Олег Руднев - Долгая дорога в дюнах
Он невольно усмехнулся, сдернул с головы фуражку, подошел к стене, стал рядом со своим юным изображением:
— Неужели не похож?
Илга вздрогнула. Теперь она и сама видела, что паренек в матросской блузе и майор с орденами на груди — одно и то же лицо.
— Так вы и есть Артур Банга? Тот самый…
— Какой тот самый? — его озадачила странная растерянность девушки.
— Ну… Тот, на которого пришла… Илга никак не решалась произнести слово «похоронка».
— Что, «на которого»? — уже неприязненно повторил он.
Илга совсем растерялась, но тут же подумала: а что, если он вовсе и не знает про похоронку? Собралась с духом:
— Вы разве не знаете, что на вас была похоронка?
— На меня? Похоронка? — теперь настала очередь удивляться Артуру. — Когда?
Учительница наморщила лоб, припоминая, когда же это было.
— Осенью прошлого года. Как только наши пришли.
Банга опустился на стул, растерянно сказал:
— Дела-а… В общем-то я побывал на том свете… Но чтобы похоронка, это я впервые слышу.
— Как на том свете? — испуганно спросила она.
Болезненная улыбка, похожая на гримасу, исказила его лицо:
— Обычно. Сложили всех в одну могилу и присыпали. Хорошо хоть сверху оказался, да земли в спешке не густо навалили. Ночью пришел в себя, выбрался.
— Как же это можно, живых? — девушка смотрела на него с ужасом.
Артур вынул из кармана папиросы, неспеша ответил:
— Живых там не было. Это я один, случайно… Бездыханный, без сознания… Ну, впопыхах, под горячую руку и…
— А как же потом?
— Потом? Ночью пришел в себя, выбрался, приполз к своим… Потом госпиталь… Полгода ничего не слышал, не разговаривал… А там потихонечку, полегонечку и, как видите… Извините, я без разрешения, — он поднялся, озираясь, куда бы сбросить пепел.
— Артур! Боже мой! — раздался неистовый женский крик, и в комнату вихрем влетела Бирута. — Мне говорят, а я не верю…
Банга не успел опомниться, как оказался в объятиях.
— Живой! — Она трогала ладонями его лицо, гладила волосы и счастливо улыбалась. — А мы тебя похоронили.
— Ну вот… Обманул всех, — смущенно, почти виновато сказал он.
Бирута отстранилась от него, сжалась в комок и, взглянув на Бангу больными, измученными глазами — полными отчаяния и надежды — спросила:
— Может, и Лаймон так же?
Он не смог выдержать ее взгляда, отвернулся, глухо сказал:
— Нет, Лаймон нет. У меня на руках…
Артур оказался в том же самом кабинете, где когда-то допрашивали Марту; по другую сторону стола сидел и участливо смотрел на него тот же самый следователь.
— Жаль, — сочувствующе сказал следователь. — Жаль, что тогда не было ваших показаний. Только они и могли изменить дело.
— Оставим сожаления в стороне, — сухо ответил Артур. — Как вы намерены исправить вашу ошибку?
— Ошибку? — вскинул брови юрист. — Кто вам дал право говорить об ошибке? На основании тех материалов, которые имелись, я вел следствие со всей добросовестностью. Никакого пристрастия у меня не было.
— Толку-то в вашей добросовестности, — не сдержался Артур. — Если в результате ее невинный человек, женщина с ребенком, засылается черт знает куда… За что, про что, спрашивается, вы…
— Еще раз повторяю, — оскорбленно перебил следователь. — Если вы считаете, что решение несправедливо, можете его обжаловать. Но подвергать сомнению объективность следствия, обвинять нас, понимаете, в предвзятости, в заведомых ошибках…
— Конечно, — язвительно вставил Артур. — Ошибок у вас не бывает, всегда полный ажур.
— Послушайте, майор, с какой стати я должен выслушивать оскорбления? И за что?
— Вы считаете — не за что? Вы не смогли или не захотели разобраться по здравому смыслу, по существу, по элементарной человеческой совести, наконец…
— Да как разобраться? Как? — припечатал ладонью к столу следователь. — Откуда я должен был брать факты? С потолка? Свидетелей откуда вызывать? С помощью спиритических сеансов? С того света?
— Как разобраться? — сузил глаза Артур. — Когда мне на фронте приказывали взять языка, я не спрашивал как. Я шел и брал. А вы… Знаете, если ошибается сапер, расплачивается жизнью он сам. А вот за вас, к сожалению, другие. Он резко встал и, не прощаясь, направился к двери.
— Стойте! — окликнул его следователь. — Куда вас понесло? Вы что — пришли поругаться, и все? Или помочь вашей знакомой? Вы ведь даже не потрудились изложить письменно свои показания.
