Дафна Калотай - В память о тебе
Обзор книги Дафна Калотай - В память о тебе
Дафна Калотай
В память о тебе
Предисловие
До недавнего времени Дафна Калотай, талантливая писательница с русскими корнями, публиковала лишь сборники рассказов — вот, пожалуй, и все, что известно о ее биографии. Но грандиозному замыслу «В память о тебе» было тесно в малом жанре… Дебютный роман Калотай — удивительная история любви, как бы сшивающая два разных мира: современный Бостон и убогую, пугающую Россию по ту сторону железного занавеса.
Бывшая прима Большого театра эмигрантка Нина Ревская — связующее звено между русской интеллигенцией, зажатой в тиски сталинизма, и героями нашего времени, такими как предприимчивая американка Дрю Брукс… Встречи с этой молодой представительницей аукционного дома «Беллер», заинтересовавшейся пожилой обладательницей уникальной коллекции драгоценностей, пробуждают в Ревской воспоминания о родине и о былой любви. Что заставило Нину бежать на Запад: удушливая атмосфера сталинского режима, режима доносов и доносчиков; собственная свекровь, как она говорила в одном из интервью, или некое событие, утаенное даже от самых близких?..
Виктор. Она должна пустить с молотка все, что напоминает о нем, — иначе не забыть! И в первую очередь янтарные серьги и браслет, которые он ей так и не подарил, — сама взяла на прощанье.
В уединенную жизнь прикованной к инвалидному креслу Ревской пытается проникнуть Григорий Солодин — человек на одно поколение младше ее. У него есть кулон из того же янтарного набора, несколько групповых снимков, на которых Ревская с мужем Виктором и друзьями, а еще письма — «наследство» от настоящих родителей Григория. Их он не видел никогда, но ищет всю жизнь. Так почему же эта женщина, в которой он готов узнать мать, так упорствует в своем нежелании с ним встречаться? А что, если убеждение, которое пришло к ней много лет назад, окажется ложью? Удастся ли Григорию раскрыть тайну своего рождения? Лишь бы в этой бессмысленной погоне за прошлым он не упустил свой шанс на счастливое будущее!..
Герои этой трогательной саги не только вызовут ваше сопереживание, вы поверите в их реальность! Мастер художественной детали, Калотай включила в роман дневник русского дедушки Дрю, перекликающийся с лирикой Ельсина.
Поэт Виктор Ельсин, муж Нины, лучшие свои стихотворения написал в Переделкино, где в свое время жили и работали многие советские писатели: Бабель, Пастернак, Ильф и Петров… И судьба Ельсина — как и большинства из них — глубоко трагична.
Образ Ревской, жившей лишь любовью и балетом, не может не вызвать ассоциации с прославленной Майей Плисецкой. Восхождение Нины по «балетной лестнице» во многом напоминает становление этой гениальной танцовщицы. Обе они начинали с феи Сирени в балете «Спящая красавица», потом была Китри из «Дон Кихота» и, наконец, партия Одетты-Одилии в «Лебедином озере». Правда, Нина танцевала на сцене лишь Одилию, злокозненного двойника королевы лебедей, и в жизни она жестоко поступила с балериной-Одеттой.
Почему Нине пришлось оставить у смертного одра лучшей подруги ее осиротевшего сына? Удастся ли ей искупить свою вину?
Настоящая Нина Ревская, выдающийся концертмейстер-методист балетного класса, жива и по сей день, и нам остается только гадать, с какой целью Дафна Калотай дала своей главной героине это имя. И это не единственная загадка романа…
Приятного вам чтения!
ОТ АВТОРА
Так как данная книга, несмотря на историческую достоверность, является художественным произведением, я сочла допустимой определенную вольность с информацией, которую собрала во время своих исследований. Так, например, трудовой лагерь, упоминаемый в записках Трофима, не имеет прототипов среди известных мне лагерей, но навеян предположением, сделанным Викторией Финлей в книге «Тайная история драгоценностей»: на янтарных шахтах Калининградской области работали заключенные из ГУЛАГа.
Большая часть сведений о янтаре получена мною из книги Бенджамина Цукера «Самоцветы и драгоценные камни. Справочник знатока».
