Дафна Калотай - В память о тебе
— Биттэ! — прошептала Нина. — Помогите мне.
После минутного промедления девушка, словно ящерка, проскользнула в Нинину гримерную. Дверь бесшумно закрылась за ней.
Квартира Дрю находилась в самом центре Бикон-Хилла. Даже элитное и дорогое жилье в этом районе отличалось относительной непритязательностью: маленькие комнаты, низкие потолки, старые водопроводные трубы и никаких прачечных в подвалах. В конце концов, это старейшая часть города, его исторический центр. Отсюда, через реку, одна остановка на метро до Кембриджа, рукой подать до Бэк-Бэй, а через Коммонвэлс-авеню — до Даунтаун-кроссинг, центрального торгового района. Стоя на выложенном красным кирпичом тротуаре и пытаясь найти фамилию Дрю на табличке над старинным дверным звонком, Григорий думал о том, что является звеном цепочки, протянувшейся из прошлого. Когда-то эта земля не была так густо заселена, узкие улочки не мостили булыжником, а кривые оконца не смотрели на мир стеклянными глазами. Сколько сбитых с толку, страдающих от безнадежной любви людей стояли до него на этом месте перед старым домом?
— Здравствуйте.
Ее голос, голос Дрю.
— Это Григорий. Я пришел извиниться.
Повисла мучительная тишина, потом ее голос произнес:
— Входите.
Поднявшись по лестнице, Григорий увидел Дрю в проеме двери, что вела в квартиру. На ней было нарядное зеленое платье, которое ему уже доводилось видеть раньше, но на ногах — ни сапог, ни чулок. Дрю стояла босиком на выщербленном от времени полу. Григорий в нерешительности отступил на шаг.
— Простите мое поведение. Обычно я так не поступаю.
Дрю жестом пригласила его войти.
— Я еще раз просмотрел письма… — немедленно пустился в объяснения Григорий. — То, что вы сказали, имеет смысл. Но что касается стихов, то тут возникает много вопросов…
Дрю кивнула головой и сказала:
— Присядьте.
Григорий уселся рядом с ней на большом продавленном диване.
— Понимаете, я сказал вам, что получил сумку с письмами, фотографиями и кулоном от своего родственника, но скрыл, что этим родственником была моя приемная мать. Она сказала, что эти вещи принадлежали женщине, родившей меня.
— Понятно.
Лицо Дрю стало серьезным.
— Я чувствую себя полным идиотом. Всю жизнь я считал себя не тем, кем являюсь на самом деле.
Она снова кивнула.
— Я создал миф о своем рождении. Все мои предположения строились на ложных предпосылках. Я был молод, когда мои приемные родители умерли, и их смерть произвела на меня сильнейшее впечатление. К счастью, я встретил девушку, которая стала моей женой, моей семьей. Но потом она умерла, и я остался один. И вот очередная утрата — потеря семьи, созданной моим воображением… — На мгновение задумавшись, Григорий улыбнулся. — Я знаю, что это глупо, но у меня до недавнего времени было иное представление о том, кто я есть, и основывалось оно исключительно на предположении, кем были мои родители.
— Это не глупо, а вполне естественно. Но какое это имеет отношение к тому, кем вы являетесь?
— Моя вера в собственные дедуктивные способности пошатнулась, — улыбнулся Григорий. — Я делал неправильные выводы из прочитанного… почти всегда…
Дрю вгляделась в его лицо.
— Я смотрю на вас, сравниваю с лицами Герштейна и той красивой балерины на фотографии, — улыбнувшись, сказала она, — и не нахожу сходства. Вы — это вы.
«Какая она добрая!»
Григорий почувствовал тупую боль в груди.
— Знаете, я хотел бы оставить кулон.
Лицо Дрю дрогнуло.
— В чем дело? — тут же спросил он.
— Надеюсь, вы это несерьезно?
— Ну… нет… не совсем… Без аукциона мы бы не познакомились. Я просто хочу… — Григорий запнулся. — Я хочу снять кулон с аукциона. Это возможно?
— Да, но надо будет заплатить неустойку.
— Сколько?
— Тридцать пять процентов оценочной стоимости. Насколько я помню, оценочная стоимость кулона — восемьдесят семь тысяч. Следовательно, вам придется заплатить…
— Тогда бог с ним! — отмахнулся Григорий.
— Извините, — прошептала Дрю. — Я думала, вы знаете правила.
— А другого способа снять его с аукциона нет?
— Некоторые вещи снимают, если они потерялись. Ну, не обязательно потерялись на самом деле… Просто их не могут найти сотрудники инвентарного контроля. Тогда мы не выставляем их на аукцион.