Артур стоял набычившись посреди кабинета — и уходить глупо, и оставаться невыносимо.
— Я понимаю, вам сейчас больше всего хочется пойти н накатать на меня во-от такую телегу, — усмехнулся следователь.
— А вам чего хочется? — огрызнулся Банга, — Чтоб на вас меньше жаловались?
— Да жалуйтесь, — устало отмахнулся юрист. — Вам ответят примерно то же: не было материалов, нет оснований для претензий. Только затянет дело. — Он прошелся, закурил. — А мне бы не хотелось — понимаете? — он в упор взглянул на Бангу. Откровенно говоря, после всего, что узнал от вас, у меня желание одно: как можно быстрее добиться пересмотра дела. Хотя это совсем не простая процедура, как вам, наверное, кажется. Не говоря уже обо всем дальнейшем.
Артур все еще недоверчиво косился на него, потом спросил:
— Можно хотя бы узнать, где она находится?
— Что, она никому не пишет? — удивился следователь.
— Представьте себе — никому.
— Странно…
— А что тут странного? Меня она считает погибшим, родных у нее здесь никого… Да, видно, и общаться со старыми друзьями не очень хочется. Крепко вы отбили у нее эту охоту.
Следователь сочувственно посмотрел на Бангу, понимающе вздохнул:
— Что ж, сегодня же направим запрос. А вы… Вот вам бумага, садитесь сюда и пишите. Да поподробнее, поподробнее…
Облачная пелена над горизонтом была перламутрово-серой, но по нижнему ее краю проходила огненная кайма. Постепенно она розовела, наливалась золотистым светом. Но море не торопилось отразить на своей глади предзакатную игру красок. Оно еще пыталось сохранить глубинные, холодные цвета Балтики. И вдруг пелена прорвалась. Из-под нее над самой чертой, разделяющей небо и море, показался нижний край тяжелого огненного шара.
Артур стоял у воды босиком на влажном песке. Его походные сапоги лежали рядом. Солдат и рыбак праздновал встречу с родиной. На душе было и радостно, и горько. Радостно потому, что жив, потому, что дома, потому, что не слышно больше грохота разрывов, потому, что над головой родное небо, а у ног плещется родное море. Горько же оттого, что он не мог насладиться всем этим в полную меру. Марта… Где она, что с ней?
Вдали появилась женщина. Она шла вдоль отмели, там, где словно серебристое ожерелье, цепью протянулись крохотные озерца, оставленные отступившим после шторма морем. Потревоженные чайки с гортанными криками кружили у нее над головой. Артур закрыл глаза — так вдруг захотелось поверить в невозможное.
— Куда же вы исчезли? — подходя, спросила Илга. — Второй день за вами бегаю. В общем, так. Мы с Бирутой обо всем договорились — я буду жить у нее. Ваш дом свободен. Напрасно деликатничаете.
— А вы совершенно напрасно торопитесь, смущенно ответил Артур. Я же еще и не демобилизовался. Так, в отпуске после ранения.
— Все равно, я свои вещи унесла.
— И цветы? — улыбнулся он.
— Они вам не помешают? — вопросительно взглянула на Бангу учительница. — Пока вы совсем не вернетесь, я их буду поливать. И сад тоже. Жалко, если погибнет. Земля здесь — сплошной песок.
— Странно, — задумчиво сказал Артур.
— Что странно? — не поняла она.
— Это я о человеке. Вообще… Может дрожать над цветком, а может вот так… — Банга до хруста сжал кулаки.
— Но всегда добро побеждало зло, — по-школярски убежденно сказала Илга.
Он с интересом посмотрел на девушку, улыбнулся:
— Особенно в книжках.
— Не согласна, — учительница упрямо наклонила голову, нахмурилась. — Вы многое повидали, многое пережили. А в принципе… Вот увидите, все образуется. И Марту свою найдете.
Он удивленно вскинул голову:
— А вы откуда знаете?
Она не смутилась, не опустила взгляда.
— Бирута рассказала. И Калниньш тоже. Кстати, он вас сегодня разыскивал.
— Калниньш? — чуть не крикнул Артур. — Он в поселке? — и начал торопливо натягивать сапоги.
Они сидели в доме Банги, оба задумчивые, тихие. Поговорили обо всем, не касались только главного. Калниньш встал, подошел к окну, долго смотрел, как солдаты мыли трофейный «опель». Наконец, не выдержал, обернулся:
— Я знаю, о чем ты хочешь спросить. Судил Марту не я, хотя не скрою — принимал участие в расследовании. А факты, понимаешь, вещь упрямая.
— Какие факты? — угрюмо спросил Артур.