрасны! — прошептал Доминик, касаясь губами моего уха. — В этом платье, сейчас… Я знаю, вы — мое проклятье, но вам стоит только слово сказать, только попросить… Попросите меня так, как только вы можете! Нет ничего такого… чего я бы не выполнил для вас… для того, чтобы иметь повод быть с вами!
Я выскользнула из его рук, находя шепот Порри немного безумным. Честно говоря, его поведение вообще вызывало у меня тревогу. Я очень жалела, что что-то внушила ему. Как было бы приятно иметь дело с человеком совершенно равнодушным!
— Доминик, довольно, — сказала я резко, поправляя волосы и платье, изрядно помятое им. — Все эти страсти достойны детей — вы не находите?
— Детей? — переспросил он с каким-то тупым гневом.
— Да. А мы уже взрослые люди и вести себя должны куда более уравновешенно.
— О да, разумеется! — воскликнул он с яростью, взмахнув кулаком. — Лишь когда речь идет обо мне, вам приходит в голову, что мое поведение неуравновешенно!