Дрю опустила глаза, и ее лоб покрыли морщинки. Григорию показалось, что она всерьез обдумывает возможность «потерять» кулон.
«Неужели она готова сделать это ради меня?» — не веря себе, подумал он.
— Прошу вас, Дрю, не волнуйтесь. Все нормально. Серьезно. Просто мне хотелось бы увидеть его на вас.
Дрю широко улыбнулась, и из уголков ее глаз разошлись лучики.
— Теперь вы знаете о неразберихе, связанной с моим рождением. Расскажите, пожалуйста, о своей семье. У вас есть брат или сестра? Расскажите о своих родителях.
Она — единственный ребенок в семье. Ее отец-бизнесмен родился в Британской Колумбии[60], мать родилась в Финляндии, но выросла в Нью-Йорке. Самые лучшие отношения у Дрю были с бабушкой.
— Не знаю почему, но я всегда ее понимала. Мы были очень близки. Родители говорили, что мы очень похожи по характеру. Это при том, что ее жизнь разительно отличалась от моей.
Она рассказала Григорию о бабушкином детстве, проведенном в деревне, о переезде в город, о неожиданной смерти горячо любимого мужа, дедушки Дрю, о втором браке… Ее мужа-пульмонолога, специалиста по заболеваниям легких, пригласили на работу в одну из нью-йоркских больниц.
— Вот так они и оказались в Соединенных Штатах… Кстати, мы уже говорили о записках моего деда. Вот они. Только сегодня пришли по почте.
Дрю вскочила с места, но потом внезапно села обратно.
— Знаете, это сродни чуду. Сегодня вы наконец узнали, кем были ваши биологические родители…
— Вы так считаете?
— Да. И у вас есть шанс прожить жизнь так, как хотели они, но им этого не позволили. Вы можете создать семью.
В душе Григория бушевала буря. Его сердце переполнялось новыми чувствами и одновременно разрывалось на части. Он склонился к Дрю и погладил ее по волосам. Его тело вспомнило почти забытое чувство зудящей боли от ожидания близости с женщиной. Его пальцы пробежали по спине Дрю, нежно прикасаясь к выпирающим позвонкам. Время остановилось. Они словно потерялись в нем. Часы стали не длиннее мгновений…
Дрю поднялась и повела его в спальню. На душе Григория было легко и радостно. Происходящее, несмотря на всю свою грандиозность и исключительность, казалось вполне естественным…
Спрятавшаяся в общей гримерной Нина слышала, как руководитель выкрикивает ее имя. Несколько раз хлопнула дверь отведенной ей гримерки. Вскоре он, комсорг и директор театра уже бегали по коридорам и помещениям здания, поднимались и опускались по многочисленным лестницам. Они дважды заглядывали в общую гримерную, не обращая внимания на протесты костюмерши и полуголых балерин, и, ничего не объясняя, исчезали, сохраняя видимость того, что ничего экстраординарного не произошло. Каждый раз при их появлении одетая в сценический костюм лебедя Нина наклонялась, поправляя кончики лент на пуантах. При этом спину она сгибала так, чтобы не быть похожей на себя. Большая круглая вешалка в центре комнаты с отделанными рюшем балетными пачками служила прекрасным укрытием. Туфли, свитер и косметичку Нина прикрыла пальто, взятым у немки.
Совесть ее была неспокойна. Ее мучило чувство вины за то, что она вовлекла молоденькую девушку в свою авантюру. К чему бедняжке бриллиант, если выяснится, что она помогла Нине бежать? Все усугублялось беспокойством за собственную безопасность.
Нельзя терять самообладание. Склонившись, Нина массировала мышцы ног. Девушки в гримерной продолжали прихорашиваться, не обращая на нее никакого внимания. Впервые в жизни Нина порадовалась нарциссизму балерин. Каждая из девушек в этой комнате интересовалась исключительно собой, своим костюмом, прической и гримом, не замечая никого и ничего вокруг себя. Если возникала опасность, что кто-то может увидеть ее лицо, Нина прикрывалась рукой, делая вид, что поправляет украшенный перьями головной убор или собранные в узел волосы. Ту же тактику она использовала, когда вместе с другими девушками-лебедями шла по коридору в направлении сцены.
Перед ведущей на сцену дверью случилась заминка. Нина узнала голос своего руководителя.
— Что? Вы уверены?
— Она покинула здание, — ответил мужской голос с сильным акцентом. — Франц видел женщину точь-в-точь в таком пальто, как вы говорили.
Третий мужчина сказал что-то по-немецки.
— Франц не уверен, — перевел второй. — Он может поклясться, что видел эту балерину и раньше. Ему показалось, что она шла домой.