Я старалась придерживаться фактов в описании жизни людей творческих профессий в Советской России. При воспроизведении реакции людей на изменения в повседневной жизни советского общества я пользовалась работой Орландо Фиджиса «Шепчущие». Воспоминания Надежды Мандельштам, Ильи Эренбурга и других деятелей советской культуры существенно обогатили меня. В воспоминаниях Эренбурга содержится анекдот о том, как Жданов давал советы музыкантам. В книге Сергея Довлатова «Наши. Русский семейный альбом» рассказывается о том, как писатель Зощенко, подобно Гершу, старался помочь своим друзьям «не замечать» его. «Московские воспоминания» Эммы Герштейн содержат описание жизни еврейки-интеллектуалки в столичной литературной среде. Именно ее книга вдохновила меня на создание образа Зои.
Письмо Зои к Сталину написано в подражание писем, включенных в исследование Андрея Соколова «Сталинизм как способ жизни».
Также я выражаю свою признательность авторам многочисленных путевых заметок, дневников и неофициальных исследований по советской культуре. Эти люди, несмотря на «железный занавес» и особенно страшные времена, проникали в Советский Союз из стран Запада и оставили воспоминания об этих поездках, грешащие зачастую, впрочем, предвзятостью и однобокостью. Особенно полезными для меня были книги Лидии Кирк «Московский штемпель», из которой я позаимствовала рассказы о беременности, приведенные в эпизоде разговора Нины и Веры в бане, и Харрисона Салисбери «Московский журнал. Конец Сталина», в которой пересказываются анекдоты из «Крокодила».
Шутка «Воры, проститутки и чекисты работают ночью» позаимствована из книги «Сталин у власти. Революция сверху».
Среди массы воспоминаний балерин, которые я прочла, особенно выделяется книга «Я, Майя Плисецкая», дающая нелицеприятную картину мытарств человека искусства в СССР и рассказывающая о закулисной жизни в Большом театре. Неоценимую помощь в воссоздании повседневной жизни балерины мне оказала книга Мари Пакет-Нессон «Балетный корпус», описывающая гастроли Американской балетной труппы в пятидесятых годах двадцатого века. Я также признательна Галине Вишневской за книгу воспоминаний «Галина. Русская история», в которой дается описание жизни в Большом театре, в особенности за рассказы о посещении оперных постановок Сталиным. В книгах Соломона Волкова «Волшебный хор» и «Шостакович и Сталин» описывается жизнь людей искусства под советским правлением и тенью антисемитизма.
При воссоздании восприятия Западного Берлина глазами советских граждан я до некоторой степени пользовалась «Прыжком через занавес» Норы Ковач и Иштвана Рабовски.
Трогательная книга «Задушевность и страх. Советские дневники 30-х годов» Вероники Гаррос помогла мне в написании сцен ареста и посещения тюрьмы родственниками арестованного, а также натолкнула на мысль включить в повествование дневник Трофима.
Посвящается Мамуке
Светлой памяти Имре и Бэмби Фаркасс
Тогда я впервые осознала, что любовь является не только источником радости и забав, но и неотъемлемой частью трагедии жизни. Она вечное проклятие и в то же время всепобеждающая сила, дающая смысл самой жизни.
Надежда МандельштамУ ее мужа были старомодные представления о драгоценностях: мужчине следует покупать их своей жене в качестве доказательств чувств, которые он из деликатности не осмеливается проявлять.
Вилла КатерКНИГА ПЕРВАЯ
Лот № 7
Алмазные серьги-гвоздики. Два бриллианта округлой огранки весят приблизительно 1,61 и 1,64 карата[1]. Цвет камней — Н, чистота — VS2. Оправы из белого золота с четырьмя крапанами[2], проба — 18 каратов. Русские клейма. Цена — $ 20.000—22.000.
Глава первая
Было пасмурно. День выдался на удивление холодным и безжалостным к одиноким прохожим, которые двигались вдоль длинной череды деревьев, что разделяли Коммонвэлс-авеню, центральный бульвар Бостона. Даже одетые в пальто маленькие собачонки выражали неудовольствие и нетерпеливо тянули своих хозяев за поводки.
Квартира Нины Ревской выходила окнами на север. Третий этаж. Под окнами — декоративные медные балкончики, давно уже позеленевшие и приобретшие оттенок «блеклой мяты». Скоро солнце — вернее, тусклое пятно, заменявшее солнце, — устав от своих безрезультатных потуг, скроется за горизонтом, и серые ряды каменных зданий осветит скромное сияние уличных фонарей.
Желая лучше разглядеть, что происходит внизу, на тротуаре, Нина попыталась повернуть голову, но не смогла. Мышцы отозвались тупой болью. Инвалидное кресло-коляска уперлось в стену и не двигалось. Превозмогая боль, Нина всем телом подалась вперед. От ее дыхания оконное стекло запотело.
